Отправляясь в морское путешествие вдоль тихоокеанского побережья Америки на собственной яхте ”Метелица” американский миллионер Дюк Апратор преследовал две цели. Во-первых, он не хотел омрачать ревностью и скандалами, которые, как он понимал, неизбежны в семейной жизни, “медовый” месяц, так как незадолго до круиза женился на красавице Эссель. Во-вторых, Апратор решил по совету лечащего врача подлечить расшатанную нервную систему уединением на природе с любимой женщиной.
Экипаж “Метелицы” состоял из трёх человек: повара - китайца Лю Пена, моряка - негра Сигби Джонсона и капитана Антонио Маккавелли. Происхождение последнего явно было итальянским, хотя сам Антонио это категорически отрицал и всегда называл себя чистокровным американцем, неизменно прибавляя:
- Мой прадед переехал в США в 1857 году и принимал участие в войне Северных штатов с Южными на стороне Авраама Линкольна. Мой отец воевал во Вьетнаме, и я сам готов сложить голову за свою родину. Так что Италия тут совсем ни при чём.
“Метелица” покинула Сан-Диего в первых числах июня и две недели погода благоприятствовала путешественникам. Северный попутный ветер наполнял паруса яхты, и поэтому им не было нужды переходить на электрический двигатель. Стая дельфинов, весело перекрикиваясь, сопровождала красавицу яхту. Море любви и нежности переполняло сердце Дюка Апратора в экваториальных широтах Тихого океана. Команда расслаблялась.
Беда пришла неожиданно. Маккавелли поднялся на палубу, где хозяин со своей молодой женой загорал, и, приблизившись к ним, негромко произнёс:
- Господин Апратор, барометр падает, нужно готовиться к самому неприятному.
Дюк посмотрел на него сквозь солнцезащитные очки и с улыбкой сказал:
- На небе ни облачка, так что не вижу причин для беспокойства.
- Тем не менее, и Манагуа, и Сан-Хосе подтвердили штормовое предупреждение.
- Господин Маккавелли, я нанял вас не для того, чтобы вы забивали мне голову морской наукой. Делайте всё, что считаете необходимым, а нас оставьте в покое.
- Я просто обязан был поставить вас в известность, господин Апратор, - сказал капитан яхты и с достоинством удалился.
Неправда, что каждый шторм начинается с небольшой тучки на горизонте. В данном случае всё произошло мгновенно: не успел Маккавелли отдать приказ убрать паруса, как сменился ветер, небо стремительно потемнело и обрушило на бедняжку “Метелицу” яростные потоки воды. Океан, отчего-то вознегодовав, бил хлёсткими, высокими волнами, проверяя на прочность судно и находящихся на ней людей. Дождь смыл яркую косметику с лица Эссель и прогнал Апраторов в каюту. Экипаж яхты спешно укрылся в каюте. Ужасный, нетерпеливый ветер сорвал паруса и унёс их к Галапагосским островам. Волны поднимали яхту к опустившимся тучам и бросали её в глубину океана, лишая несчастных людей последней надежды на благоприятный исход. Шторм продолжался три дня.
* * *
Я перепрыгнул с катера на палубу растерзанной яхты. У трапа стояла жалкая, растрёпанная женщина и, сделав два шага ко мне, упала на колени, сотрясаемая безудержными рыданиями.
- Сан, лови шкот, - крикнул Миха. Я обернулся, поймал канат и, подтянув катер поближе, привязал его к яхте. Потом быстро подошёл к женщине и поднял её на руки.
- Спасите нас, мы умираем от жажды и голода, - сквозь слёзы вымолвила она, обнимая меня за шею и успокаиваясь. По моему убеждению – самый лучший и быстрый способ остановить женские или детские слёзы это взять их на руки. В данной ситуации способ помог на все 100%. Рядом со мной появился Миха и Сэм.
- Неси её на катер, а мы осмотримся, может, ещё кто остался в живых, - сказал Миха.
- Есть ещё кто на судне? – по-английски спросил я у присмиревшей женщины.
- Да-да, - быстро ответила она, - внизу, в каюте, лежит мой муж. И наш повар, он без сознания. Остальные погибли, я ничего не могла для них сделать, - она хотела что-то ещё добавить, но новый приступ рыданий заглушил её последние слова. Перепрыгнув на катер, я усадил её на лавочку и дал напиться воды. Потом оставил на попечение Димки Котика и вернулся на яхту.
- Ё-моё, японский городовой, - послышался снизу Михин голос, - Сан, иди, помоги мне.
Я бегом спустился по трапу и оказался в полутёмной каюте. Присмотревшись, увидел на кровати крупного, бледного мужчину. Миха щупал у него пульс на сонной артерии:
- Кажется, жив. Как потащим?
- Молчком, - съехидничал я, но тут же сам нарушил своё условие, - берись за те концы простыни.
Кряхтя, мы вынесли его на палубу. Семён выскочил из люка, ведущего в трюм, и закричал, хотя особой нужды в том не было:
- Там китаец без сознания. Гольц, газуй за Ткачёвой, пусть сама осмотрит, и скажи Командору, чтоб ещё людей прислал, мы одни не управимся.
Аккуратно опустив больного на палубу, я приказал:
- Выносите китайца и придумайте какую-нибудь защиту от солнца, - отвязывая шкот, сказал я и тут же заорал Димке, - заводи!!!
Мотор завёлся с полпинка.
- Сразу видно – только с завода, - улыбался Димка и газовал так, что катер в буквальном смысле слова прыгал с волны на волну. Я сидел рядом с женщиной и придерживал её за плечи. Она уткнулась носом мне в шею, тихо плача. На “Блистающем” нас ждали все от мала до велика - Костяев, Ткачёва, офицеры нашего экипажа, спецназовцы, сопровождающие “бесценный груз”, морячки - все облепили левый борт корабля.
- Что там случилось, Гольц? – прокричал Командор, перекрывая шум мотора.
- Есть больные, товарищ капитан. В любом случае нужен доктор. Примите пассажирку!
К нам сбросили лестницу и я, подхватив левой рукой женщину, правой взялся за лестничную перекладину. Два дюжих офицера быстро подняли нас на борт.
- Саша, будь добр, отнеси пациентку в медчасть, у тебя это так легко получается. И скажи Валентине, чтоб занялась ею, - попросила меня Ткачева, прежде чем спуститься в катер. Я передал командование старпому и со спокойной душой понёс женщину в медчасть.
* * *
Постоянно после ночной вахты я поднимаюсь на верхнюю палубу и подолгу смотрю на пенистые барашки океана, слушаю музыку волн, бьющихся о борта “Блистающего”, крики чаек и альбатросов, иногда проплывающих мимо дельфинов, и всегда рассматриваю в бинокль берега. Когда они есть. Все члены нашего экипажа знают эту мою особенность и никогда не мешают мне уединяться и наслаждаться переменчивым пейзажем океана. Но в этом походе в Сингапур с нами отправилось несколько чиновников из Военно-морского ведомства и офицеры спецназа для охраны груза. Нам, конечно, никто не говорил о его ценности и содержании, но мы ещё до выхода в Балтийское море знали, что повезём современное вооружение на Кубу и суперкатера, сверхбыстрые и очень экономные, для борьбы Сингапурских властей с пиратами. Для сохранения тайны мы в присутствии сопровождающих об этом не трепались и офицеры охраны, среди которых не было ни одного чина ниже лейтенанта, даже не догадывались, что секрет военного ведомства давно не является таковым.
В ночь на 26 июня мне по графику выпала ночная вахта, и хотя Командор хотел её перенести на другую ночь по случаю моего дня рождения, но я настоял, чтобы этого не делали. Мне всегда приятно, переборов желание спать, весь следующий день провести на ногах. В таких случаях я ощущаю прилив творческих сил и к вечеру обязательно что-нибудь да чиркну в тетрадь оригинальное. Чаще всего это бывают стихи. И своё 26-летие я решил провести аналогичным образом.
Сменившись с ночной вахты, я поднялся на верхнюю палубу, увидел Эссель Апратор, нашу новую пассажирку, и двух спецназовцев, соревнующихся между собой в галантности. Я понял, что праздник сорван вмешательством “тёмных” сил. Эссель, белокурая и длинноногая леди с голубыми глазами и очень тонкой талией, увидела меня и приглашающе замахала рукой. “Ну, нет, - подумал я с мрачным расположением духа, - я на такие дела не подписывался. Не хватало мне за чужими жёнами ухлёстывать, когда меня самого Натка ждёт на берегу”. Я развернулся и хотел уйти, но по трапу поднимался Миха и мне пришлось подождать, пока он не выберется наверх. Он поднялся, но дороги не уступил:
- Ты что, Сан, уходить собрался? Пойдём, я вас познакомлю. Красивая девочка и очень хотела тебя увидеть, но ты был на вахте и я сказал ей, чтобы подождала тебя здесь.
Миха знал все мои привычки и решил таким образом преподнести мне подарочек, не догадываясь о его внутреннем содержании. Я решительно заявил ему:
- Я спать иду, пропусти меня, - но он даже не пошевелился, а несколько насмешливо ответил:
- Не груби, а то силой отнесу, - и добавил посерьёзнее, - Сан, я обещал ей, пойми меня правильно.
Сзади послышались цокающие звуки высоких каблучков, я обернулся и Эссель, улыбаясь мне в лицо ослепительными зубами, сказала:
- Господин офицер, я вам очень благодарна за вашу помощь в нашей беде и мне хотелось бы побеседовать с вами за чашечкой кофе.
- Не стоит благодарностей, госпожа Апратор, это всего лишь долг каждого истинного джентльмена, - сказал я.
- Да, вы правы, но далеко не каждый носил бы на руках бедную, несчастную женщину. Так что я лично вам готова подписать чек на любую сумму в знак признательности и уважения, - её ярконакрашенные губы улыбались, но холодные бесстрастные глаза говорили о цинизме современной хищницы, я даже подрастерялся, она же продолжала, как ни в чём не бывало, - я жена миллионера, так что смогу вас отблагодарить. Не бойтесь и назовите любую, устраивающую вас сумму.
Спецназовцы приблизились к нам и с интересом ожидали моего ответа. Я посмотрел на Миху, тот растерянно смотрел на меня. На всякий случай я её переспросил:
- Любую?
- Да, господин офицер, вы правильно поняли меня. Я удовлетворю любое ваше желание, - Эссель взяла в свои холёные ладони мою кисть, видимо для налаживания более тесного контакта, и, продолжая улыбаться, погладила моё запястье длинными, музыкальными пальцами, - да смелее же, господин офицер. Ну же?
- Хорошо, госпожа Апратор, выпишите чек на 17 долларов 50 центов. И мы разойдёмся, как в море корабли, - ответил я с приятным чувством выполненного долга. Все улыбки окружающих меня людей застыли, как на полотне художника. Эссель с натугой выдавила из себя:
- Я не поняла, господин офицер, почему вы попросили так мало. Неужели вы оценили свои услуги в 17 долларов?
- Именно столько стоит в Сингапуре книга сонетов Шекспира и бутылка кока-колы. Мне этого хватит.
- Такую сумму я смогу выдать вам наличными, вы только подождите меня, господин офицер, я сейчас принесу, - растерянно произнесла она и сделала маленький шажок к трапу. Миха освободил проход, и я ринулся вниз со словами:
- Не нужно торопиться, миссис Апратор. Жду вас в 17.00 в каюте у капитана – у него всегда отличное кофе.
Внизу я чуть не сбил с ног маленького китайца, слугу Апраторов, поспешно извинился и побежал в самое главное помещение “Блистающего” – камбуз.
* * *
Я не ожидал подобной прыти от жены миллионера: как только после завтрака я уединился в каюте со своим любимым Д. Хамметом, она забарабанила в дверь. Я открыл ей, совершенно не подозревая о её намерениях.
- Господин офицер, я принесла вам 200 долларов, - она была довольна своей щедростью и великодушием. Соблазнительно проведя кончиком языка по верхней губе, с глубоким вздохом она полезла в сумочку из натуральной крокодильей кожи, немного наклоняясь при этом. “Как будто не могла достать их раньше”, - подумал я. Её загорелые шары чуть не выскочили из лифчика и мои глаза виновато забегали с одного на другой. Наконец она выпрямилась и протянула мне деньги.
- Ну нет, мы так не договаривались, - сдержанно сказал я, - я лишнего не возьму. Подождите сдачу, миссис Апратор.
- Какой вы невозможный, - с наигранной свирепостью воскликнула великосветская львица, - вот я вас…
Но договорить ей не дал Командор. Его бас раздался в динамике, установленном в коридоре:
- Старший лейтенант Гольц, пройдите в радиорубку, у вас связь с Санкт-Петербургом. Повторяю…
Я вытеснил блондинку в коридор, отдал ей, растерявшейся от моего отпора, деньги и запер каюту со словами:
- Придётся вам, госпожа Апратор, подождать до “файв о,клок”. Меня вызывает капитан по очень срочному делу.
Выбегая из коридора, я опять столкнулся с китайцем, но не придал этому большого значения.
* * *
- Привет, Сандро, - я услышал в трубке радиотелефона нежный Наткин голос, - поздравляю тебя с днём рождения, желаю счастья, здоровья, успешного продвиженья по службе, 7 футов под килем и чистого неба над головой.
- Спасибо, Ната, спасибо, дорогая. Если б ты только знала, как сильно я тебя люблю, - поблагодарил я её и опешил, услышав следующие слова, сказанные ледяным тоном:
- Я тоже тебя люблю, но замуж выхожу за другого. Ты вспомни, Сандро, сколько тебе было лет, когда мы познакомились, и посчитай, сколько лет мы встречаемся. Ни одна нормальная баба не выдержит подобной наглости, Так что, чао-какао, дорогой, - и в трубке послышались частые “пи-пи-пи”. Я в полной отключке смотрел через иллюминатор на завязь плывущих облаков, пытаясь разобраться в Наткиной фразе – “замуж выхожу за другого”. “Может быть, что она пошутила? – мелькнула молнией шальная мысль, но я тут же её отогнал, - какие шутки в такой день? Это не шутка, это подарок”.
- С вами всё в порядке, товарищ старший лейтенант? – встревожено спросил радист Лёнчик. Я отдал ему трубку и со словами:
- Ничего, всё нормалёк, - выбежал в коридор. Дорогу мне перегородил Миха:
- Ты чего, Сан, дурак что ли? Проси тысячу, она даст. Для неё это копейки, а мы с тобой гульнём в Сингапуре.
- Ещё чего, буду я унижаться перед капиталисткой.
- Не дури, братишка, ей это ничего не стоит, а для нас отломится неплохой кусочек личного счастья. Вот увидишь, она даст.
- Ты думаешь, что даст?
- Во дурак, попробуй затащить её в каюту и она вся твоя Ты что, намёков не понимаешь? – Миха коротко хохотнул по своей глупой привычке. Я посмотрел на него вопросительно, и он продолжил развивать свою мысль, - Эссель положила на тебя глаз, так что не теряйся. Не будь дураком, Сан.
- Нет, Миха, это подло – её муж ещё в сознание не пришёл, а она его же деньгами раскидывается. Так поступать нельзя.
Тут только Миха разглядел моё волнение и, что-то пробормотав себе под нос, пропустил меня. Я направился было к верхней палубе, но, услышав наверху жеманный смех миллионерки и мужское подхихикивание, резко остановился и на меня налетел китаец. Что-то часто он стал путаться под ногами.
* * *
На праздничном обеде в честь моего дня рождения, проходившего в кают-компании и на который были приглашены все офицеры, находящиеся на корабле, без исключения, Командор поздравил меня с праздником, неудачно сравнил с Лермонтовым и преподнёс подарок от имени офицерского состава “Блистающего” в виде томика стихов Фирдоуси с памятной надписью. Я вежливо и смущённо поблагодарил и уселся на своё коронное место. Эссель Апратор, сидевшая между капитаном и Михой, абсолютно ничего не понимала, так как мы разговаривали на русском языке. Командор объяснил ей причину всеобщего веселья, и она обратилась к нему с вопросом:
- А почему именинник не весел, господин капитан?
- Пусть он сам вам всё объяснит. Гольц, разъясните нам причину вашего плохого настроения.
- Извините, товарищ капитан, всё объясняется просто: я вспомнил, что сделали с Лермонтовым в 26 лет.
- Да не мне объясняй, - поморщился Командор и тут же спохватился, - ты на что намекаешь?
В данный момент мы разговаривали на английском языке и Эссель, почувствовав неладное чутким, женским сердцем, перебросила разговор на другую тему:
- Я всё время, проведённое на вашем корабле, удивляюсь тому, как ваши офицеры прекрасно владеют английском языком. Вы, наверное, подбирали в свой экипаж специалистов, господин капитан?
- О нет, миссис Апратор, всё значительно проще. В наше время английский язык является международным и знать его обязаны не только офицеры, но и каждый моряк, отправляющийся в заграничное плавание. В наших, российских школах и морских училищах изучение его является обязательным предметом.
- Хорошее у вас правило, господин капитан. А почему вы подарили книгу мистеру Гольцу?
Все наши заулыбались, один Командор с серьёзным видом пояснил:
- Гольц у нас поэт и поэтому любит всё прекрасное: стихи, море, женщин.
- Мечтатель, - мстительно поправил я капитана.
- Поэт и должен быть мечтателем, - спокойно отреагировал тот, - до тех пор, пока это не мешает исполнению служебных обязанностей.
- У Гольца не мешает, - неожиданно встрял в разговор Миха.
- И я говорю, что не мешает. Иначе давно бы списал его на берег.
- Мистер Гольц, вы пишите стихи? Почитайте, пожалуйста, - попросила миллионерка.
- Я не буду, - мрачно ответил я.
- Ну почему же? - томно закатывая глаза, чуть не простонала она, - ну пожалуйста, хотя бы одно.
- Я пишу по-русски, вы всё равно не поймёте.
Миха, понимая моё состояние лучше других, благоразумно промолчал, но капитан насупил брови и грозно прорычал:
- Старший лейтенант Гольц, я не люблю, когда кто-то из моих подчинённых обманывает в моём присутствии. Так что не выпендривайтесь и читайте.
На дальнем конце стола кто-то из спецназовцев пьяно выкрикнул:
- Просим, просим!
По случаю праздника на столе стояли бутылки с алкогольными напитками, но так как я никогда не злоупотреблял спиртным, то Командор посоветовал выпивающим не навязываться, а молча наливать себе и пить, кому сколько захочется. Я, например, выпил только первую “заздравную” стопочку, а кто-то успел назюзюкаться. Я посмотрел на капитана – не шутит ли, но он был настойчив и хмур, всем своим видом показывая серьёзность своих намерений. Поняв, что от него по-другому не отделаться, я встал из-за стола и принял пижонскую позу с вытянутой вперёд рукой. И стал декламировать с напыщенным, восторженным пафосом:
- Корвет не мчался по волнам
и ветер, бросив паруса,
готовился поднять бедлам,
и опустились небеса.
То не был шторм, но океан
уже грозился кораблю,
и наш весёлый капитан
нанёс убыток королю.
В далёкой, странной тишине
таился замерший корвет,
тут муза вдруг явился мне,
сказав: “Поэт, лови момент”.
И между бездной и пучиной
сонет явился мне картиной.
Расшаркиваясь и раскланиваясь во все стороны, я бормотал:
- Не стоит благодарностей, я не хотел. Больше не буду, и не просите.
Командор прошипел по-русски:
- Прекращай юродствовать, старлей, не позорь команду.
Я уселся на своё место, и Миха пребольно толканул меня коленкой.
- Ты чего дерёшься? – шёпотом огрызнулся я. Миха наклонился к моему уху:
- Ты почему “Зурбаган” не прочитал? Оно же длиннее и красивее.
Тем не менее, в кают-компании раздались не жиденькие хлопки в ладоши, Эссель громко крикнула:
- Браво, господин Гольц! Брависсимо! – и потише сказала капитану, - какие у вас замечательные люди, господин капитан. Я даже и не думала, что российский офицер может писать красивые стихи о море на английском языке.
Дверь приоткрылась, и в кают-компанию вошёл китаец. Приблизившись к хозяйке, он негромко произнёс:
- Мистер Дюк пришёл в сознание, - и они молча удалились.
* * *
Я сидел в шезлонге, снятом нами с “Метелицы”, читая Фирдоуси на английском языке, когда рядом с собой обнаружил американку. Она неслышно подкралась ко мне со спины и, наверное, долго читала через моё плечо персидского классика. Увидев, что я её обнаружил, она улыбнулась одними губами и завораживающим, грудным голосом произнесла:
- Мистер Гольц, вы замечательный человек, как хорошо вы пишите стихи. Мне ваш друг сказал, что из скромности вы прочитали не самое лучшее своё произведение.
- Он перехваливает меня, - попытался я пояснить ей свою точку зрения.
- Ну да, так я вам и поверили, - несколько обиженно сказала она. Молча придвинула к моему ещё один шезлонг, уселась в него и, взяв в свои руки мою, принялась гладить мягкими пальцами моё запястье за часами, приятно щекоча длинными ноготками, - всё-то вы врёте.
- Ну, знаете, - я посмотрел на часы, - мне пора. Извините и разрешите откланяться.
- Подождите, - Эссель продолжала удерживать меня за руку, - всего несколько минут.
- Миссис Апратор, - я осторожно высвободил руку, - мне действительно нужно идти.
Она вскочила на ноги, как молоденькая девчонка:
- Разрешите вас проводить, в конце-то концов.
- Не стоит беспокоиться из-за пустяков. Оставайтесь здесь и любуйтесь на природу.
- У, какой вы жестокий, - я не дослушал её слов и скатился по трапу вниз, где стоял китаец и с самым невозмутимым видом наблюдал за чайками.
* * *
В каюте лежал Миха и читал моего Хаммета, так как мой практичный друг никогда не тратился на книги.
- Ну что? Есть успехи на любовном фронте? – встретил он меня вопросом.
- На фронте без перемен, - угрюмо ответил я, бросил Фирдоуси на стол и начал раздеваться.
- Что так плохо?
- Спать хочу.
- Ну и спи, соня, - насупился Миха и уткнулся в книгу.
- Ну и буду спать, - заорал я, - а ты не мешай! И никого не впускай в каюту! А то я тебе нос откушу! Понял?!?
- Ты меня “на понял” не бери, дурак, - буркнул Миха.
- Сам дурак!
- Я не дурак, это ты у нас дурак.
- Нет, это ты у нас дурак! – разорялся я, в бешенстве скидывая опостылевшую форму, - дурак, дурак и ещё раз дурак! Ура троекратному дураку!
Миха не выдержал, положил Хаммета на стол и кинулся на меня. Я, конечно, сопротивлялся, но Миха был сильнее меня, выше и тяжелее, поэтому быстро управился со мной, прижав мои плечи к половому коврику.
- Это почему я дурак? – с усмешкой спросил он.
- Потому что дурак, и к тому же глупой дурак. Пусти, гад, - я не оставлял попыток освободиться, извиваясь всем телом, хотя прекрасно понимал их тщетность. Весовая категория не та, как сказал бы наш тренер по самбо. Да и мой спортивный опыт говорил, что лучше сдаться, ибо так заканчивались все наши прежние поединки. Миха знал все мои излюбленные приёмчики и в корне их пресекал, но я продолжал сопротивляться.
- Ты когда-нибудь успокоишься? Проиграл, имей мужество сдаться. Сан, ты ведёшь себя, как последний дурак.
- Сам дурак, пусти, я сказал.
Миха отпустил меня и, ложась на шконку, спросил:
- И почему я оказался в дураках?
- Наверное, ты родился таким, - ответил я, снимая брюки, - сколько тебя помню, ты всегда был дураком.
- Ну хватит бурчать, объяснись, будь человеком.
- И объяснюсь! - опять заорал я, - я-то объяснюсь, а вот ты объясни своё поведение! Зачем ты сказал американке про верхнюю палубу?! И про “Зурбаган” рассказал зачем?! Что ты встреваешь везде, как затычка в каждой бочке?!
- Сан, я же хотел как лучше, - Миха посмотрел на меня растерянно, - хватит тебе обижаться по пустякам.
- А кто тебя просил? Ты, Миха, когда-нибудь меня в ад уведёшь своими благими намерениями.
- Сан, ты зря обижаешься. Она вчера была как в воду опущенная, ну Ткачёва и дала ей таблеточку для успокоения. Американочка проспалась и с раннего утра развернула кипучую деятельность по твоему розыску.
- Прям по-моему? Заливаешь, небось, сам её на меня и натравил. С тебя станется.
- Я серьёзно говорю. Утром на палубу выхожу, ты как раз вахту сдавал, а Петька Анненков на меня пальцем показывает и ей говорит: “Вот самый лучший друг того офицера, который вас вчера на руках носил. Он вам лучше меня про него расскажет”. И сразу слинял. Ну, я её и отвёл наверх, а там спецназовцы. Я её с рук на руки передал, а сам побежал тебя искать. А что мне оставалось делать?
- Да пошёл ты, дурак, - всё-таки улыбка выползла помимо моей воли, и я спрятал её в подушку.
- А зря ты так, зря. Девочка красивая, умная и сексуальновоспитанная. Она сама в руки идёт, а ты… Ну ладно, спи, я тебе мешать не буду и другим не дам. Последний вопрос можно?
- Давай.
- Хаммета почитать можно?
- Читай, просвещайся, может, поумнеешь.
- А ты спи, Сан, набирайся здоровья, а то нервный стал в последнее время. Спи, братишка, - Миха заботливо задёрнул занавеску на иллюминаторе и вышел из каюты. “Почему я ему сразу не сказал про Наткин звонок? – подумал я и запоздало вспомнил, - ах, да, он же сам мне не дал такой возможности, ему всё деньги не давали покоя”.
* * *
Когда я проснулся, в каюте было три сестры: тишина, темнота и прохлада. Немного повалявшись, я наощупь нашёл брюки и одел их. Потом долго шарил ногами в поисках тапочек, но так и не нашёл. Пришлось включать свет. Моих тапочек не было, зато в углу стояли Михины. Я обул их, сходил в сортир и поднялся на нижнюю палубу. Возле трапа, ведущего в машинное отделение, Миха травил анекдоты медсестре Валечке. Она держалась за животик, хохоча, и постоянно вскрикивала:
- Ой, не могу! Ой, упаду!
Миха широко улыбался и поддерживал её под локоток. Я подошёл к ним и посмотрел на Михины ноги. Валя, увидев меня, засмеялась ещё громче.
- Так я и знал, сымай сейчас же мои тапочки.
- Сан, тебя Командор просил зайти к нему. Он до 24.00 будет у себя, - Миха похлопал меня по плечу с добродушной улыбкой.
- Отдай мои тапки, - повторил я с угрозой в голосе.
- Да на, - Миха скинул с ног мою обувку, - я специально это сделал, чтобы первым сообщить тебе радостную весть. Только быстрее одевайся и беги, а то опоздаешь.
- Саша, это правда? – взяв меня за руку и заглядывая в мои глаза, спросила улыбающаяся и оттого ещё более симпатичная медсестрёнка, но я высвободился и побежал в свою каюту. Сзади раздался дружный смех.
* * *
Я постучался в дверь.
- Заходи, - раздался звучный Командорский Бас и я вошёл:
- Вызывали?
Капитан посмотрел на часы, улыбнулся в усы и открыл сейф:
- Успел-таки. Проходи и присаживайся, - он положил на стол большой, запечатанный конверт:
- Сначала скажи мне, как ты относишься к Апраторам?
- Мужа не знаю, а жена не понравилась, - честно признался я, не понимая, к чему клонит капитан.
- Почему?
- Зубы как у лошади, я бы таких стеснялся, а она всем показывает. И назойливая, как муха, - пояснил я свою точку зрения. Командор по своей привычке спрятал ухмылку в усы:
- А вот она от тебя в восторге. Когда Апраторы покидали нас, то просили передать тебе вот это, - он показал на пакет. Я с недоверием покосился и на всякий случай спросил:
- А где они?
- Мы их передали французам, те шли в Лос-Анджелес и взяли Апраторов с собой. За каким им было переться с нами через весь Тихий океан?
Я с облегчением вздохнул и, меняя тему, спросил:
- А в пакете что?
- Я откуда знаю? Это твой презент. Открывай, смотри, - Командор протянул мне нож. Я вскрыл пакет и потряс им над столом. Женский перстенёк, визитка миллионера, чек и книжка упали перед нами. Судорожно вздохнув, я закрыл лицо ладонями.
- Ты что, Сандро, радоваться надо а ты прямо как баба, честное слово. Вот смотри: голубой эвклаз, чек на 17500 долларов, визитка миллионера и книга, - он повернул её к себе и прочитал название, - “Тайцзицюань: история, философия, практическое применение”. Это тебе китаец оставил, он заметил, что ты любишь книги и не пристаёшь, в отличие от некоторых, - последнюю фразу он подчеркнул повышением тона, - к его молодой хозяйке, о чём и сказал Апратору. Дюк тоже молодец: сначала, по просьбе Эссель, поставил на чеке 17 с половиной долларов, потом добавил 0, а потом засмеялся и выписал новый чек. А ты тут… Что случилось-то?
- От меня девушка ушла, товарищ капитан. Утром позвонила, поздравила с праздником и тут же огорошила: замуж выхожу за другого. Представляете?
- Ну, ничего себе подарочек! Она что у тебя совсем с ума рехнулась? Тогда понятно твоё нервное поведение, - Командор искренне огорчился вместе со мной, - и что ты собираешься делать?
- Служить Отечеству. Стреляться точно не буду, - я сразу отмёл его подозрения на этот счёт и более радостно добавил, - может, это и есть самый лучший подарок – свобода.
Экипаж “Метелицы” состоял из трёх человек: повара - китайца Лю Пена, моряка - негра Сигби Джонсона и капитана Антонио Маккавелли. Происхождение последнего явно было итальянским, хотя сам Антонио это категорически отрицал и всегда называл себя чистокровным американцем, неизменно прибавляя:
- Мой прадед переехал в США в 1857 году и принимал участие в войне Северных штатов с Южными на стороне Авраама Линкольна. Мой отец воевал во Вьетнаме, и я сам готов сложить голову за свою родину. Так что Италия тут совсем ни при чём.
“Метелица” покинула Сан-Диего в первых числах июня и две недели погода благоприятствовала путешественникам. Северный попутный ветер наполнял паруса яхты, и поэтому им не было нужды переходить на электрический двигатель. Стая дельфинов, весело перекрикиваясь, сопровождала красавицу яхту. Море любви и нежности переполняло сердце Дюка Апратора в экваториальных широтах Тихого океана. Команда расслаблялась.
Беда пришла неожиданно. Маккавелли поднялся на палубу, где хозяин со своей молодой женой загорал, и, приблизившись к ним, негромко произнёс:
- Господин Апратор, барометр падает, нужно готовиться к самому неприятному.
Дюк посмотрел на него сквозь солнцезащитные очки и с улыбкой сказал:
- На небе ни облачка, так что не вижу причин для беспокойства.
- Тем не менее, и Манагуа, и Сан-Хосе подтвердили штормовое предупреждение.
- Господин Маккавелли, я нанял вас не для того, чтобы вы забивали мне голову морской наукой. Делайте всё, что считаете необходимым, а нас оставьте в покое.
- Я просто обязан был поставить вас в известность, господин Апратор, - сказал капитан яхты и с достоинством удалился.
Неправда, что каждый шторм начинается с небольшой тучки на горизонте. В данном случае всё произошло мгновенно: не успел Маккавелли отдать приказ убрать паруса, как сменился ветер, небо стремительно потемнело и обрушило на бедняжку “Метелицу” яростные потоки воды. Океан, отчего-то вознегодовав, бил хлёсткими, высокими волнами, проверяя на прочность судно и находящихся на ней людей. Дождь смыл яркую косметику с лица Эссель и прогнал Апраторов в каюту. Экипаж яхты спешно укрылся в каюте. Ужасный, нетерпеливый ветер сорвал паруса и унёс их к Галапагосским островам. Волны поднимали яхту к опустившимся тучам и бросали её в глубину океана, лишая несчастных людей последней надежды на благоприятный исход. Шторм продолжался три дня.
* * *
Я перепрыгнул с катера на палубу растерзанной яхты. У трапа стояла жалкая, растрёпанная женщина и, сделав два шага ко мне, упала на колени, сотрясаемая безудержными рыданиями.
- Сан, лови шкот, - крикнул Миха. Я обернулся, поймал канат и, подтянув катер поближе, привязал его к яхте. Потом быстро подошёл к женщине и поднял её на руки.
- Спасите нас, мы умираем от жажды и голода, - сквозь слёзы вымолвила она, обнимая меня за шею и успокаиваясь. По моему убеждению – самый лучший и быстрый способ остановить женские или детские слёзы это взять их на руки. В данной ситуации способ помог на все 100%. Рядом со мной появился Миха и Сэм.
- Неси её на катер, а мы осмотримся, может, ещё кто остался в живых, - сказал Миха.
- Есть ещё кто на судне? – по-английски спросил я у присмиревшей женщины.
- Да-да, - быстро ответила она, - внизу, в каюте, лежит мой муж. И наш повар, он без сознания. Остальные погибли, я ничего не могла для них сделать, - она хотела что-то ещё добавить, но новый приступ рыданий заглушил её последние слова. Перепрыгнув на катер, я усадил её на лавочку и дал напиться воды. Потом оставил на попечение Димки Котика и вернулся на яхту.
- Ё-моё, японский городовой, - послышался снизу Михин голос, - Сан, иди, помоги мне.
Я бегом спустился по трапу и оказался в полутёмной каюте. Присмотревшись, увидел на кровати крупного, бледного мужчину. Миха щупал у него пульс на сонной артерии:
- Кажется, жив. Как потащим?
- Молчком, - съехидничал я, но тут же сам нарушил своё условие, - берись за те концы простыни.
Кряхтя, мы вынесли его на палубу. Семён выскочил из люка, ведущего в трюм, и закричал, хотя особой нужды в том не было:
- Там китаец без сознания. Гольц, газуй за Ткачёвой, пусть сама осмотрит, и скажи Командору, чтоб ещё людей прислал, мы одни не управимся.
Аккуратно опустив больного на палубу, я приказал:
- Выносите китайца и придумайте какую-нибудь защиту от солнца, - отвязывая шкот, сказал я и тут же заорал Димке, - заводи!!!
Мотор завёлся с полпинка.
- Сразу видно – только с завода, - улыбался Димка и газовал так, что катер в буквальном смысле слова прыгал с волны на волну. Я сидел рядом с женщиной и придерживал её за плечи. Она уткнулась носом мне в шею, тихо плача. На “Блистающем” нас ждали все от мала до велика - Костяев, Ткачёва, офицеры нашего экипажа, спецназовцы, сопровождающие “бесценный груз”, морячки - все облепили левый борт корабля.
- Что там случилось, Гольц? – прокричал Командор, перекрывая шум мотора.
- Есть больные, товарищ капитан. В любом случае нужен доктор. Примите пассажирку!
К нам сбросили лестницу и я, подхватив левой рукой женщину, правой взялся за лестничную перекладину. Два дюжих офицера быстро подняли нас на борт.
- Саша, будь добр, отнеси пациентку в медчасть, у тебя это так легко получается. И скажи Валентине, чтоб занялась ею, - попросила меня Ткачева, прежде чем спуститься в катер. Я передал командование старпому и со спокойной душой понёс женщину в медчасть.
* * *
Постоянно после ночной вахты я поднимаюсь на верхнюю палубу и подолгу смотрю на пенистые барашки океана, слушаю музыку волн, бьющихся о борта “Блистающего”, крики чаек и альбатросов, иногда проплывающих мимо дельфинов, и всегда рассматриваю в бинокль берега. Когда они есть. Все члены нашего экипажа знают эту мою особенность и никогда не мешают мне уединяться и наслаждаться переменчивым пейзажем океана. Но в этом походе в Сингапур с нами отправилось несколько чиновников из Военно-морского ведомства и офицеры спецназа для охраны груза. Нам, конечно, никто не говорил о его ценности и содержании, но мы ещё до выхода в Балтийское море знали, что повезём современное вооружение на Кубу и суперкатера, сверхбыстрые и очень экономные, для борьбы Сингапурских властей с пиратами. Для сохранения тайны мы в присутствии сопровождающих об этом не трепались и офицеры охраны, среди которых не было ни одного чина ниже лейтенанта, даже не догадывались, что секрет военного ведомства давно не является таковым.
В ночь на 26 июня мне по графику выпала ночная вахта, и хотя Командор хотел её перенести на другую ночь по случаю моего дня рождения, но я настоял, чтобы этого не делали. Мне всегда приятно, переборов желание спать, весь следующий день провести на ногах. В таких случаях я ощущаю прилив творческих сил и к вечеру обязательно что-нибудь да чиркну в тетрадь оригинальное. Чаще всего это бывают стихи. И своё 26-летие я решил провести аналогичным образом.
Сменившись с ночной вахты, я поднялся на верхнюю палубу, увидел Эссель Апратор, нашу новую пассажирку, и двух спецназовцев, соревнующихся между собой в галантности. Я понял, что праздник сорван вмешательством “тёмных” сил. Эссель, белокурая и длинноногая леди с голубыми глазами и очень тонкой талией, увидела меня и приглашающе замахала рукой. “Ну, нет, - подумал я с мрачным расположением духа, - я на такие дела не подписывался. Не хватало мне за чужими жёнами ухлёстывать, когда меня самого Натка ждёт на берегу”. Я развернулся и хотел уйти, но по трапу поднимался Миха и мне пришлось подождать, пока он не выберется наверх. Он поднялся, но дороги не уступил:
- Ты что, Сан, уходить собрался? Пойдём, я вас познакомлю. Красивая девочка и очень хотела тебя увидеть, но ты был на вахте и я сказал ей, чтобы подождала тебя здесь.
Миха знал все мои привычки и решил таким образом преподнести мне подарочек, не догадываясь о его внутреннем содержании. Я решительно заявил ему:
- Я спать иду, пропусти меня, - но он даже не пошевелился, а несколько насмешливо ответил:
- Не груби, а то силой отнесу, - и добавил посерьёзнее, - Сан, я обещал ей, пойми меня правильно.
Сзади послышались цокающие звуки высоких каблучков, я обернулся и Эссель, улыбаясь мне в лицо ослепительными зубами, сказала:
- Господин офицер, я вам очень благодарна за вашу помощь в нашей беде и мне хотелось бы побеседовать с вами за чашечкой кофе.
- Не стоит благодарностей, госпожа Апратор, это всего лишь долг каждого истинного джентльмена, - сказал я.
- Да, вы правы, но далеко не каждый носил бы на руках бедную, несчастную женщину. Так что я лично вам готова подписать чек на любую сумму в знак признательности и уважения, - её ярконакрашенные губы улыбались, но холодные бесстрастные глаза говорили о цинизме современной хищницы, я даже подрастерялся, она же продолжала, как ни в чём не бывало, - я жена миллионера, так что смогу вас отблагодарить. Не бойтесь и назовите любую, устраивающую вас сумму.
Спецназовцы приблизились к нам и с интересом ожидали моего ответа. Я посмотрел на Миху, тот растерянно смотрел на меня. На всякий случай я её переспросил:
- Любую?
- Да, господин офицер, вы правильно поняли меня. Я удовлетворю любое ваше желание, - Эссель взяла в свои холёные ладони мою кисть, видимо для налаживания более тесного контакта, и, продолжая улыбаться, погладила моё запястье длинными, музыкальными пальцами, - да смелее же, господин офицер. Ну же?
- Хорошо, госпожа Апратор, выпишите чек на 17 долларов 50 центов. И мы разойдёмся, как в море корабли, - ответил я с приятным чувством выполненного долга. Все улыбки окружающих меня людей застыли, как на полотне художника. Эссель с натугой выдавила из себя:
- Я не поняла, господин офицер, почему вы попросили так мало. Неужели вы оценили свои услуги в 17 долларов?
- Именно столько стоит в Сингапуре книга сонетов Шекспира и бутылка кока-колы. Мне этого хватит.
- Такую сумму я смогу выдать вам наличными, вы только подождите меня, господин офицер, я сейчас принесу, - растерянно произнесла она и сделала маленький шажок к трапу. Миха освободил проход, и я ринулся вниз со словами:
- Не нужно торопиться, миссис Апратор. Жду вас в 17.00 в каюте у капитана – у него всегда отличное кофе.
Внизу я чуть не сбил с ног маленького китайца, слугу Апраторов, поспешно извинился и побежал в самое главное помещение “Блистающего” – камбуз.
* * *
Я не ожидал подобной прыти от жены миллионера: как только после завтрака я уединился в каюте со своим любимым Д. Хамметом, она забарабанила в дверь. Я открыл ей, совершенно не подозревая о её намерениях.
- Господин офицер, я принесла вам 200 долларов, - она была довольна своей щедростью и великодушием. Соблазнительно проведя кончиком языка по верхней губе, с глубоким вздохом она полезла в сумочку из натуральной крокодильей кожи, немного наклоняясь при этом. “Как будто не могла достать их раньше”, - подумал я. Её загорелые шары чуть не выскочили из лифчика и мои глаза виновато забегали с одного на другой. Наконец она выпрямилась и протянула мне деньги.
- Ну нет, мы так не договаривались, - сдержанно сказал я, - я лишнего не возьму. Подождите сдачу, миссис Апратор.
- Какой вы невозможный, - с наигранной свирепостью воскликнула великосветская львица, - вот я вас…
Но договорить ей не дал Командор. Его бас раздался в динамике, установленном в коридоре:
- Старший лейтенант Гольц, пройдите в радиорубку, у вас связь с Санкт-Петербургом. Повторяю…
Я вытеснил блондинку в коридор, отдал ей, растерявшейся от моего отпора, деньги и запер каюту со словами:
- Придётся вам, госпожа Апратор, подождать до “файв о,клок”. Меня вызывает капитан по очень срочному делу.
Выбегая из коридора, я опять столкнулся с китайцем, но не придал этому большого значения.
* * *
- Привет, Сандро, - я услышал в трубке радиотелефона нежный Наткин голос, - поздравляю тебя с днём рождения, желаю счастья, здоровья, успешного продвиженья по службе, 7 футов под килем и чистого неба над головой.
- Спасибо, Ната, спасибо, дорогая. Если б ты только знала, как сильно я тебя люблю, - поблагодарил я её и опешил, услышав следующие слова, сказанные ледяным тоном:
- Я тоже тебя люблю, но замуж выхожу за другого. Ты вспомни, Сандро, сколько тебе было лет, когда мы познакомились, и посчитай, сколько лет мы встречаемся. Ни одна нормальная баба не выдержит подобной наглости, Так что, чао-какао, дорогой, - и в трубке послышались частые “пи-пи-пи”. Я в полной отключке смотрел через иллюминатор на завязь плывущих облаков, пытаясь разобраться в Наткиной фразе – “замуж выхожу за другого”. “Может быть, что она пошутила? – мелькнула молнией шальная мысль, но я тут же её отогнал, - какие шутки в такой день? Это не шутка, это подарок”.
- С вами всё в порядке, товарищ старший лейтенант? – встревожено спросил радист Лёнчик. Я отдал ему трубку и со словами:
- Ничего, всё нормалёк, - выбежал в коридор. Дорогу мне перегородил Миха:
- Ты чего, Сан, дурак что ли? Проси тысячу, она даст. Для неё это копейки, а мы с тобой гульнём в Сингапуре.
- Ещё чего, буду я унижаться перед капиталисткой.
- Не дури, братишка, ей это ничего не стоит, а для нас отломится неплохой кусочек личного счастья. Вот увидишь, она даст.
- Ты думаешь, что даст?
- Во дурак, попробуй затащить её в каюту и она вся твоя Ты что, намёков не понимаешь? – Миха коротко хохотнул по своей глупой привычке. Я посмотрел на него вопросительно, и он продолжил развивать свою мысль, - Эссель положила на тебя глаз, так что не теряйся. Не будь дураком, Сан.
- Нет, Миха, это подло – её муж ещё в сознание не пришёл, а она его же деньгами раскидывается. Так поступать нельзя.
Тут только Миха разглядел моё волнение и, что-то пробормотав себе под нос, пропустил меня. Я направился было к верхней палубе, но, услышав наверху жеманный смех миллионерки и мужское подхихикивание, резко остановился и на меня налетел китаец. Что-то часто он стал путаться под ногами.
* * *
На праздничном обеде в честь моего дня рождения, проходившего в кают-компании и на который были приглашены все офицеры, находящиеся на корабле, без исключения, Командор поздравил меня с праздником, неудачно сравнил с Лермонтовым и преподнёс подарок от имени офицерского состава “Блистающего” в виде томика стихов Фирдоуси с памятной надписью. Я вежливо и смущённо поблагодарил и уселся на своё коронное место. Эссель Апратор, сидевшая между капитаном и Михой, абсолютно ничего не понимала, так как мы разговаривали на русском языке. Командор объяснил ей причину всеобщего веселья, и она обратилась к нему с вопросом:
- А почему именинник не весел, господин капитан?
- Пусть он сам вам всё объяснит. Гольц, разъясните нам причину вашего плохого настроения.
- Извините, товарищ капитан, всё объясняется просто: я вспомнил, что сделали с Лермонтовым в 26 лет.
- Да не мне объясняй, - поморщился Командор и тут же спохватился, - ты на что намекаешь?
В данный момент мы разговаривали на английском языке и Эссель, почувствовав неладное чутким, женским сердцем, перебросила разговор на другую тему:
- Я всё время, проведённое на вашем корабле, удивляюсь тому, как ваши офицеры прекрасно владеют английском языком. Вы, наверное, подбирали в свой экипаж специалистов, господин капитан?
- О нет, миссис Апратор, всё значительно проще. В наше время английский язык является международным и знать его обязаны не только офицеры, но и каждый моряк, отправляющийся в заграничное плавание. В наших, российских школах и морских училищах изучение его является обязательным предметом.
- Хорошее у вас правило, господин капитан. А почему вы подарили книгу мистеру Гольцу?
Все наши заулыбались, один Командор с серьёзным видом пояснил:
- Гольц у нас поэт и поэтому любит всё прекрасное: стихи, море, женщин.
- Мечтатель, - мстительно поправил я капитана.
- Поэт и должен быть мечтателем, - спокойно отреагировал тот, - до тех пор, пока это не мешает исполнению служебных обязанностей.
- У Гольца не мешает, - неожиданно встрял в разговор Миха.
- И я говорю, что не мешает. Иначе давно бы списал его на берег.
- Мистер Гольц, вы пишите стихи? Почитайте, пожалуйста, - попросила миллионерка.
- Я не буду, - мрачно ответил я.
- Ну почему же? - томно закатывая глаза, чуть не простонала она, - ну пожалуйста, хотя бы одно.
- Я пишу по-русски, вы всё равно не поймёте.
Миха, понимая моё состояние лучше других, благоразумно промолчал, но капитан насупил брови и грозно прорычал:
- Старший лейтенант Гольц, я не люблю, когда кто-то из моих подчинённых обманывает в моём присутствии. Так что не выпендривайтесь и читайте.
На дальнем конце стола кто-то из спецназовцев пьяно выкрикнул:
- Просим, просим!
По случаю праздника на столе стояли бутылки с алкогольными напитками, но так как я никогда не злоупотреблял спиртным, то Командор посоветовал выпивающим не навязываться, а молча наливать себе и пить, кому сколько захочется. Я, например, выпил только первую “заздравную” стопочку, а кто-то успел назюзюкаться. Я посмотрел на капитана – не шутит ли, но он был настойчив и хмур, всем своим видом показывая серьёзность своих намерений. Поняв, что от него по-другому не отделаться, я встал из-за стола и принял пижонскую позу с вытянутой вперёд рукой. И стал декламировать с напыщенным, восторженным пафосом:
- Корвет не мчался по волнам
и ветер, бросив паруса,
готовился поднять бедлам,
и опустились небеса.
То не был шторм, но океан
уже грозился кораблю,
и наш весёлый капитан
нанёс убыток королю.
В далёкой, странной тишине
таился замерший корвет,
тут муза вдруг явился мне,
сказав: “Поэт, лови момент”.
И между бездной и пучиной
сонет явился мне картиной.
Расшаркиваясь и раскланиваясь во все стороны, я бормотал:
- Не стоит благодарностей, я не хотел. Больше не буду, и не просите.
Командор прошипел по-русски:
- Прекращай юродствовать, старлей, не позорь команду.
Я уселся на своё место, и Миха пребольно толканул меня коленкой.
- Ты чего дерёшься? – шёпотом огрызнулся я. Миха наклонился к моему уху:
- Ты почему “Зурбаган” не прочитал? Оно же длиннее и красивее.
Тем не менее, в кают-компании раздались не жиденькие хлопки в ладоши, Эссель громко крикнула:
- Браво, господин Гольц! Брависсимо! – и потише сказала капитану, - какие у вас замечательные люди, господин капитан. Я даже и не думала, что российский офицер может писать красивые стихи о море на английском языке.
Дверь приоткрылась, и в кают-компанию вошёл китаец. Приблизившись к хозяйке, он негромко произнёс:
- Мистер Дюк пришёл в сознание, - и они молча удалились.
* * *
Я сидел в шезлонге, снятом нами с “Метелицы”, читая Фирдоуси на английском языке, когда рядом с собой обнаружил американку. Она неслышно подкралась ко мне со спины и, наверное, долго читала через моё плечо персидского классика. Увидев, что я её обнаружил, она улыбнулась одними губами и завораживающим, грудным голосом произнесла:
- Мистер Гольц, вы замечательный человек, как хорошо вы пишите стихи. Мне ваш друг сказал, что из скромности вы прочитали не самое лучшее своё произведение.
- Он перехваливает меня, - попытался я пояснить ей свою точку зрения.
- Ну да, так я вам и поверили, - несколько обиженно сказала она. Молча придвинула к моему ещё один шезлонг, уселась в него и, взяв в свои руки мою, принялась гладить мягкими пальцами моё запястье за часами, приятно щекоча длинными ноготками, - всё-то вы врёте.
- Ну, знаете, - я посмотрел на часы, - мне пора. Извините и разрешите откланяться.
- Подождите, - Эссель продолжала удерживать меня за руку, - всего несколько минут.
- Миссис Апратор, - я осторожно высвободил руку, - мне действительно нужно идти.
Она вскочила на ноги, как молоденькая девчонка:
- Разрешите вас проводить, в конце-то концов.
- Не стоит беспокоиться из-за пустяков. Оставайтесь здесь и любуйтесь на природу.
- У, какой вы жестокий, - я не дослушал её слов и скатился по трапу вниз, где стоял китаец и с самым невозмутимым видом наблюдал за чайками.
* * *
В каюте лежал Миха и читал моего Хаммета, так как мой практичный друг никогда не тратился на книги.
- Ну что? Есть успехи на любовном фронте? – встретил он меня вопросом.
- На фронте без перемен, - угрюмо ответил я, бросил Фирдоуси на стол и начал раздеваться.
- Что так плохо?
- Спать хочу.
- Ну и спи, соня, - насупился Миха и уткнулся в книгу.
- Ну и буду спать, - заорал я, - а ты не мешай! И никого не впускай в каюту! А то я тебе нос откушу! Понял?!?
- Ты меня “на понял” не бери, дурак, - буркнул Миха.
- Сам дурак!
- Я не дурак, это ты у нас дурак.
- Нет, это ты у нас дурак! – разорялся я, в бешенстве скидывая опостылевшую форму, - дурак, дурак и ещё раз дурак! Ура троекратному дураку!
Миха не выдержал, положил Хаммета на стол и кинулся на меня. Я, конечно, сопротивлялся, но Миха был сильнее меня, выше и тяжелее, поэтому быстро управился со мной, прижав мои плечи к половому коврику.
- Это почему я дурак? – с усмешкой спросил он.
- Потому что дурак, и к тому же глупой дурак. Пусти, гад, - я не оставлял попыток освободиться, извиваясь всем телом, хотя прекрасно понимал их тщетность. Весовая категория не та, как сказал бы наш тренер по самбо. Да и мой спортивный опыт говорил, что лучше сдаться, ибо так заканчивались все наши прежние поединки. Миха знал все мои излюбленные приёмчики и в корне их пресекал, но я продолжал сопротивляться.
- Ты когда-нибудь успокоишься? Проиграл, имей мужество сдаться. Сан, ты ведёшь себя, как последний дурак.
- Сам дурак, пусти, я сказал.
Миха отпустил меня и, ложась на шконку, спросил:
- И почему я оказался в дураках?
- Наверное, ты родился таким, - ответил я, снимая брюки, - сколько тебя помню, ты всегда был дураком.
- Ну хватит бурчать, объяснись, будь человеком.
- И объяснюсь! - опять заорал я, - я-то объяснюсь, а вот ты объясни своё поведение! Зачем ты сказал американке про верхнюю палубу?! И про “Зурбаган” рассказал зачем?! Что ты встреваешь везде, как затычка в каждой бочке?!
- Сан, я же хотел как лучше, - Миха посмотрел на меня растерянно, - хватит тебе обижаться по пустякам.
- А кто тебя просил? Ты, Миха, когда-нибудь меня в ад уведёшь своими благими намерениями.
- Сан, ты зря обижаешься. Она вчера была как в воду опущенная, ну Ткачёва и дала ей таблеточку для успокоения. Американочка проспалась и с раннего утра развернула кипучую деятельность по твоему розыску.
- Прям по-моему? Заливаешь, небось, сам её на меня и натравил. С тебя станется.
- Я серьёзно говорю. Утром на палубу выхожу, ты как раз вахту сдавал, а Петька Анненков на меня пальцем показывает и ей говорит: “Вот самый лучший друг того офицера, который вас вчера на руках носил. Он вам лучше меня про него расскажет”. И сразу слинял. Ну, я её и отвёл наверх, а там спецназовцы. Я её с рук на руки передал, а сам побежал тебя искать. А что мне оставалось делать?
- Да пошёл ты, дурак, - всё-таки улыбка выползла помимо моей воли, и я спрятал её в подушку.
- А зря ты так, зря. Девочка красивая, умная и сексуальновоспитанная. Она сама в руки идёт, а ты… Ну ладно, спи, я тебе мешать не буду и другим не дам. Последний вопрос можно?
- Давай.
- Хаммета почитать можно?
- Читай, просвещайся, может, поумнеешь.
- А ты спи, Сан, набирайся здоровья, а то нервный стал в последнее время. Спи, братишка, - Миха заботливо задёрнул занавеску на иллюминаторе и вышел из каюты. “Почему я ему сразу не сказал про Наткин звонок? – подумал я и запоздало вспомнил, - ах, да, он же сам мне не дал такой возможности, ему всё деньги не давали покоя”.
* * *
Когда я проснулся, в каюте было три сестры: тишина, темнота и прохлада. Немного повалявшись, я наощупь нашёл брюки и одел их. Потом долго шарил ногами в поисках тапочек, но так и не нашёл. Пришлось включать свет. Моих тапочек не было, зато в углу стояли Михины. Я обул их, сходил в сортир и поднялся на нижнюю палубу. Возле трапа, ведущего в машинное отделение, Миха травил анекдоты медсестре Валечке. Она держалась за животик, хохоча, и постоянно вскрикивала:
- Ой, не могу! Ой, упаду!
Миха широко улыбался и поддерживал её под локоток. Я подошёл к ним и посмотрел на Михины ноги. Валя, увидев меня, засмеялась ещё громче.
- Так я и знал, сымай сейчас же мои тапочки.
- Сан, тебя Командор просил зайти к нему. Он до 24.00 будет у себя, - Миха похлопал меня по плечу с добродушной улыбкой.
- Отдай мои тапки, - повторил я с угрозой в голосе.
- Да на, - Миха скинул с ног мою обувку, - я специально это сделал, чтобы первым сообщить тебе радостную весть. Только быстрее одевайся и беги, а то опоздаешь.
- Саша, это правда? – взяв меня за руку и заглядывая в мои глаза, спросила улыбающаяся и оттого ещё более симпатичная медсестрёнка, но я высвободился и побежал в свою каюту. Сзади раздался дружный смех.
* * *
Я постучался в дверь.
- Заходи, - раздался звучный Командорский Бас и я вошёл:
- Вызывали?
Капитан посмотрел на часы, улыбнулся в усы и открыл сейф:
- Успел-таки. Проходи и присаживайся, - он положил на стол большой, запечатанный конверт:
- Сначала скажи мне, как ты относишься к Апраторам?
- Мужа не знаю, а жена не понравилась, - честно признался я, не понимая, к чему клонит капитан.
- Почему?
- Зубы как у лошади, я бы таких стеснялся, а она всем показывает. И назойливая, как муха, - пояснил я свою точку зрения. Командор по своей привычке спрятал ухмылку в усы:
- А вот она от тебя в восторге. Когда Апраторы покидали нас, то просили передать тебе вот это, - он показал на пакет. Я с недоверием покосился и на всякий случай спросил:
- А где они?
- Мы их передали французам, те шли в Лос-Анджелес и взяли Апраторов с собой. За каким им было переться с нами через весь Тихий океан?
Я с облегчением вздохнул и, меняя тему, спросил:
- А в пакете что?
- Я откуда знаю? Это твой презент. Открывай, смотри, - Командор протянул мне нож. Я вскрыл пакет и потряс им над столом. Женский перстенёк, визитка миллионера, чек и книжка упали перед нами. Судорожно вздохнув, я закрыл лицо ладонями.
- Ты что, Сандро, радоваться надо а ты прямо как баба, честное слово. Вот смотри: голубой эвклаз, чек на 17500 долларов, визитка миллионера и книга, - он повернул её к себе и прочитал название, - “Тайцзицюань: история, философия, практическое применение”. Это тебе китаец оставил, он заметил, что ты любишь книги и не пристаёшь, в отличие от некоторых, - последнюю фразу он подчеркнул повышением тона, - к его молодой хозяйке, о чём и сказал Апратору. Дюк тоже молодец: сначала, по просьбе Эссель, поставил на чеке 17 с половиной долларов, потом добавил 0, а потом засмеялся и выписал новый чек. А ты тут… Что случилось-то?
- От меня девушка ушла, товарищ капитан. Утром позвонила, поздравила с праздником и тут же огорошила: замуж выхожу за другого. Представляете?
- Ну, ничего себе подарочек! Она что у тебя совсем с ума рехнулась? Тогда понятно твоё нервное поведение, - Командор искренне огорчился вместе со мной, - и что ты собираешься делать?
- Служить Отечеству. Стреляться точно не буду, - я сразу отмёл его подозрения на этот счёт и более радостно добавил, - может, это и есть самый лучший подарок – свобода.
Обсуждения Глава 3: Ничего себе подарочек