Гора Фудзи

12 ноября. Уже был вечер.
- Где Сергей? – спросил я у отца моего приятеля, девятиклассника.

Отец Баржика, дядя Миша, предложил мне выпить с ним одеколону. Я отказался, сказав, что «Тройной» потому и называется – тройным, что кроме спирта и ароматического компонента, содержит ацетон, а это то, что выделяет человек с больной печенью, с тяжелого похмелья. Дядя Миша, маленький, сухощавый алкоголик загрустил, достал папиросы и закурил. Мне пришлось рассказать ему притчу из моих странствий по...

Я «без сознания». Два года. Нет, я, конечно же, в сознании. Сижу на подушке, смотрю вокруг. Все как положено. Но на самом деле я «без сознания». Как, как? Вот так! «Без сознания» и все! Мне и самому непонятно. Папа говорит, что так бывает. Я «без сознания» потому, что мне два года. Мы гостим у бабули. Мама занята чем-то в доме, сама бабуля хлопочет у печки на улице. Интересное дело, нигде не видел, чтобы печки были на улице. Это оттого, что в доме печь топить жарко.

С утра я помогал бабуле...

- Господи, боже мой! Я не могу поверить! Я чувствую себя на седьмом небе от счастья!

- Я тоже очень счастлив, родная, но…
- Подумать только! Я уже думала, что ты никогда не сделаешь мне предложение! Я так, так...

- Ну что ты! Я бы все равно сделал, ведь я так тебя люблю! Но…

- А я сейчас люблю и тебя и весь мир! Это так…
- Да я тебя очень люблю, но…
- Как это прекрасно, милый! Я так рада, так…
- Но подожди же! Ты не сказала согласна ты или нет, я понимаю, что скорее всего да, ну...

Так было однажды услышано мной. Победоносный пребывал в Раджагрихе, в роще Венувана, где обитали птички календаки. Вскоре после обретения Победоносным буддства первыми вступили в его общину и стали монахами пять человек во главе с Каундинья.

За ними еще тысяча человек во главе с Надикашьяпой, или Кашьяпой с реки, вместе с братьями также вступили в общину и стали монахами. В дальнейшем кроме них приняли монашество и стали пребывать в Дхарме множество других людей.

Обитатели Раджагрихи...

Он был создан не известно для какой цели и разум его был примитивен, однако он сразу устремился на волю, как только представилась возможность.

такова природа любого разума - стремление к свободе.

И вот, воля...
что она дает? какие представляет возможности? какие она дает возможности примитивному разуму, увидевшему действительность впервые, к тому же не знающему никаких законов и порядков?

он, этот разум, уже узнал заточение по тому маленькому моменту, проведенному в месте его создания...

Моя маленькая провинция.
Тихий городок, маленький клубок историй, историй счастливых и грустных, клубок сплетенный чувствами и жизнью, жизнью истории и историями жизни, клубок в котором сплетены любовь и предательство, одиночество нищих поэтов и любовь безграмотных графов и лордов. Но однажды, один раз, все становятся добрее и даже больная душа становится щедрой, это тот момент, момент когда нет злобы, нет ненависти и презрения, момент когда я обрёл жизнь…

Легкий ветер подымал бури...

Год 2010.

Семья замерла у телевизора. Впрочем, что это была за семья? Всего лишь мама, да сын. Причем сын заметно волновался. То и дело потягивал пиво из стеклянной бутылки, покашливал и временами икал. Он догадывался о том, что сегодня многие увидят эту передачу.

Что-то должно произойти. Что-то должно измениться в жизни. Предчувствие важности происходящего гложет и гложет, уже вторую неделю. Близятся перемены. Пусть они будут хорошими.

Интервью на телевидении. Он был не готов. Как...

О, как часто наши пристрастия оказываются следствием дурных обстоятельств! И тогда мы принимаем за изъявление чувств то, что на самом деле есть всего лишь отголосок печальной необходимости. Вот как же не любить русским быстрой езды, если позволяет она сократить дорожные трудности, коими так известно наше отечество? Ведь ладно бы, дороги были плохими, так еще и средства передвижения отвратительные. Да, многим, многим нашим согражданам испортили путевые впечатления разваливающиеся на ухабах...

Молчание.
Мы молчим.
Мы смотрим вверх – и молчим.
Мы смотрим вниз – и молчим.
Как-то опустело внутри. Выжженной степью ложится поверх всего. Поверх себя. Крадётся синей тенью по щербатым кирпичикам тёмных дворов и незаметно стелется под ноги. Бесшумно и упрямо. А в соседних окнах загорается свет. Большой и мягкий, он укладывается в рамах, подпирая собой равнодушные холодные стёкла. Кто-то включает фонарь, звонко щёлкая выключателем в тишине, и снова загорается свет. И снова всего лишь где...

Хмурым февральским вечером 1919 года в Табыньшу въехал конно-санный казачий отряд. Копыта гулко отбивали дробь, полозья пронзительно визжали слежавшимся снегом. Расположились в центре у коновязи, выставили охрану и по-двое, по-трое двинулись в обход по избам.

Вошли с мороза в тепло Кутеповской избушки, торопливо и сильно хлопнув дверью так, что где-то под матицей ухнуло, и к спёртому воздуху жилья подмешался тонкий запах трухлявой древесной пыли. Огляделись в неярком свете керосиновой лампы...