Все знают, что шахматы – игра мудрецов и царей, настолько всё в ней честно, благородно и справедливо. Я играю в шахматы достаточно хорошо, на уровне 1 разряда, хотя в блиц-игре выигрывал и у КМС. Во время учёбы в школе я умудрился стать чемпионом, а в мореходном училище после одного поучительного случая курсанты меня зауважали и не доставали просьбами сыграть партийку - другую. Дело было так: Сашка Попов учился на 2 курсе, а я – на 1, и вот одним осенним, ненастным вечером он заглянул в нашу комнату с шахматами под мышкой:
- Эй, пацаны, в шахматы кто-нибудь играет?
Миха Звягинцев спал на соседней со мной шконке, но наша настоящая с ним дружба началась после Нового года и в тот вечер я чувствовал себя самым несчастным и одиноким евреем во всём белом свете, поэтому очень обрадовался представившейся возможности развлечься в умственной игре. Но я сразу предупредил Попова, что буду играть “вслепую”, то есть, не глядя на доску. Ещё в школе мы с Серёгой Калининым, моим одноклассником, развлекались подобным образом на уроках машиноведения. Циркуль, учитель наш, злится, ищет доску с фигурами, но, естественно, не находит и вследствие этого сделать нам ничего не может. Вот и в тот вечер я решил немного посмеяться по культурному над старшекурсником, кстати, не самым плохим парнем в училище, просто он сам напросился и попался под руку. Нам понадобился ассистент и тут пригодился Миха – он был знаком с шахматной нотацией и прекрасно справился со своей обязанностью передвигать за меня фигуры. Сашка сел за стол, расставил фигуры и игра началась. Мне достался чёрный цвет, и хотя по спортивным правилам я мог потребовать себе белые фигуры, но не стал, так как одинаково хорошо играл , как говориться, любым цветом. К тому же я сразу заметил, что мой противник - абсолютный профан в шахматной теории - и с чисто Алёхинской лёгкостью разрушил пешечный центр белых, открывая линии для своих фигур, пожертвовав слона, и влепил Попову мат по последней горизонтали, так как он не успел открыть “форточку” в расположении рокировавшего короля. Тут ещё один интересный момент получился, когда я объявил Звягинцеву свой последний ход и тот сделал его на доске, я с облегчением вздохнул и поднялся со стула (я сидел на нём лицом к двери, спиной к столу). Вокруг стола столпилось 10-12 человек, с интересом наблюдавших за игрой, и Сашка Попов, не посмотрев на доску, закричал:
- Эй, мы так не договаривались. Ты говорил, что будешь сидеть ко мне спиной, а сам повернулся.
- На доске мат, игра окончена, - сказал я, и все засмеялись:
- Салага не смотрит на доску и ставит мат, а наш чемпион смотрит и не видит.
Попов посмотрел и, убедившись в реальности сказанного мной, ушел не попрощавшись в полной уверенности, что именно так поступают настоящие джентльмены. Мне об этом позже сказали старшекурсники, пожимая руку и поздравляя с победой над зарвавшимся Поповым. Вечером перед сном Миха спросил у меня:
- Где это ты так хорошо научился играть в шахматы?
- Сначала меня отец учил, а потом я сам по книгам учился, - ответил я, - когда прочитал, что Александр Алёхин умел играть вслепую против 25 человек, тоже научился, правда, на одной. Как видишь - получилось. Я сначала на отце тренировался, потом на его сослуживцах.
- А как все ты не умеешь? – спросил из дальнего угла Якимов.
- Как все я играю только с сильными игроками.
- А как ты узнал, что Попов слабак? – Миха даже на локоть приподнялся от любопытства. Я засмеялся:
- У него слишком узкий лоб, а это для хорошей игры большой недостаток.
Поэтому в дальнейшем Звягинцев заранее предупреждал всех о моих способностях и меня просто уважали, не желая связываться, а любителей проигрывать вслепую я в своей жизни не встречал и тихо радовался возможности посвятить личное время другим интересным вещам: Натке, учёбе, стихам и спорту. После Морской академии на “Блистающем” мне пришлось сразиться с чемпионом корабля Валерием Фоминых, но, проиграв с десяток партий, тот тоже отстал от меня, чем облегчил моё существование. А в шахматы у нас многие любили играть – и капитан Костяев, и старпом Окунев, и боцман Бубнёнков, и среди морячков попадались сильные шахматисты, так что время от времени мне приходилось защищать своё звание чемпиона корабля. К счастью, Миха и тут мне помог своим длинным языком и многие даже не пытались оспаривать мой титул, боясь осрамиться.
В моей первой кругосветке, когда “Блистающий” проходил в Мексиканский залив, мы пришвартовались в Гаване, и нас посетила небольшая делегация из Кубинского военного ведомства. Чаепитие с гостями проходило на верхней палубе. Командор велел принести шахматы, и развернулась баталия. У кубинцев нашёлся сильный игрок, который побил всех наших, кроме Фоминых, но тот выкрутился тем, что затянул игру до невозможности и подошла его очередь идти на вахту. Я об этом не знал, так как вторую половину дня провёл в Гаване. Хорошо еще, что я на обратной дороге не выпил пивка (а ведь так хотелось!), иначе я потерял бы уважение товарищей надолго - под алкогольными парами моя голова отказывается мыслить шахматными категориями. Возвращаюсь я, значит, на борт, а дежуривший морячок встречает меня словами:
- Товарищ старший лейтенант, капитан корабля желает вас видеть на верхней палубе, - а потише добавил, - у нас кубинские гости, не подведите.
Я лихорадочно начинаю вспоминать, в чём мог провиниться и подвести наш дружный экипаж, сам же быстрым шагом взлетаю по трапу к назначенному месту встречи. Вины своей я не нашёл и, немного волнуясь, предстал пред строгие очи Командора:
- Господин капитан, старший лейтенант Гольц по вашему приказанию прибыл, - отрапортовал я, как и полагается - с отданием чести, выпячиванием груди и лихим щелчком каблуками. Смотрю я на Командора, а в этот момент к нам поворачивается Фоминых, сидевший ранее ко мне спиной в окружении наших и кубинских офицеров и загораживавший шахматную доску. И я это всё замечаю боковым зрением, сразу успокаиваясь от понимания истинной причины Командорского приказа.
- Э, Сандро, отставь в сторону формальности, - говорит по-русски Командор, - ты лучше посмотри на доску и скажи: будешь доигрывать за Фоминых или проще начать новую партию?
Надо сказать, что большинство кубинцев, присутствующих в тот вечер на корабле, учились в разные годы в Советском Союзе и более-менее сносно говорили на русском, поэтому они прекрасно поняли, о чём идёт речь.
- Господин капитан, я пойду? – спросил Валерий Викторович и после кивка Костяева убежал от неминуемого поражения – он в создавшемся положении ни за что не выиграл бы. Я сел на его место и погрузился в размышление, просчитывая некоторые варианты до глубины 10-12 ходов. Белые пешки моего чёрного противника захватили центр доски и если ничего решительного не предпринимать, то в ближайшее будущее мои фигуры, будучи оттеснёнными к флангам, потеряют взаимосвязь между собой и будут печально взирать на проходную, белую пешку, не в силах помешать её превращению в ферзя. Но я сразу подметил комбинационные возможности позиции, слабость белого короля, до сих пор не открывшего “форточку”, что всегда говорит об уровне мастерства шахматиста, и мне осталось просчитать, что выгоднее жертвовать – слона или пешку. Наверное, я слишком долго думал, потому что все присутствующие заулыбались, а Командор, нахмурясь, бросил:
- Не мучайся, Гольц, лучше начни новую партию и отомсти за нас, стариков.
Ситуация повторялась с маленькой поправкой: в Кронштадте я играл “вслепую” против слабака, а в Гаване против сильного игрока в стратегически проигранном положении. Тем не менее, всё решала счётная игра, и я смело сказал:
- Зачем упускать выигрыш? У меня есть жертва в Алёхинском стиле. Я выиграю, даю слово офицера, - чем вызвал добродушный смех своего противника. Наверное, он был высоким чином, так как послышалось подхалимское подхихикивание.
- Я же не играл партию, и мне нужно было время, чтобы разобраться в создавшемся положении, - пояснил я, - а вы зря смеётесь. Русская народная мудрость гласит: хорошо смеётся тот, кто смеётся последним или над собой. Даю слово офицеру, - я передвинул своего слона через всю доску и нанёс тактический удар в самое, казалось бы, защищённое место в пешечной цепи негра. И игра понеслась. Мой противник сделал всего 2 хода не по моему расчёту, что привело к ещё более быстрому проигрышу – я вкатил свою ладью на последнюю горизонталь и объявил мат, как в своё время Сашке Попову. Негр долго смотрел на доску, не желая верить своим глазам. Потом мы сыграли ещё 5 партий и только в 2 из них была зафиксирована ничья, остальные я выиграл.
На следующее утро, когда я принимал вахту у Фоминых, Командор пошутил:
- Ты, Валера, теперь должен бы и за Гольца вахту отстоять, он же вчера за тебя партию выиграл. Да ещё как выиграл – такой красивый и неожиданный матец закатил. И старика порадовал, и отомстил по полной программе.
- Как же ты, Санёк, умудрился выиграть? – спросил Фоминых, переводя тему разговора на другую, подальше от долгов.
- “Форточку” надо было вовремя открывать, - коротко ответил я.
- Ну да, я именно так и собирался сыграть, - сказал Фоминых Командору, - я всё время думал, как лучше это использовать.
Но Командор стукнул себя по лбу кулаком:
- А что ты, Сандро, говорил про “слово офицера”? Я что-то не понял, к чему ты это сказал.
- Сначала я дал слово офицера что выиграю, то есть своё слово, а потом дал слово офицеру, тому, которого пожертвовал. Слон и офицер в шахматах одно и тоже. Я понятно объясняю?
- Да уж куда понятней, - вздохнул капитан корабля, - чувствую, что пора тебя переводить в капитаны*.
- Гольц у нас еврей, - говорил Фоминых, выходя с Командором из рубки, - и на ровном месте не споткнётся, и на фигне вылезет. Не зря у наших сложилась поговорка: Гольц на выдумки хитёр.
- Эй, пацаны, в шахматы кто-нибудь играет?
Миха Звягинцев спал на соседней со мной шконке, но наша настоящая с ним дружба началась после Нового года и в тот вечер я чувствовал себя самым несчастным и одиноким евреем во всём белом свете, поэтому очень обрадовался представившейся возможности развлечься в умственной игре. Но я сразу предупредил Попова, что буду играть “вслепую”, то есть, не глядя на доску. Ещё в школе мы с Серёгой Калининым, моим одноклассником, развлекались подобным образом на уроках машиноведения. Циркуль, учитель наш, злится, ищет доску с фигурами, но, естественно, не находит и вследствие этого сделать нам ничего не может. Вот и в тот вечер я решил немного посмеяться по культурному над старшекурсником, кстати, не самым плохим парнем в училище, просто он сам напросился и попался под руку. Нам понадобился ассистент и тут пригодился Миха – он был знаком с шахматной нотацией и прекрасно справился со своей обязанностью передвигать за меня фигуры. Сашка сел за стол, расставил фигуры и игра началась. Мне достался чёрный цвет, и хотя по спортивным правилам я мог потребовать себе белые фигуры, но не стал, так как одинаково хорошо играл , как говориться, любым цветом. К тому же я сразу заметил, что мой противник - абсолютный профан в шахматной теории - и с чисто Алёхинской лёгкостью разрушил пешечный центр белых, открывая линии для своих фигур, пожертвовав слона, и влепил Попову мат по последней горизонтали, так как он не успел открыть “форточку” в расположении рокировавшего короля. Тут ещё один интересный момент получился, когда я объявил Звягинцеву свой последний ход и тот сделал его на доске, я с облегчением вздохнул и поднялся со стула (я сидел на нём лицом к двери, спиной к столу). Вокруг стола столпилось 10-12 человек, с интересом наблюдавших за игрой, и Сашка Попов, не посмотрев на доску, закричал:
- Эй, мы так не договаривались. Ты говорил, что будешь сидеть ко мне спиной, а сам повернулся.
- На доске мат, игра окончена, - сказал я, и все засмеялись:
- Салага не смотрит на доску и ставит мат, а наш чемпион смотрит и не видит.
Попов посмотрел и, убедившись в реальности сказанного мной, ушел не попрощавшись в полной уверенности, что именно так поступают настоящие джентльмены. Мне об этом позже сказали старшекурсники, пожимая руку и поздравляя с победой над зарвавшимся Поповым. Вечером перед сном Миха спросил у меня:
- Где это ты так хорошо научился играть в шахматы?
- Сначала меня отец учил, а потом я сам по книгам учился, - ответил я, - когда прочитал, что Александр Алёхин умел играть вслепую против 25 человек, тоже научился, правда, на одной. Как видишь - получилось. Я сначала на отце тренировался, потом на его сослуживцах.
- А как все ты не умеешь? – спросил из дальнего угла Якимов.
- Как все я играю только с сильными игроками.
- А как ты узнал, что Попов слабак? – Миха даже на локоть приподнялся от любопытства. Я засмеялся:
- У него слишком узкий лоб, а это для хорошей игры большой недостаток.
Поэтому в дальнейшем Звягинцев заранее предупреждал всех о моих способностях и меня просто уважали, не желая связываться, а любителей проигрывать вслепую я в своей жизни не встречал и тихо радовался возможности посвятить личное время другим интересным вещам: Натке, учёбе, стихам и спорту. После Морской академии на “Блистающем” мне пришлось сразиться с чемпионом корабля Валерием Фоминых, но, проиграв с десяток партий, тот тоже отстал от меня, чем облегчил моё существование. А в шахматы у нас многие любили играть – и капитан Костяев, и старпом Окунев, и боцман Бубнёнков, и среди морячков попадались сильные шахматисты, так что время от времени мне приходилось защищать своё звание чемпиона корабля. К счастью, Миха и тут мне помог своим длинным языком и многие даже не пытались оспаривать мой титул, боясь осрамиться.
В моей первой кругосветке, когда “Блистающий” проходил в Мексиканский залив, мы пришвартовались в Гаване, и нас посетила небольшая делегация из Кубинского военного ведомства. Чаепитие с гостями проходило на верхней палубе. Командор велел принести шахматы, и развернулась баталия. У кубинцев нашёлся сильный игрок, который побил всех наших, кроме Фоминых, но тот выкрутился тем, что затянул игру до невозможности и подошла его очередь идти на вахту. Я об этом не знал, так как вторую половину дня провёл в Гаване. Хорошо еще, что я на обратной дороге не выпил пивка (а ведь так хотелось!), иначе я потерял бы уважение товарищей надолго - под алкогольными парами моя голова отказывается мыслить шахматными категориями. Возвращаюсь я, значит, на борт, а дежуривший морячок встречает меня словами:
- Товарищ старший лейтенант, капитан корабля желает вас видеть на верхней палубе, - а потише добавил, - у нас кубинские гости, не подведите.
Я лихорадочно начинаю вспоминать, в чём мог провиниться и подвести наш дружный экипаж, сам же быстрым шагом взлетаю по трапу к назначенному месту встречи. Вины своей я не нашёл и, немного волнуясь, предстал пред строгие очи Командора:
- Господин капитан, старший лейтенант Гольц по вашему приказанию прибыл, - отрапортовал я, как и полагается - с отданием чести, выпячиванием груди и лихим щелчком каблуками. Смотрю я на Командора, а в этот момент к нам поворачивается Фоминых, сидевший ранее ко мне спиной в окружении наших и кубинских офицеров и загораживавший шахматную доску. И я это всё замечаю боковым зрением, сразу успокаиваясь от понимания истинной причины Командорского приказа.
- Э, Сандро, отставь в сторону формальности, - говорит по-русски Командор, - ты лучше посмотри на доску и скажи: будешь доигрывать за Фоминых или проще начать новую партию?
Надо сказать, что большинство кубинцев, присутствующих в тот вечер на корабле, учились в разные годы в Советском Союзе и более-менее сносно говорили на русском, поэтому они прекрасно поняли, о чём идёт речь.
- Господин капитан, я пойду? – спросил Валерий Викторович и после кивка Костяева убежал от неминуемого поражения – он в создавшемся положении ни за что не выиграл бы. Я сел на его место и погрузился в размышление, просчитывая некоторые варианты до глубины 10-12 ходов. Белые пешки моего чёрного противника захватили центр доски и если ничего решительного не предпринимать, то в ближайшее будущее мои фигуры, будучи оттеснёнными к флангам, потеряют взаимосвязь между собой и будут печально взирать на проходную, белую пешку, не в силах помешать её превращению в ферзя. Но я сразу подметил комбинационные возможности позиции, слабость белого короля, до сих пор не открывшего “форточку”, что всегда говорит об уровне мастерства шахматиста, и мне осталось просчитать, что выгоднее жертвовать – слона или пешку. Наверное, я слишком долго думал, потому что все присутствующие заулыбались, а Командор, нахмурясь, бросил:
- Не мучайся, Гольц, лучше начни новую партию и отомсти за нас, стариков.
Ситуация повторялась с маленькой поправкой: в Кронштадте я играл “вслепую” против слабака, а в Гаване против сильного игрока в стратегически проигранном положении. Тем не менее, всё решала счётная игра, и я смело сказал:
- Зачем упускать выигрыш? У меня есть жертва в Алёхинском стиле. Я выиграю, даю слово офицера, - чем вызвал добродушный смех своего противника. Наверное, он был высоким чином, так как послышалось подхалимское подхихикивание.
- Я же не играл партию, и мне нужно было время, чтобы разобраться в создавшемся положении, - пояснил я, - а вы зря смеётесь. Русская народная мудрость гласит: хорошо смеётся тот, кто смеётся последним или над собой. Даю слово офицеру, - я передвинул своего слона через всю доску и нанёс тактический удар в самое, казалось бы, защищённое место в пешечной цепи негра. И игра понеслась. Мой противник сделал всего 2 хода не по моему расчёту, что привело к ещё более быстрому проигрышу – я вкатил свою ладью на последнюю горизонталь и объявил мат, как в своё время Сашке Попову. Негр долго смотрел на доску, не желая верить своим глазам. Потом мы сыграли ещё 5 партий и только в 2 из них была зафиксирована ничья, остальные я выиграл.
На следующее утро, когда я принимал вахту у Фоминых, Командор пошутил:
- Ты, Валера, теперь должен бы и за Гольца вахту отстоять, он же вчера за тебя партию выиграл. Да ещё как выиграл – такой красивый и неожиданный матец закатил. И старика порадовал, и отомстил по полной программе.
- Как же ты, Санёк, умудрился выиграть? – спросил Фоминых, переводя тему разговора на другую, подальше от долгов.
- “Форточку” надо было вовремя открывать, - коротко ответил я.
- Ну да, я именно так и собирался сыграть, - сказал Фоминых Командору, - я всё время думал, как лучше это использовать.
Но Командор стукнул себя по лбу кулаком:
- А что ты, Сандро, говорил про “слово офицера”? Я что-то не понял, к чему ты это сказал.
- Сначала я дал слово офицера что выиграю, то есть своё слово, а потом дал слово офицеру, тому, которого пожертвовал. Слон и офицер в шахматах одно и тоже. Я понятно объясняю?
- Да уж куда понятней, - вздохнул капитан корабля, - чувствую, что пора тебя переводить в капитаны*.
- Гольц у нас еврей, - говорил Фоминых, выходя с Командором из рубки, - и на ровном месте не споткнётся, и на фигне вылезет. Не зря у наших сложилась поговорка: Гольц на выдумки хитёр.
Обсуждения Глава 2: Слово офицера