Кэтрин не бежала, она летела, не чувствуя своего тела, не ощущая довольно таки грязного, бугристого, осеннего тротуара под ногами, не чувствуя сырого, преддождевого ветра. Еще немного и, казалось, она закружится в безумном танце. Но удивленные, осуждающие взгляды редких, встречных прохожих, удерживали ее от окончательно безумного поведения. Если воздушные поцелуи вперемешку с показыванием языка и подпрыгиванием ни есть окончательно безумное поведение. Все казалось ей не реальным и замечательным.
Но и действительность тоже была прекрасной. Ее Кэтрин, молодую балерину из «Танцевального театра Гарлема» пригласили работать в «Американ балле тиэтр», с подписанием контракта на последующие пять лет, в тот самый театр которым когда-то руководил Нуриев, где танцевали Алисия Алонсо, Нора Кей, Наталья Макарова, Карла Фраччи. И не просто в труппу простой балериной, а солисткой, и сразу на исполнение партии Мари в Щелкунчике во всех рождественских спектаклях.
Это было так неожиданно, так прекрасно, что она вот уже час не могла прийти в себя, находясь в беспамятной эйфории.
Еще час назад Катрин не могла об этом и мечтать. Она гостила эти выходные, как в прочем и большинство своих выходных, у тети Бетти, после смерти родителей оставшейся единственным родным человеком. Вообще, частые приезды в Патерсон в гораздо большей мере были связанны с Ричардом, чем со стареющей Бетти. Общение с тетей последнее время было коротким, тетушка понимающе довольствовалась малым. Только уважение к провинциальным взглядам с детства знакомых соседей, заставляли Кэтрин приезжать на выходные в дом тети, а не сразу к Ричарду.
Любовь между Кэтрин и Ричардом проклюнулась еще в детстве, дети жили по соседству и очень дружили. Но разные наставления родителей, отсюда разные увлечения и стремления развели их в подростковом возрасте по разным учебным заведениям и не дали этой любви развиться и окрепнуть. Кэтрин увлеклась классическим танцем, а Ричард – техникой. После завершения учебы - у каждого своя работа, своя жизнь.
Но вот позапрошлым летом, была неожиданная встреча на пляже Лонг-Айленда. И оказывается любовь не умерла и смогла вспыхнуть ярким пламенем.
Замечательно счастливый, но очень трудный год был прожит. Уже зимой они захотели жить под одной крышей, но никак не могли этого осуществить. Кэтрин работала в балетной трупе театра в Нью-Йорке, а Ричард инженером на текстильной фабрике в Патерсоне. Вот и получился трудный год, но не столько из-за постоянных поездок друг к другу на выходные, хотя их выходные чаще всего не совпадали, а из-за тупика, незнания, что им делать дальше. Они даже обручились, хотя ни он, ни она были не готовы пожертвовать своей работой и переехать, но и не могли долго быть друг без друга.
И вот теперь, после звонка агента, сообщившего радостную новость, открывается для Кэтрин такая перспектива. И творческая, и материальная, и в решении вопроса о семейной жизни. Теперь у нее будет достаточно средств, чтобы дать возможность Ричарду спокойно устроится в Нью-Йорке и даже переквалифицироваться, если понадобится.
- Опаньки, совсем на радостях забыла, – подумала Кэтрин, - Ричард ждет, а я бегаю по улицам как сумасшедшая. – Она взглянула на часы. Ничего себе, сколько времени прошло.
Кэтрин остановилась, помотала головой, возвращаясь в действительность, огляделась и поняла, что зашла довольно таки далеко от дома Ричарда, но находится достаточно близко от любимого ими обоими итальянского ресторана. В голове у девушки возникла идея, и она бросилась к телефонной будке.
- Ричард, дорогой, - торопливо, еще находясь в возбужденном состоянии, говорила она в трубку, - я буду ждать тебя у ресторана Луиджи, быстрей приходи. У меня потрясающая новость, надо отметить. Нет, нет милый, я тоже этого хочу, у нас вся ночь впереди. Посидим немного, поедим, выпьем по бокальчику и домой. Конечно я все тебе расскажу. Вот и поторопись, быстрей придешь, быстрей узнаешь. – Кэтрин весело засмеялась. – Жду, целую. – И повесила трубку.
За сто ярдов до ресторана Кэтрин чуть было не столкнулась со странным, безликим мужчиной, казалось метнувшегося ей навстречу от стоявшей прямо напротив главного входа шикарной, серебристой, большой машины. Ей почудилось даже, что бежавший буркнул ей: «уходи». Или не почудилось, она в растерянности остановилась, оглядываясь, безликого и след простыл, зато она увидела немного странного и тем интересного человека выходящего из ресторана - высокого черноволосого господина в накинутом на плечи сером, дорогом пальто. В одной руке он держал темную трость с блестящим набалдашником, постукивая им по другой руке в лайковой перчатке. Это выдавало некую нервозность, скрытую за таким лощенным и вальяжным видом мужчины. Его до блеска начищенные туфли, по балетному носками в стороны, аккуратно переставлялись со ступеньки на ступеньку. Напомаженные волосы блестели почти так же как туфли
- Ну, прямо мышиный король. – Чуть вслух не произнесла девушка. Образ мышиного короля подкреплялся тонкими усиками на не загорелом, сероватом лице незнакомца, длинным носом и выглядывающими из-за его плеч головами сопровождающих охранников. Кэтрин чуть не прыснула со смеху, но сдержалась, только губы ее дрожали от усилия и глаза метали искры.
Серый господин, почувствовав, что на него кто-то смотрит, слегка повернул голову в ее сторону, оглядел ее с ног до головы слишком уж оценивающе и, потеряв интерес или торопясь, отвернулся и направился дальше к поджидавшей его шикарной машине. Девушка даже фыркнула, дернув плечиком, под таким наглым взглядом.
Дверцы машины захлопнулись за мышиным королем и его спутниками. Кэтрин брезгливо оттопырила нижнюю губку и стала было поворачиваться боком к нахалу и его машине, не успела, и ей пришлось увидеть вспышку бордового цвета, подпрыгнувшую вверх и переворачивающеюся в воздухе машину, пламя на ней, услышать короткий грохот, и успеть удивиться последующему за грохотом тишине и собственному полету.
Взрывная волна подбросила Кэтрин в воздух, она летела, как будто исполняла невозможно долгий прыжок па субресо, такой элевации она не ощущала никогда прежде. Только удивление и возникшая тревога не давала ей насладиться этим прыжком. Вдруг стало очень больно и трудно дышать, свет померк.
Сцена была слабо освещена, но этот свет после кромешной тьмы обрадовал Кэтрин, она подумала:
- Репетиция, неужели я в первый же день опоздала, неужели репетиция закончилась? – Кэтрин заволновалась. Ей вдруг стало жалко себя, захотелось спрятаться, убежать за кулисы, там был такой яркий свет, значительно ярче чем на сцене, кроме того, она знала, там покой и отдых, и мама, но какие-то люди перегородили ей путь и стали буквально выталкивать ее назад на сцену.
Вскоре она перестала сопротивляться и вернулась на середину сцены. Ее окружили танцовщицы и танцоры - персонажи совершенно разных балетов. Вот ее подхватил Зигфрид, и она не могла уклониться от долгого с ним па-де-де. Она хотела найти Щелкунчика, но ее перехватил Фон-Ротбардт и стал, сильно подкручивая, подбрасывать в воздух. Его сменил Принц Альбер. Вот она очутилась в руках Спартака, потом ее подбрасывали гладиаторы. Снова Альбер.
Она сильно устала, обессилила, ей было больно. Очень больно, особенно во время приземлений. Она все время искала глазами Щелкунчика, но уже не знала, кто кому должен помочь, она Щелкунчику или он ей, и кто она Мари или Кэтрин? Мысли путались. Да это были, собственно говоря, и не мысли, а так рваные клочки.
Под пристальным надзором мышиного короля в сером пальто, стоявшего тут же с тростью в руках, все, кто находился на сцене, даже маленькие лебеди, все по очереди хватали Кэтрин, кружили ее в танце, подбрасывали, передавая ее друг другу по воздуху. Кэтрин попыталась вырваться из цепких рук партнеров и убежать за кулисы, туда, где был свет и покой. Ее стремление остановил голос умершей несколько лет назад матушки:
- Ты должна сейчас станцевать самый важный, самый главный танец в своей жизни. Не подведи меня, доченька.
К Кетрин, по балетному ставя ноги в блестящих, черных туфлях, подошел серый господин. Все остальные танцоры отступили, а мышиный король крепко обхватил Мэри за талию и закружил ее в бешеном танце. Его лица не было видно, вместо него была совершенно черная дыра. Ужас скрутил кричащее от боли тело уже Кэтрин, она отвернулась.
- Мне нужно дотанцевать этот танец до конца, иначе… Что иначе? Господи, ну почему я до конца должна дотанцевать этот танец? Потому, что он главный в моей жизни? – Кэтрин слышала свой голос как со стороны, и эхо вторило. - Иначе, иначе, иначе. Танец, танец, танец. Жизни, жизни, жизни. – И вдруг ее осенило. - Это танец со Смертью, самый важный танец для любого человека, конечно же, и для нее.
Сцепив зубы, из последних сил, превозмогая боль и усталость Кэтрин продолжала танцевать все время ища глазами Щелкунчика, ведь только он мог остановить этот танец и прекратить ее мучение. Вот, наконец, с высоты очередного безумного кабриоля она вроде бы увидела Щелкунчика. Щелкунчика или Ричарда?…
- Ричард, помоги, я не могу больше.- Простонала девушка, не имея физических сил крикнуть. Затяжное падение, но неожиданно мягкое приземление, тупая боль во всем теле…
- Я здесь, милая. Все хорошо, все позади, потерпи. – Совершенно четко услышала она успокаивающий голос Ричарда и открыла глаза.
Еще мгновение и Кэтрин увидела бледное, но спокойное лицо жениха, наклонившегося над больничной койкой, чтобы лучше слышать ее слабый голос. Его горячая ладонь нежно прикоснулась к ее щеке. Захотелось прижаться к ней сильнее, но из-за шейного корсета головой пошевелить не удалось.
- Я буду танцевать?
- Ты будешь жить! – Сказал Ричард самое важное для себя.
- Я буду танцевать? – Повторила Кэтрин самый важный для себя вопрос.
- Да детка, ты будешь танцевать, ты еще станцуешь свой главный танец.
- Я его уже станцевала. – Ричард не понял, но не стал разбираться. Он очень обрадовался, что любимая пришла в себя и с ласковой улыбкой, спокойно смотрит на него. Тем более врачи сказали, что если она быстро придет в сознание, то все с ней будет просто отлично. Теперь он был абсолютно уверен, что так и будет.
Но и действительность тоже была прекрасной. Ее Кэтрин, молодую балерину из «Танцевального театра Гарлема» пригласили работать в «Американ балле тиэтр», с подписанием контракта на последующие пять лет, в тот самый театр которым когда-то руководил Нуриев, где танцевали Алисия Алонсо, Нора Кей, Наталья Макарова, Карла Фраччи. И не просто в труппу простой балериной, а солисткой, и сразу на исполнение партии Мари в Щелкунчике во всех рождественских спектаклях.
Это было так неожиданно, так прекрасно, что она вот уже час не могла прийти в себя, находясь в беспамятной эйфории.
Еще час назад Катрин не могла об этом и мечтать. Она гостила эти выходные, как в прочем и большинство своих выходных, у тети Бетти, после смерти родителей оставшейся единственным родным человеком. Вообще, частые приезды в Патерсон в гораздо большей мере были связанны с Ричардом, чем со стареющей Бетти. Общение с тетей последнее время было коротким, тетушка понимающе довольствовалась малым. Только уважение к провинциальным взглядам с детства знакомых соседей, заставляли Кэтрин приезжать на выходные в дом тети, а не сразу к Ричарду.
Любовь между Кэтрин и Ричардом проклюнулась еще в детстве, дети жили по соседству и очень дружили. Но разные наставления родителей, отсюда разные увлечения и стремления развели их в подростковом возрасте по разным учебным заведениям и не дали этой любви развиться и окрепнуть. Кэтрин увлеклась классическим танцем, а Ричард – техникой. После завершения учебы - у каждого своя работа, своя жизнь.
Но вот позапрошлым летом, была неожиданная встреча на пляже Лонг-Айленда. И оказывается любовь не умерла и смогла вспыхнуть ярким пламенем.
Замечательно счастливый, но очень трудный год был прожит. Уже зимой они захотели жить под одной крышей, но никак не могли этого осуществить. Кэтрин работала в балетной трупе театра в Нью-Йорке, а Ричард инженером на текстильной фабрике в Патерсоне. Вот и получился трудный год, но не столько из-за постоянных поездок друг к другу на выходные, хотя их выходные чаще всего не совпадали, а из-за тупика, незнания, что им делать дальше. Они даже обручились, хотя ни он, ни она были не готовы пожертвовать своей работой и переехать, но и не могли долго быть друг без друга.
И вот теперь, после звонка агента, сообщившего радостную новость, открывается для Кэтрин такая перспектива. И творческая, и материальная, и в решении вопроса о семейной жизни. Теперь у нее будет достаточно средств, чтобы дать возможность Ричарду спокойно устроится в Нью-Йорке и даже переквалифицироваться, если понадобится.
- Опаньки, совсем на радостях забыла, – подумала Кэтрин, - Ричард ждет, а я бегаю по улицам как сумасшедшая. – Она взглянула на часы. Ничего себе, сколько времени прошло.
Кэтрин остановилась, помотала головой, возвращаясь в действительность, огляделась и поняла, что зашла довольно таки далеко от дома Ричарда, но находится достаточно близко от любимого ими обоими итальянского ресторана. В голове у девушки возникла идея, и она бросилась к телефонной будке.
- Ричард, дорогой, - торопливо, еще находясь в возбужденном состоянии, говорила она в трубку, - я буду ждать тебя у ресторана Луиджи, быстрей приходи. У меня потрясающая новость, надо отметить. Нет, нет милый, я тоже этого хочу, у нас вся ночь впереди. Посидим немного, поедим, выпьем по бокальчику и домой. Конечно я все тебе расскажу. Вот и поторопись, быстрей придешь, быстрей узнаешь. – Кэтрин весело засмеялась. – Жду, целую. – И повесила трубку.
За сто ярдов до ресторана Кэтрин чуть было не столкнулась со странным, безликим мужчиной, казалось метнувшегося ей навстречу от стоявшей прямо напротив главного входа шикарной, серебристой, большой машины. Ей почудилось даже, что бежавший буркнул ей: «уходи». Или не почудилось, она в растерянности остановилась, оглядываясь, безликого и след простыл, зато она увидела немного странного и тем интересного человека выходящего из ресторана - высокого черноволосого господина в накинутом на плечи сером, дорогом пальто. В одной руке он держал темную трость с блестящим набалдашником, постукивая им по другой руке в лайковой перчатке. Это выдавало некую нервозность, скрытую за таким лощенным и вальяжным видом мужчины. Его до блеска начищенные туфли, по балетному носками в стороны, аккуратно переставлялись со ступеньки на ступеньку. Напомаженные волосы блестели почти так же как туфли
- Ну, прямо мышиный король. – Чуть вслух не произнесла девушка. Образ мышиного короля подкреплялся тонкими усиками на не загорелом, сероватом лице незнакомца, длинным носом и выглядывающими из-за его плеч головами сопровождающих охранников. Кэтрин чуть не прыснула со смеху, но сдержалась, только губы ее дрожали от усилия и глаза метали искры.
Серый господин, почувствовав, что на него кто-то смотрит, слегка повернул голову в ее сторону, оглядел ее с ног до головы слишком уж оценивающе и, потеряв интерес или торопясь, отвернулся и направился дальше к поджидавшей его шикарной машине. Девушка даже фыркнула, дернув плечиком, под таким наглым взглядом.
Дверцы машины захлопнулись за мышиным королем и его спутниками. Кэтрин брезгливо оттопырила нижнюю губку и стала было поворачиваться боком к нахалу и его машине, не успела, и ей пришлось увидеть вспышку бордового цвета, подпрыгнувшую вверх и переворачивающеюся в воздухе машину, пламя на ней, услышать короткий грохот, и успеть удивиться последующему за грохотом тишине и собственному полету.
Взрывная волна подбросила Кэтрин в воздух, она летела, как будто исполняла невозможно долгий прыжок па субресо, такой элевации она не ощущала никогда прежде. Только удивление и возникшая тревога не давала ей насладиться этим прыжком. Вдруг стало очень больно и трудно дышать, свет померк.
Сцена была слабо освещена, но этот свет после кромешной тьмы обрадовал Кэтрин, она подумала:
- Репетиция, неужели я в первый же день опоздала, неужели репетиция закончилась? – Кэтрин заволновалась. Ей вдруг стало жалко себя, захотелось спрятаться, убежать за кулисы, там был такой яркий свет, значительно ярче чем на сцене, кроме того, она знала, там покой и отдых, и мама, но какие-то люди перегородили ей путь и стали буквально выталкивать ее назад на сцену.
Вскоре она перестала сопротивляться и вернулась на середину сцены. Ее окружили танцовщицы и танцоры - персонажи совершенно разных балетов. Вот ее подхватил Зигфрид, и она не могла уклониться от долгого с ним па-де-де. Она хотела найти Щелкунчика, но ее перехватил Фон-Ротбардт и стал, сильно подкручивая, подбрасывать в воздух. Его сменил Принц Альбер. Вот она очутилась в руках Спартака, потом ее подбрасывали гладиаторы. Снова Альбер.
Она сильно устала, обессилила, ей было больно. Очень больно, особенно во время приземлений. Она все время искала глазами Щелкунчика, но уже не знала, кто кому должен помочь, она Щелкунчику или он ей, и кто она Мари или Кэтрин? Мысли путались. Да это были, собственно говоря, и не мысли, а так рваные клочки.
Под пристальным надзором мышиного короля в сером пальто, стоявшего тут же с тростью в руках, все, кто находился на сцене, даже маленькие лебеди, все по очереди хватали Кэтрин, кружили ее в танце, подбрасывали, передавая ее друг другу по воздуху. Кэтрин попыталась вырваться из цепких рук партнеров и убежать за кулисы, туда, где был свет и покой. Ее стремление остановил голос умершей несколько лет назад матушки:
- Ты должна сейчас станцевать самый важный, самый главный танец в своей жизни. Не подведи меня, доченька.
К Кетрин, по балетному ставя ноги в блестящих, черных туфлях, подошел серый господин. Все остальные танцоры отступили, а мышиный король крепко обхватил Мэри за талию и закружил ее в бешеном танце. Его лица не было видно, вместо него была совершенно черная дыра. Ужас скрутил кричащее от боли тело уже Кэтрин, она отвернулась.
- Мне нужно дотанцевать этот танец до конца, иначе… Что иначе? Господи, ну почему я до конца должна дотанцевать этот танец? Потому, что он главный в моей жизни? – Кэтрин слышала свой голос как со стороны, и эхо вторило. - Иначе, иначе, иначе. Танец, танец, танец. Жизни, жизни, жизни. – И вдруг ее осенило. - Это танец со Смертью, самый важный танец для любого человека, конечно же, и для нее.
Сцепив зубы, из последних сил, превозмогая боль и усталость Кэтрин продолжала танцевать все время ища глазами Щелкунчика, ведь только он мог остановить этот танец и прекратить ее мучение. Вот, наконец, с высоты очередного безумного кабриоля она вроде бы увидела Щелкунчика. Щелкунчика или Ричарда?…
- Ричард, помоги, я не могу больше.- Простонала девушка, не имея физических сил крикнуть. Затяжное падение, но неожиданно мягкое приземление, тупая боль во всем теле…
- Я здесь, милая. Все хорошо, все позади, потерпи. – Совершенно четко услышала она успокаивающий голос Ричарда и открыла глаза.
Еще мгновение и Кэтрин увидела бледное, но спокойное лицо жениха, наклонившегося над больничной койкой, чтобы лучше слышать ее слабый голос. Его горячая ладонь нежно прикоснулась к ее щеке. Захотелось прижаться к ней сильнее, но из-за шейного корсета головой пошевелить не удалось.
- Я буду танцевать?
- Ты будешь жить! – Сказал Ричард самое важное для себя.
- Я буду танцевать? – Повторила Кэтрин самый важный для себя вопрос.
- Да детка, ты будешь танцевать, ты еще станцуешь свой главный танец.
- Я его уже станцевала. – Ричард не понял, но не стал разбираться. Он очень обрадовался, что любимая пришла в себя и с ласковой улыбкой, спокойно смотрит на него. Тем более врачи сказали, что если она быстро придет в сознание, то все с ней будет просто отлично. Теперь он был абсолютно уверен, что так и будет.
Обсуждения Главный танец Кэтрин