Часть 3. Философия Воли
Огонь Прометея
– Мне кажется, что все, что происходит, как раз касается науки той, которая и не наука вовсе, а жизнь, представшая сама собой, – Алим задумался и замолчал.
Сидевшая за ним по кругу Мила продолжила, явно ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, и перешла сразу на более глубокий уровень:
– Но что наука, ведь она стоит на матушке земле упрямо, твердя…
Как твердь, она упряма, всегда направлена вовне, всегда боится так обмана, что доказательства извне не видит по вине тумана, того, что призрачней обмана, и тем подступнее вдвойне.
Не верю, докажите мне…
Мысли в голове Милы, растекаясь по скользкой поверхности не устоявшейся еще темы, множеством своим добрались до первого перепутья и начали переплетаться в нерешительности. Она замолчала.
Игра явно жаждала новых веяний от новых участников и дождалась-таки очереди Алины, не дав более опытным игрокам проявить себя.
Алина видела, что круг достиг ее, но никак не могла понять, что же от нее требуется и о чем надо говорить, а быстро возраставшее напряжение окатило ее первой жаркой волной. Надо было на что-то решиться. И она отпустила себя на волю судьбы, тем самым ступив на одну из еле заметных вначале тропинок, выходящую с перепутья:
– Так всё ведь, всё из-за тумана! Ведь даже мудрая Сиана своих любимых дочерей не надоумила, так рано ответственностью нагрузив…
Ведь мудрость с волей разделив, она хотела, как ни странно, на сотни лет опередив, им подарить их единенье. Но только где же то решенье, которому двух юных див должно наставить вдохновенье? Ведь все не ради развлеченья, ведь Дух, движенье допустив, цель видел! Только всё забыв, достигнешь разве единенья? Здесь мало только вдохновенья…
Вопрос выбил Алину из потока, и настала очередь Яны:
– Но ведь началом единенья, об этом уже знаешь ты, послужит предопределенье: «Когда сойдутся две сестры».
Их тут же средь людей найдет их мать, всесильная Сиана. Под покровительство возьмет и все проявит из тумана, и Дух к работе привлечет…
– Все так, но все не так-то просто, – вмешался Эмиль. – Все, кроме одного вопроса. Когда б условий было три, все было б так, но посмотри, все три четвертое являют. Вот и оно:
«Тогда узнают, что для того, чтоб счастью быть, всего лишь надо проявить не просто элементы воли, а нечто большее, позволит что всё во всём соединить…».
Эмиль опять замолчал. Похоже, текст из хроник не хотел ему раскрываться полностью и на этот раз.
– Похоже, пройден первый круг, виток лишь только приподнялся и зазвучал. – Алим сразу же повел на второй виток, не давая участвующим в игре, и не только видимым пяти игрокам, ослабить темп игры.
– Лишь только вдохновился Дух, лишь только в дальний путь собрался, лишь только он коснулся двух, но он еще ведь не признался, зачем весь этот спор начал, ища согласия Начал.
Алим умолк, опять ощутив вариативную насыщенность пространства. Продолжила Мила:
– Мне кажется: его идея сродни истории одной о том деяньи Прометея, и вывод будет не простой. Огонь, ведь он не только греет, он нечто большее несет, и это большее уж зреет в глубинах…каждого, несет в себе кто огненный завет. Но только это и не свет, не только свет… тогда, быть может, поможет нам найти ответ всё это?…
Мила опять оказалась на перепутье. Игра явно не хотела изменять своей первоначальной задумки.
И опять пришла очередь Алины. Второй раз, однако, не было легче, потому что скорость потока возросла, а войти в него было необходимо в считанные мгновения:
– Быть может, но зачем тревожить…?
Возникшая вопросительность нейтрализовалась утвердительностью второго, и поток стабилизировался.
Внук Кроноса и сын Фемиды, ведь он познал цену обиды на всех и вся, цену обмана, его не раз тогда Сиана корила. Помню это я....
Его проделка от Огня тогда ведь отделила пламя, и жертвенность его не знамя, а половинчатость…
Но я…
И замолчала.
Яна продолжила ее рассказ:
– Но я…, когда об этом всём узнала, решила шутку повторить и два начала разделить, и отделить начало Света.
Сестры не слушая совета с проделкой той повременить, решила: так тому и быть. И выбрала тогда царя. Хоть Ина говорила: зря, но видимо в том рок судьбы: с Олимпа пасть в тартарары.
Кто прав, теперь узнаем мы…
Эмиль не выдержал, вмешался:
– Так, значит, вы те две сестры?! И ваша мать тогда Сиана? Жизнь неожиданна и странна!
И вы только теперь узнали все это?
Все переглянулись. Уровень осознания, который только что удерживал всех в Потоке, неожиданно пропал. Эмиль оказался слишком близко от поверхности, не смог войти в глубину, утратил скорость, соскользнул в обыденный интерес, своими возгласами вытянув за собой и всю группу.
– Хоть ты и выскочил из Потока, – констатировал Алим, – но второй виток мы прошли. Может, даже лучше, что без определенности. Ведь ты не дал сестрам все проявить.
– Кто-нибудь что-нибудь может объяснить? – пыталась добиться ясности Яна. – Там было что-то волнующее, огромной важности, а что – не помню. Вот, где-то уже рядом, но еще за пеленой.
Мила посмотрела на нее и, видимо вспомнив свои первые впечатления от первых прикосновений к неизвестному, уверила:
– А более конкретно и не будет, это же не фильм. Это просто другая жизнь. Память о прошлом или будущем, в общем, об ином. А как ты с этим поступишь – твое личное дело. Достать можно, но выполнив определенные условия. Вот только какие – самой надо дойти.
– А я так думаю, что нам дана очень большая фора к дальнейшим событиям, только надо правильно расшифровать, увидеть знаки, – предположил Эмиль.
– Какие уж тут знаки, если тебе показывают, что ты родственница Прометея, решившая повторить его дерзость и получившая за это наказание, правда, несколько другое, – не могла успокоиться Яна. – Да еще, похоже, контрольное время приближается.
– Не забывайте, что буквальность мифов, даже если она и неправильно осознается или передается, сохраняется во времени. И раскрывший глаза свои и уши, может ее увидеть и услышать через века. – Алим пробовал поймать суть откровения, полученного ими только что. – Ведь если заполнить матрицу событий многомерно, то и ответ будет многомерный.
Ведь что не рассматривалось раньше в мифе о Прометее? А то, что не только физическое пламя олицетворяет огонь, а еще и нечто большее. И когда мы говорим: я горю желанием или зажегся идеей, ведь мы то, другое подразумеваем…
– А ведь что получается, – перебила его Яна, – что Огненность Духа человек развил во многом благодаря и поступку Прометея или мифу о нем. И, значит, поступок этот оправдан не только людьми уже.
И если мы в прошлых воплощениях как-то привнесли разделенность времени прошлого и будущего, то пришла пора завершить круг его воссоединенностью.
– Не совсем понятно, о чем ты говоришь, – вступил в диалог Эмиль, – но у меня появилась интересная мысль по поводу принципа неопределенности, который исключает возможность одновременности здесь и сейчас.
Вот, смотрите, что получается: если все время свести в одну точку, то тогда вы и те две сестры уже становитесь разным проявлением чего-то целого. А если вы – это не они, то вам и не о чем беспокоиться, пускай они отвечают за свои дела.
– Ты не прав, может, мы, как целое, и можем состояться только тогда, когда совершим нечто согласованное. Просто меняется понятие: не завершить начатое, а достичь согласованности действий, – возразила Алина.
– Вот-вот, мы уже где-то близко от искомого ответа. Но мне думается: у нас не хватает мыслительных способностей для завершения работы – уж слишком масштабен вопрос и многомерен, – заключил Алим.
– Все понятно, мне кажется, – посмотрела на него Мила. – Кто-то показывает, что нам не обойтись без его школы мышления. Так о чем вы там с Алексом спорили?
– Ты хочешь сказать, что все наши усилия зря? И нам не удастся его обыграть?
– Нет, но я хочу сказать, что и он не сидит, сложа руки.
Школа и наука
– Тогда не стоит ему давать фору во времени. Надо занять его внимание. Ведь нас много, а он один. – Алим явно жаждал дуэли.
– Если это касается и нас, то, пожалуйста, с пояснениями, – прервала их диалог Алина. – Хотелось бы находиться в равных условиях.
– Да мы и так примерно в равных условиях, потому как, попадая в игру, любой становится учеником, вернее, она всегда начинает со следующего уровня, и ты или дотягиваешься до него и переходишь, или откатываешься в какой-нибудь тупик и неизвестно насколько, – пояснила Мила. – Алим же, как я понимаю, предлагает померяться силами с Алексом. А это почти одно и то же.
– Почему почти? – поинтересовался Эмиль. И ответил ему уже Алим.
– Да потому, что ты уже встречался с ним. И вот, скажи, ты можешь объяснить, где ты был, что с тобой происходило и чем все закончилось? И закончилось ли?
– Могу сказать. Могу сказать, что вот он я: цел и невредим после этого, и еще, что интересно было, и испытал я нечто, чего раньше со мною не было. А объяснения мне не очень-то и нужны: может, со временем все и прояснится. И что касаемо меня, то я согласен на эксперимент.
– Нет, если даже Эмиль согласен, и если те перемены, которые в нем происходят, связаны с его участием в эксперименте, то я тоже согласна. Мы согласны, – Яна посмотрела на Алину, и та кивнула в знак подтверждения.
– Я уже и не знаю, что можно добавить к сказанному, – задумался Алим, – собранность, единство и вера в результат. Никто не хочет нам плохого, наоборот, все рады любому нашему преодолению. И когда-нибудь мы узнаем, почему. Вот это «когда-нибудь» явно имеет отношение к делам давно минувших дней, которые хотят открыться своей иной явленностью через Яну и Алину. А это значит, что Алекс приготовил новое шоу. И не спешите расслабляться, зрителями мы явно не будем.
Некоторое время все молчали, допивая давно остывший чай и постепенно настраивались на что-то необычное. Наконец настрой этот коснулся этого чего-то и начал им поглощаться или сонастраиваться с ним, и Алим сразу определил и обозначил объект взаимодействия и пункт их очередной фиксации.
Как это произошло, никто не понял, но в следующее мгновение все потеряли друг друга из вида.
Алим стоял почти возле самой сцены, которая была весьма неустойчива, вернее, она повторяла малейшие телодвижения Алекса, хохоча и раскланиваясь вместе с ним, и это нисколько не мешало ему.
– А теперь объявление не для слабонервных, – произнес он. – Кто из вас помнит наше знаменитое шоу «Раскрутись на глобусе», когда нужно было оптимально использовать возможности глобальных условий, созданных по определенным стандартам для различных типов сознаний, тот по достоинству оценит сегодняшнее представление, хоть и отличающееся своей миниатюрностью, но тоже готовое пощекотать нервы, правда, только тем, у кого они есть.
Итак, встречайте! У нас в гостях две сестры, сумевшие растянуть время и теперь пытающиеся его стянуть, их специальные символьно-знаковые хранители и девушка с вуалью.
Алима подхватил невидимый поток аплодисментов и опустил на сцену рядом с остальными участниками эксперимента.
Алина и Яна смотрели по сторонам, пытаясь что-то разглядеть. Шум аплодисментов мешал ориентироваться, а Алекс продолжал:
– Вопрос к первому участнику: Алим, готов ли ты поставить значимость своей новой науки против востребованности моей супершколы? По три вопроса с каждой стороны. Не ответивший на вопрос получает отработку условий на одном из глобусов в течение ста лет за каждый вопрос. – Конец вопроса прозвучал ударами гонга где-то глубоко в сознании Алима. Раздумывать было некогда. Интуиция подсказывала, что спасительное «не готов» равносильно катастрофе, и Алим, посмотрев на Алекса с нескрываемым подтекстом «поговорим потом», произнес:
– Готов, всенепременно, уважаемый.
– Весьма учтивая форма, скрывающая в себе элементы сарказма и неискренности, вознаграждается принятием ставки с поправкой: отвечать на вопросы будет один из неискушенных участников, а за нами остается только право выбирать вопросы. Это жесткое правило, но оно несколько укрепит ось сцены, и на ней легче будет удержаться.
Сцена и правда стала меньше реагировать на эмоции участников и лишь слегка покачивалась.
Трудно было определиться: благодарить Алекса за эти условия или, наоборот, ждать очередного подвоха.
– Итак, следующий вопрос к следующему участнику: девушка-загадка, на чьей стороне вы будете выступать в сегодняшнем шоу? На стороне родоначальника новой науки или на стороне основателя гениальной школы?
Мила понимала, что все это формальности, и самые неожиданные правила Алекс может добавить в конце, поэтому, улыбнувшись, произнесла:
– Я в команде Алима.
Ее улыбка не была видна из-под вуали, но сцена тут же ее сымитировала, и в зале раздалось протяжное «а-а-х-х!»
– Великолепно, тогда второй претендент на победу получает право подобрать себе в команду одного из оставшихся игроков, и он выбирает одну из сестер. Которую именно, будет объявлено позже.
А теперь право выбора получает самый открытый и непредубежденный участник, индикт знаков и сама непосредственность – Эмильен! – Алекс произнес это с таким подъемом, что шум аплодисментов усилился, и послышались крики «браво», а затем «Эмиль, Эмиль…». – Итак? – обратился к нему Алекс, – ваше решение?
Эмильен посмотрел на Алима, но из-за многочисленных осветительных приборов ничего не было видно. «Двух сестер и символьно-знаковую цельность разъединять нельзя», – подумалось ему, он немного съежился от необходимости принимать решение и произнес:
– Я в команде Алима.
– Итак, кто же из двух сестер был выбран, остается загадкой, ибо обе они оказались в команде школы.
Две команды, назовем их «Игла Времени» и «Знак Милалима» начинают грандиозную битву за будущее!
Напоминаю: в эфире, астрале и ментале шоу-программа «Не попади в глобус». В шоу принимают участие две команды. Непревзойденный Алекс, капитан первой команды, и две сестрички, не побоюсь этого выражения, «спящие красавицы», хранительницы ключа предвечного принципа, готовые раскрыть свои реснички и изменить течение времени… Не буду раскрывать их секрет.
Капитан второй команды – не менее именитый отблеск, звучит, как отпрыск, Зеркальносущего, скользящий между ячеек хроносот, и его не менее сильная команда взаимоисключающих начал скрывающейся таинственности и раскрывающейся знаковости.
Такое шоу многих стоит приключений. В нем множество таится прояснений тому, что позабыто уж давно.
Спешите, представление одно и больше никогда не повторится.
Не попади в глобус
Что из себя могли представлять глобусы, никто из участников, за исключением, быть может, ведущего, не знал, но попасть туда не хотел точно. Поэтому всё, что могло опуститься внутри, опустилось, всё, что могло вылететь из головы, давно вылетело и порхало среди публики, вызывая всеобщее недоумение, а ватные ноги исключали даже зарождение мысли о побеге. Появилась некая сферичность и отрешенность, Алиной и Яной испытываемая впервые.
Эмиль вспоминал свой предыдущий опыт и понимал, что кроме каких-то принципов, которые были общими, он из того опыта ничего взять на вооружение не может. Но даже времени размышлять о принципах сейчас не было.
Мила рассматривала изнутри свою вуаль, которая придавала всему видимому пространству некую туманность и позволяла прислушиваться к звукам и запахам. Кстати, запахи были весьма необычны: они устремляли сознание в ускользающие воспоминания и никак не хотели являть образ своего источника.
Источник – начало Потока, его проявленность. По-видимому, возможности этого пространства не позволяли ему выявиться полностью. А частичность – это не цельность.
«Любитель Алекс делать много шума из ничего, – думал Алим. – Чем больше шума, тем больше плевел, маскирующих зерна. Главное, не пойти у него на поводу и не пропустить первые ассоциации. Они, как ключик, могут дать направление поиска. Ведь выходит, что теперь ни выиграть, ни проиграть нельзя, потому как тогда две части команды окажутся в разных условиях. А если эти условия окажутся глобальными, то это и будут глобусы, о которых из присутствующих осведомлен только Алекс. Хорошо, если это его затея, а если он опять попал на крючок закинутой игрой удочки? Ведь он и сам может не знать об этом. Тоже мне, шоумен новоявленный! Надо брать инициативу в свои руки».
И с этой последней мыслью, перебивая открывшего рот и собравшегося что-то говорить Алекса и упреждая одновременно с этим возникшее недовольство невидимой толпы, Алим произнес:
– По праву гостя, задавая вопрос первый, хотел бы его сформулировать так я, чтобы он не был слишком сложным, чтобы готовы все были к нему давно, и чтобы он касался и школы, и науки одновременно:
Почему сказано: «Не суди да не судим будешь»?
– Сумели растянуть, сумейте и стянуть, – обратился к сестрам Алекс, приглашая к ответу. И, если честно, то он впервые столкнулся с внутренним непониманием: выгодно ему, чтобы они ответили или нет?
Яна вспыхнула сначала безысходностью, затем вспомнила, что они говорили о возможной форе, еще о том, что если прошлое и будущее стянуть в одну точку, то может оказаться, что ты есть и осуждаемый, и осуждающий, только в разной временной проявленности… и совершенно убежденно произнесла:
– Зачем же мне себя судить, коль опыт я приобретаю, достаточно мне и того, что этот опыт осознаю, полученный иною «я».
Тогда ни самостью своей, ни двойственностию, тем боле, предстанет Мудрость. Лепесток в моей Монаде вспыхнет Воли…
Видимо, картина представленная раскрылась своею неохватностью: голос Яны задрожал, и она замолчала.
Зал совершенно утих, и продолжила говорить Алина:
– И переставши быть судьей, мы станем вольны, наконец, простившись с кармой и судьбой, познав единство двух колец… – Алина радостно посмотрела на Яну. Они будто забыли о своем участии в шоу и занимались расчисткой своего Пути от множественных ненужных наслоений.
Аудитория рукоплескала, растроганная искренностью и естественностью сестер, и Алекс констатировал успешность выполнения задания:
– Вы все свидетели тому, как легко и непринужденно наша команда справилась с заданием. Поаплодируем нашим участницам! Однако наши декораторы и бутафоры остались без работы. Посмотрим, надолго ли.
Итак, встречный вопрос.
«Итог свершенья – единенье между собой уже не двух. О чем готов поведать Дух? Но только если без сомненья, уверенно и громко вслух». – Алекс с усмешкой посмотрел на команду Алима и заручился поддержкой аудитории. Та начала посвистывать.
Алим поднял руку, и все опять утихло.
– Порядка нету в вашей школе, в ней проку мало, и тем боле: не только мудрым надо быть, чтобы свершить и завершить. – Алим упрекнул Алекса и вместе с тем дал подсказку. Эмиль уловил этот знак и приступил к ответу:
– Любви призывом к единенью лишь разделенность родилась, а сколько глупостей и зла под мудрым знаменем свершилось! Когда ж черед коснулся воли, признали все: есть нечто боле: и это – их соединенье: с любовью мудрое воленье…
Зал всколыхнулся от волненья. Эмиля жаром обдало, и он забылся, как назло, застыл, и сцена вся застыла, ось зазвенела, только Мила внезапно скинула вуаль, и вмиг пред ней раскрылась даль пространства, времени и знаний.
Не оправдала ожиданий уловка бывшего кота: вуаль была та не проста, то был заведомый обман, в ней – запакованный туман, и он на сцену полился.
– Итог свершенья – принцип Сиа, в нем явлена Амриты Сила, ее защита от Огня для неокрепшего творенья, для неразумного дитя. А Синтез – это единенье, слияние уже не Двух. Ведь это Новое рожденье для всех, кто принял Огнедух…
И сцена словно ожила, когда произнесла то Мила. Туман сгустился, и вода собою жажду утолила, овациями обдала команду знака Милалима.
– Ну, что ж, закончен первый круг, признайтесь, дружба – это сила. Хоть ни одна не победила, но то быстрей победа двух, и это всем ласкает слух. – Алекс явно был не готов к дискуссии и продолжению поединка тоже.
Он поднял призывно руки, и гром оваций, превысив допустимые децибелы, выплеснул из уплотнившегося пространства его гостей.
В следующее мгновение они опять осознавали себя частью привычного мира.
– А продолжение? – Эмиль только вышел из оцепенения и не заметил перехода.
– Будет тебе продолжение, – успокоила его Мила и более строго спросила, – ты зачем зло вспомнил в такой ответственный момент? Ты что, готов с ним взаимодействовать, или тебе мало было острых ощущений?
– А ведь и правда, – вспомнила Яна, – тебя сразу будто отслоило от нас, в другой пласт вынесло. А, может, в Глобус?
Все посмотрели на Эмиля, и тот, съежившись, произнес:
– Я ничего почти не видел, я был свободен и в цепях, все уже делался проход, все дальше был родимый дом, я двигался уже ползком, и к горлу подкатился ком, но тут мне как-то повезло, меня вдруг отпустило это, и я увидел много света и рядом вас...
– Забудь, ты просто соскользнул со сцены, так ее качнуло от перевозбуждения. Но соскользнул не телом, а сознанием, и тело потянулось к нему и ощутило себя беспомощным, – предположил Алим, – наверно, какая-то полярность перепуталась. Но ты был не один. Мы были вместе, в одном поле, и коварное поползновение страха тут же наткнулось на подстраховку. Это были считанные мгновения, и не надо их искусственно растягивать.
– Это не растягивание, это, наоборот, осознание того, что каждая точка готова стать началом нового отсчета, пересеченьем множеств шкал, началом и концом иных начал, хранящихся в совсем иных ячейках. – Эмиль все равно не мог вспомнить чего-то конкретного, и эмоциональный накал понемногу начал спадать, уступая место новому, запасаясь терпением. – Если к чему-то стоишь лицом, то к чему-то – обязательно спиной, – непонятно зачем сказал он и замолчал.
Итог свершенья
Некоторое время все молчали. Затем заговорила Яна:
– И все-таки я не пойму, если мы что-то знали и забыли, почему не рассказать об этом просто, зачем устраивать всякие шоу? Кто может ответить хотя бы на этот вопрос?
– Единственное, что приходит на ум, так это издержки переформатирования, – неуверенно произнес Эмиль, – это когда что-то надо свернуть, компактифицировать в одних условиях и развернуть, распаковать уже в других. Это аннигиляционный синтез – рождение нового из компонентов старого, но с неким добавлением при переходе в иное.
– Ого, куда ты забрался! Это же проявление закона «отрицания отрицания», – Яна посмотрела на него с недоверием. – Откуда ты выискался, такой умный?
– А я до этого целый год проучился на философском факультете, – серьезно ответил Эмиль, – только, наверно, много лишних вопросов задавал: вот меня и приметила Премудрая.
– Ну, мы опять ее вспомнили! А, может, это она о нас вспомнила? – Алина засуетилась, – пора сделать перерыв, а то голова пухнет от перебора в плотности событий. Ей ведь надо все систематизировать.
– Ну, если ты ее уже от себя отделяешь, то точно, пора, – улыбнулась Мила.
– Хорошо, завтра встречаемся здесь же, в это же время, – предложил Алим, – если будет второй круг, а раз дело не завершено, то он все равно когда-то будет, надо к нему подготовиться. Уж Алекс будет готов, это точно.
– Тогда мы пошли, – заторопилась Яна, – Эмиль, ты с нами?
Все трое резко поднялись, будто боялись, что Алим или кто другой передумают, или игра вцепится своей невидимой, но ощутимой хваткой.
Алим и Мила остались вдвоем.
– Как ты думаешь, почему Алекс вдруг остановил шоу? Это на него не похоже, – Алим посмотрел на Милу, как на экзамене.
– Наверное, что-то пошло не по плану? – в свою очередь спросила она.
– Ты, как всегда, быстро соображаешь, а я вот только додумался до этого. Значит, было что-то важное и новое даже для него. И он не решился импровизировать в таких условиях. Выходит, что косвенно мы первый круг выиграли, только надо самим разобраться, в чем выигрыш.
– А, может, тоже пойдем, прогуляемся, пусть все утрясется, разложится, состыкуется? – Мила заранее знала, что Алим согласится, но пошла относить чашки, давая ему время на раздумывание.
Они прогуливались по парку, по старому парку. Идея уехать подальше от суеты пришла как-то сама и сразу же воплотилась.
Осень все больше напоминала о себе желтеющими листьями, несмотря на то, что был только сентябрь. И вместе с ее приближением все настойчивее проникали в атмосферу парка грустные нотки.
Обитатели пансионата и приезжие ничуть не мешали уединению, вписываясь в общую картину своей неспешностью. Присев на одну из скамеек, Мила и Алим незаметно и сами слились с парком.
– Три месяца и вечность, – проговорила Мила, – как много в них общего! Особенно, когда не чувствуешь себя чем-то отделённым от них, а наоборот, явно ощущаешь, как они истекают из тебя.
– Точно, – обрадовался Алим идее, – должен идти равноценный обмен. И чем больше перекос в сторону потребительства, тем медленнее течет время, давая возможность это исправить.
Мила, ты помнишь, что там говорилось о Времени Амриты? Мне кажется, что сила ее в том, что она рассчитывает допустимую дозу неразрушающего Огня, истекающего от Отца, и это дозирование осуществляется устанавливаемой скоростью протекания процессов или качеством субъективного времени, его соответствием возможностям осознания.
Выходит, что в одном времени существуют близкие по развитию и скорости осознания существа, и человек, меняясь, преображаясь, может переходить из одного времени, одних условий в другие, как только обретает новые способности. Это как новое рождение, дающее и новые возможности. А окружающий мир, который должен соответствовать новому, тоже меняется и давит на тех, кто отстает в этом процессе, изменением внешних условий.
– Ты, Алим, таки торопишь события, хотя сам же и утверждаешь, что это не чудо какое-то, а новое рождение. Выходит, должно быть и время созревания, и время развития, адаптации и только потом возросшие, взрослые возможности.
Давай посидим, послушаем природу. Она ведь тоже все время преображается.
Алим прислушался. Шум деревьев перекликался с шумом в голове. «Интересно, откуда он идет? Неужели это слышен внутренний мир? Какие-нибудь перепады давлений, потоков лимфы, сокращения клеток, множество ритмов, как миниатюрное множество фабрик и производств?
А что, ферментов только разновидностей пятьсот произвести надо! А если сюда добавить все потоки восприятий, расшифровок, согласований, так это еще и маловато шума будет. Вообще, можно сказать, бесшумное производство получается.
И кем такое могло быть организовано, продумано и отрегулировано? То, что человек пытается создать вовне, лишь слабый намек на подобие того, что внутри. А ведь кто-то обладает способностями все эти внутренние движения видеть.
Говорил ему когда-то старик-философ на берегу моря, что невозможно охватить сознанием все эти движения.
Так, выходит, недостаточно инструментов и возможностей у философии, пришло время ей уступить место новому, достигла она своих пределов.
Значит, прав он, Алим, когда пытается найти эту новую форму движения и, возможно, даже наверняка, отличную от обычного мышления, и, может, даже не информационную. Какое-то прямое знание. Более высокую форму жизни.
Алекс отвлекает, уводит в прошлое. Необычное, другое, но прошлое. И мышление – это работа с уже пришедшим, воспринятым, и, значит, с прошлым, пусть даже очень близким. Отчего же он так ретировался? Неужели где-то они вышли на чьи-то тайны? Хотя какие тайны: время тайн уже прошло. Сейчас дают все открыто, да времени не хватает, скорости осознания. Детализироваться – уже непозволительная роскошь и расточительство времени. Никаких анализов, как он сам подметил, только синтез и еще раз синтез, и поиск новых путей, методов, соответствующих новым скоростям, новому времени.
А ведь это сто двадцать восьмая комната направила его в новое русло, новые технологии, новые темы. Только вот, где взять или как наработать соответствующие этому всему новые качества?
А, может, эта наработка уже идет, и надо иметь терпение, чтобы дождаться итогов нового свершения?
«Видать, мне веры не хватает», – говорил старик. А, может, и мне тоже?»
– Я так и знала, Алим, что твоя природа не в состоянии слиться с природой хотя бы этого парка, – вывела его из размышлений Мила. – Сам же говорил, что надо уходить от мыслительного анализа, а это значит, надо довериться чему-то другому. Мышление громоздко и однобоко, забирает на себя много сил и времени, и не очень-то легко соглашается с новым, требует его проверки.
– Так я слушаю, а парк твой все шумит и шумит, точно как в голове. Вот я и поразмышлял на эту тему. – Алим рассмеялся и решил ни о чем не думать хотя бы минуту.
Ничем тебя не удивить
– А что, Елена Николаевна, перестала ты интересоваться нашей работой? – встретил старший координационной службы руководителя проекта, – вот, Николай говорит, что у вас теперь другие источники и знаний, и идей, все больше ограненные. А у нас тут, между прочим, тоже движение идет. Портал, например, проявляет дипольную природу, постоянно взаимоперетекает со своей второй половиной, которая блуждает по городу, иногда фиксируясь и во вверенном вам учебном подразделении. А недавно неожиданно поменял все свои параметры, как будто подстроился под новый поток. И вот уже два дня поле все растет и растет. Мы уже половину приборов перевели на порядковое огрубление показаний. И при этом никакой нестабильности или тревоги.
– Это у вас никакой тревоги, потому как с аппаратурой работаете, а я, между прочим, с живыми людьми, которые для вас лишь вторая составляющая диполя.
Я вчера уже спецхран перевела на казарменное положение. Не успевают они отслеживать источники, однотипные вскрываемым потокам. А мне как все предусмотреть?
Группу спецконтактов засыпали вопросами. С той стороны тоже, видать, запарка. Хоть одна радость, спеси у них поубавилось. Считают, что мы все контролируем. Пусть считают.
– Так кто же тогда контролирует? – вступил в диалог Николай.
– Мы и контролируем. Дай только разобраться, что и каким образом. По крайней мере, относиться к нам стали серьезнее.
Один из архивариусов вышел на какие-то путеводители Мишара по хроникам Амриты, так говорит, если правильно расшифровал, то идет сейчас процесс, описанный как пахтание океанов. Только пахтаются сейчас целые галактики.
– И ничем-то тебя не удивить, Елена, все равно ведь найдешь, что сказать покруче. Давай уже не томи, поделись своими секретами, – сдался старший.
– Мифы бы надо знать на такой работе. И ты, Коленька, не знаешь? – Елена улыбнулась.
– Да, может, что-то и слышал, так ведь все в памяти не удержишь.
– Ну, слушайте, только вкратце. Когда обитателям божественного глобуса было поручено Отцом управлять стихиями, царствами и прочим, что условия на планете делает жизнепригодными для человека, некоторые из них были весьма обеспокоены вопросами времени своего правления и упросили распорядительницу силы той, что время укрощает, секрет им раскрыть, который вечными мог сделать их. И надоумила она их на пахтанье Океана, и как пахтаньем эликсир собрать, и обязательно, чтоб звался «Эликсир Амриты», иначе будет без ключа. Но вот беда: ведь не сказала, что действен он лишь до тех пор, пока и человек лишь планетарного начала.
Предупреждал меня хранитель, что тайны той рифмована обитель, – прокашлялась она, – не верила.
– Так вот, по проверенным сведениям с недавних пор пошло пахтание Галактик в Океане Метагалактики. И планетарный эликсир уже не действен. И новое пахтание идет для чело, как человека без ограничений века. И глобус был божественный закрыт. А те из них, кто все ж на жизнь подольше претендует, был воплотиться вынужден, став человеком во плоти.
Такой вот текст был найден в папке пророчеств нашими архивариусами.
– Все-то вас на мистику тянет, Елена Николаевна, – осторожно произнес Николай.
– Не мистика это, Коля. Ох, уже много чего не мистика. Сейчас проще найти доказательства всему, чем тупо отрицать. И вы, кстати, своей работой это подтверждаете. И боги бывшие с Олимпа ходят среди нас и понимают, что времени много потеряли и накопили лишнего. И зря кичились перед человеком.
Вот только не знаю, насколько сможем мы все эти тонкости с помощью нашего диполя прояснить. А вы фиксируйте все аккуратней и аналитикам передавайте все, без привнесений. Они свою работу знают. А то им архивные наработки сравнивать не с чем. Я к вам собственно и зашла, чтобы довести изменения. Не ежедневно теперь, а каждые шесть часов полную распечатку подавать надо. И, значит, данные в четыре раза чаще снимать. Поэтому дадите мне предложения по новому штатному расписанию.
А кристаллы наши необычной огранки постепенно начинают выстраиваться в единый большой кристалл. Я теперь поняла: к индивидуальным еще и групповую характеристику добавлять надо.
И все-таки мне кажется, что Мастер Времени не мог явиться без согласия Амриты, хоть вы и не верите во все это.
– Час от часу не легче, – вздохнул Николай. – Верим, вам, верим. Но тогда впору уже ликбез устраивать, чтобы идти в ногу со временем.
– Будет вам ликбез, обещаю, вот только сама немного все систематизирую и организую. И сама его с удовольствием пройду.
Елена обошла все службы, доводя лично о предстоящей реорганизации и предстоящем трудоустройстве лучших из слушателей отделения, приговаривая про себя: хватит быть просто слушателями, пора становиться делателями. Как там говорится в Библии: много дел, да делателей мало?
В институте уже давно перестали обращать внимание на ее вольный добор студентов прямо посреди семестра: с различной подготовкой, с разных факультетов и даже учебных заведений. Главное, чтобы оплата шла за обучение.
А, между прочим, платное обучение решило одну очень важную задачу: оно активировало в сознании естественность восприятия всеобщего закона сохранения энергии или энергопотенциального обмена.
Ведь ни у кого же не возникает уже вопроса, что за пищу для физического тела надо платить. Любители ощущений радо платят за их получение на всяких массовых зрелищах. Так почему же все считают, что знания можно получать, не отдавая взамен ничего? Нет, уже не все. Но как туго это продвигается, как тяжело дается оторвать этот самый потенциал от других сфер вложения.
А ведь уже и поговорки пошли на эту тему. Например, «Не тяжкий труд, а мыслей ход определяет наш доход». А способность мыслить развивается только мыслительной деятельностью и пропорционально приложенному усилию.
Надо кому-то поручить наработать технологии развития мыслительной деятельности. Вон сколько желающих быстрее защититься и получить звание мастера спецтехнологий.
Да, еще мысль была об Амрите: ведь мастера времени и работники хроник, липики всякие – это же ее епархия. Нет ли тут какой связи с последними событиями? Отследить надо бы. Что там группа Алима, скоро ли придут к ощутимым результатам?
Ощутимы ли результаты
Утро уже обычно предвещало насыщенный событиями для группы Алима, по крайней мере, день. Да и не мудрено: ведь они сами, того не подозревая, вошли в Метагалактический поток времени. А это уже не глубина четырехмерности, в которую окунулась физика, и не пятимерная насыщенность эфира, как активация очередной ступени, закона перехода количества в качество, а нечто куда более многомерное.
Вот это внезапное откровение, что глубина, в которую вошла планета, пронзила глубину законов и уже совсем не глубиной выражается, (но чем тогда?), и заставило Алекса прервать устроенное им шоу.
Нет, он понимал, что сказав «а» непременно вынужден будет сказать и «б», но пусть эту ответственность разделит с ним Алим и его группа. Для одного него было уже многовато. Никогда до этого его не бросало в такой Огонь, и было страшновато. Поэтому он даже не готовился к продолжению, он просто ждал. Ждал, когда его призовут и наслаждался последними вольными денечками, понимая, что от службы ему теперь не увильнуть.
А, может, он уже и сослужил какую-то службу. Не зря же его посещали и агенты, и хранители, и архивариусы. А он даже не придавал этому должного значения. Выходит, что и зря. Сказываются века вольготной жизни. Вот и Алиму есть, за что сказать спасибо. И вновь он оказывается при деле, важном деле…
– Насыщен день победы ароматом, благоухают лепестки души. Зачет мы все получим автоматом, коль суждено вернуться нам. В тиши обыденности, я еще не знаю, какой придет очередной ответ. На службу призван я, хоть кем, не понимаю, но этим силам не могу ответить «нет», – на пороге стоял Эмиль и странно улыбался.
– О, да ты весь дрожишь!? – встретил его Алим, – боишься, что ли? И что это ты насочинял?
– Хотел какую-нибудь аффирмацию придумать удобоваримую, а слова завернулись странным образом в словесный рогалик. Никак не могу переварить.
– По крайней мере, образности тебе не занимать, только ты уже определись, что тебя больше волнует: зачет, благоухание души или неведомые силы, а то крутит тебя теофа на перепутьи, так у любого голова закружится, – наставлял, закрывая дверь Алим, стараясь привести Эмиля в адекватное состояние.
– Ты совсем потерялся во времени, что ли? – пошутила Яна, – мы тут все тебя уже битый час ждем. Ведь договаривались в то же самое время.
– Так это было в двенадцать, я и так на час раньше пришел.
– В двенадцать мы разошлись, а начали-то мы раньше? – не давала ему возможности оправдаться Яна, – и, выходит, ты пришел не на час раньше, а на час позже. Мы уже всё обсудили. Теперь что, тебе отдельно пересказывать?
– Ничего пересказывать не надо, – вмешался Алим, – случайностей не бывает, значит, кто-то среди нас должен оставаться несколько в другой активации, чтобы замечать то, что другие могут пропустить. Кому же, если не Эмилю быть этим «кто-то»?
– Ты, как всегда, прав, – присоединилась к его мнению Алина. – Так что, будем начинать?
– Будем, – подтвердил Алим, и все сосредоточились на своей расслабленности…
– У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… – слова Алима растаяли в пространстве, налились сутью описываемого и осели криками чаек на прибрежный песок.
– Я знал, что в тебе проснется ностальгия, – проговорил Алекс, – ведь мы чем-то невидимым связаны. Мы оба странники, служители Пути.
– Почему же служители Пути? Разве не он служит нам?
– Ни мы ему, ни он нам, мы вместе и служим, обретая способность выражать. Способ носить, входя в раж, то есть отождествляясь, обретаем высоту ать. И нет этому ни конца, ни края. Потому и в жар все время бросает.
– А что, в вашем мире тоже бывает зависимость от настроения? – Яна выбрала момент, чтобы заговорить с Алексом.
– Все Миры – отражение Единого. И в каждом действует закон «все во всем» и, в каком-то смысле, «все для всего». Вот почему важно уметь выразить, а многие не умеют. Почему разные там утешители твердят: не держи в себе, выплесни наружу и легче станет, и почему задумываешься об этом, только когда тебя коснется?
– Наверное, это звенья некой одной цепочки, механизма, включающего собою нечто большее, – предположила Яна.
– И это большее, как поток: всегда готово к движению и всегда движется, но только, если ты наружу его выпускаешь, то он движется изнутри, из первопричины, и ты оказываешься в этом потоке, – добавила свои соображения Алина.
– Это что же получается, может, какие-то законы и проявляются таким образом через состояние безысходности? И не безысходность это вовсе, а, наоборот, побуждение к исходу?! – Яна пришла к неожиданному для себя выводу.
Вся поляна вместе с дубом приподнялась на возникшей оси и начала раскланиваться, не создавая при этом каких-либо неудобств своим гостям. Послышались бурные аплодисменты. Алекс вскочил, делая вид, что ничего не понимает, в руке у него появился микрофон, и, будто только что сориентировавшись, произнес:
– Уважаемые независимые ценители и оценщики! По всей видимости, Игра изменила условия второго тура, и команда «Игла Времени» выполнила эти условия: сама задалась вопросом и сама же на него приемлемо ответила! Поаплодируем же лидерам.
Неужели их соперники не успеют сделать то же самое, и их скроет туман, унося в один из прекрасных глобусов? Будем внимательно следить за развитием событий. Да, на Глобусах результаты куда более существенны и ощутимы всеми фибрами, да, но зато только там проживается понимание или непонимание счастья. Я больше не могу задерживать микрофон, а если я замолчу, он начнет обжигать мне руки. – Алекс протянул микрофон Алиму и замолчал, потом ойкнул и выпустил его из рук.
Время полета
Время полета – бесконечное время во Вселенной, но в данном случае оно имело значение только до того момента, когда Алим еще мог поймать падающий микрофон, а это гораздо меньше даже, чем мысль об этом. И Алим перехватил необычную эстафетную палочку, ощутив, нет, предощутив ее накал и заговорив одновременно с касанием:
– Вот вы, оценщики-шестерки, боитесь выбраться на свет. Иллюзия: вас нет ни в прошлом, ни в будущем вас тоже нет. – Алим сделал небольшую паузу, прислушался к абсолютной тишине и обратил внимание, как туман начал уползать с платформы, затем продолжил, чувствуя, что дал время устояться своей команде. – Так вот, скажите мудрой школе, чего иметь им надо боле, чтоб было что давать другим, раз так уж захотелось им? – Алим не то спросил, не то дал направление мыслям, своим в том числе, и опять сделал паузу.
Наконец Эмиль увидел этот повторяющийся знак и понял, что Алим сможет еще некоторое время говорить, меняя тему, пока не родится ответ. Но слово боле, у него ассоциировалось с волей, о которой они так много говорили, и это тоже был знак, укрепивший в нем веру и дух. И он заговорил:
– Понятно всем, что нужен опыт и мудрость, чтобы распознать, но половинчатость не может всей целостности воссоздать, им нужно нечто, что поболе, им нужно выразиться в воле…
Начало было дано, первое действие сделано, но именно опыта Эмилю и не хватало. Мила собрала всю свою силу воли, провела рукой так, будто сбрасывала вуаль, и закончила начатую Эмилем мысль:
– Свет мудрости и свет любви, дополненные светом воли, приводят к действию души и духа – это уже боле, чем размышления. Ответ: в законе действия во всем – движения в Отцовской Воле.
Аудитория не могла определить, как реагировать, и Алекс тоже. Он пытался что-то сложить, даже перебирал пальцами, но накал быстро падал, насыщенность уходила и его реальность растворялась…
– Это что было? – спросил Эмиль, как всегда, быстрее всех выпавший из иного состояния. – Получается, что наша команда тоже прошла второй тур? И все целы и невредимы, все в комнате.
– Если ты надеешься, или наоборот, боишься переселиться в мир иной, то надежды или опасения твои напрасны, – успокоила его Мила. – Мы всегда и неизменно будем возвращаться сюда.
– Даже если ты приманка для какой-то более крупной рыбы, то ее заберут, а тебя опять сюда закинут, – добавила в своем стиле Яна, и уже обращаясь к Алиму, более серьезно спросила, – а я не понимаю, чем мы занимаемся? Кроме осознания улёта и прилёта и состояния высокого напряжения между ними ничего ведь не остается.
– Ты думаешь, когда младенец ручками, ножками, глазками туда-сюда водит, он осознает, что происходит? А потом бац: и пошел, а потом бац: и заговорил.
Само время полета – это уже иное время. Мы сами пока не можем определить, что мы нарабатываем, накапливаем, тем более, ты сама признаешь, что с большим напряжением. Количество оно на то и количество, что долго и нудно. Хотя я бы так не сказал. Все равно, пока к чему-то не приду, с Пути не сойду. Да и смотрите: мы уже Алекса на грань его возможностей выводим. Нет в нем огонька. Выдохся.
– А я так и не понял: он это все заранее подстроил: прикинулся подавленным, а потом раз – и микрофон в руках? – поинтересовался Эмиль.
– Судя по нему, трудно определить. Или он опытный игрок, или понятие прошлого и будущего там, где мы были, не совсем или, наоборот, совсем не такое. Всё, моя голова отказывается соображать. – Алина откинулась на спинку дивана. – Придумайте какую-нибудь адаптивную программу.
– А ты разве не спецтехнолог? – напомнил Алим. – Тяжело в учении, легко в бою. Хотя нет, это вряд ли здесь подходит.
– Упорство и труд все перетрут, – предложил Эмиль.
– Ага, это если о пищеварительном тракте, – уточнила Яна. – Кстати, а можно кипяточку с чем-нибудь сделать. Могу даже сама. Что-то подвигаться хочется, может, не так будет слышно, как мозги шевелятся?
– Пойдем, чаю сообразим, – поддержала ее Мила.
– А я за печеньем сбегаю, – предложил Эмиль и встал.
– Ладно, раз уж на то пошло, составлю тебе компанию, а то еще адрес перепутаешь, – Алим тоже поднялся и направился к выходу.
– А что там Алекс говорил по поводу выражения? Чего-то этому слову не хватает. Доброты, что ли, – уже на улице продолжил разговор Эмиль, – заражение, поражение, наражение. Если поразить, то корень – раз, один.
– Это у тебя просто воображения не хватает, поэтому ты ничего хорошего не можешь сообразить, – рассмеялся Алим.
– Точно, у тебя раз превратился в образ. Это от перегрузки, наверно, я не смог сообразить, – Эмиль удовлетворился ответом и некоторое время шел молча. Затем у него родился новый вопрос, но они уже зашли в магазин, и он решил пока повременить с его выяснением.
– Что будем брать? – Алим посмотрел на большой выбор, – может, все-таки слоек, как ты думаешь?
– Я, как Винни – всего и побольше!
– Смотри только, чтобы во время полета это не помешало. А то всякое случается, а остановок по заказу я там не наблюдал, – Алим снова рассмеялся своей же шутке и задумался.
Передышка
Следующие два дня в работе произошла передышка. Во-первых, Премудрая вызвала к себе, а, во-вторых, у всех нашлось множество срочных дел, или просто на уровне подсознания все избегали собираться вместе. Хотя события происходили, непременно связанные и с темой эксперимента, и с давно простраиваемыми планами.
Звонок Елены Николаевны Алим воспринял, как знак, что пришло время подведения промежуточного итога, объявил всем на два дня перерыв в эксперименте, как-то сразу остался один, вернее, один на один со Вселенной, и ему стало немного не по себе.
Целый час он прогуливался по парку, ожидая назначенного времени. Вокруг него всё двигалось, и он двигался во всём этом без всякого смысла. Наконец ему это надоело, и он отправился в институт.
Секретарь, как показалось Алиму, обрадовалась его преждевременному появлению, но сухо произнесла:
– Премудрая предупредила, что если ты придешь раньше, можешь сразу заходить, она все равно занимается твоим вопросом.
Ничего не ответив, Алим постучал и вошел в кабинет.
– Садись, – предложила Елена Николаевна. – Я тут долго консультировалась, пытаясь во всем разобраться, и вот какой ответ получила: для оптимального развития намеченной нами программы надо создать некую дополнительную силу, как стимул, как предпосылку качественности, которая сразу же будет отсекать всё нежизнеспособное, недееспособное, заострять внимание на перспективном.
Должен сработать принцип дипольности, принцип магнитной потенциализации. Необходимо стимулировать ускорение трансформации сознания, организовать своеобразный ликбез и наступить ним на рудименты мышления, ограничивающие, тормозящие его.
– Создать школу мышления, что ли? – удивился Алим.
– Что-то в этом роде. И помощь вам в этом обещали оказать, и агента опытного прикрепить, и темы подкинуть, в общем, подправить куда надо.
– Выходит, все это время наш эксперимент направляли в нужное кому-то русло? Но кому?
– Этот вопрос чаще всего остается загадкой, если пытаешься конкретизировать, а если выходишь на масштабность, то ответ всегда один. Я вижу, ты удивлен не столько самой информации, сколько ее источнику. Могу добавить только собственные догадки или предположения о развитии событий.
Возможно, это как-то связано с силами Амриты, активации ее или их деятельности. Тогда на вашем пути будут все чаще встречаться разного рода хранители, архиваторы, хронописцы, адаптары или еще кто. И обязательно будут возрастать временные масштабы, потому как многое, очень многое не вмещается в привычные рамки. Не забывай, что у нас нереально сжатые сроки, поэтому не возись с инертностью этой реальности.
И еще, я тебе рекомендовала бы поработать с нашим архивом. Там обнаружили какие-то путеводители Мишара. Да, и насчет Метагалактики ты был прав. Идет-таки переформатирование, поэтому наука твоя нужна уже сегодня, чтобы вовремя определить его основные тенденции, не дожидаясь, пока они свалятся на голову.
Работой твоей руководство довольно. Вскрывает она такие неподъемные пласты, что голова кругом идет. Только не обольщайся легкостью достижений. Все относительно. Неожиданно всё может так отнести или занести…
– А кто такие хронописцы и адаптары? – поинтересовался Алим.
– Значит, хранители и архиваторы тебе уже известны? Не вижу необходимости передавать тебе свои скудные познания. Обратись лучше в архив.
На этом беседа была окончена, а интерес к архиву достиг уровня мотивации, запускающей действие. Алим сразу направился туда, расспросив предварительно секретаршу, куда. Это оказалось на последнем этаже, дверь рядом с библиотекой, с кнопкой для вызова.
Открыл пожилой сухощавый мужчина, пронзил Алима взглядом и, отодвинувшись, пропуская, произнес:
– Заходи.
Закрыв дверь, он молча прошел мимо Алима и открыл еще одну – в маленькую, полупустую комнату.
– Это твоя, – сообщил он, и еще раз пронзив Алима взглядом, добавил, – возможно, если разберешься. По крайней мере, до этого была ничья. На моей памяти книгу никто не открывал. До меня ее никто и не видел.
Один настырный архивариус сообщил, что тексты из нее проникают через кольцо «Не преступи» и сносят напрочь весь мусор, внесенный в индивидуальные архивы. Скорость возрастает, но польза от этого может быть, только если не разрушается распознающая система, материнская плата.
Недавно он сообщил по телефону, что обнаружил тексты из этой книги, что практически невозможно без соответствующего носителя. После этого его самого обнаружили через какое-то время в клинике. Сняли с поезда. Плата не выдержала…
Состоит книга из восьми частей. Более менее изученная часть, вернее, та, на которую есть ссылки, имеет расшифровку в «Путеводителе Мишара». Но лучше пользоваться оригиналом.
Адаптары сильно снижают исходную концентрацию напитка. Он тогда, конечно, не обжигает, но и жажду не утоляет. А ты ведь жаждешь?
Странный служащий вышел и закрыл за собой дверь.
«Типичный, а, может, и не совсем, – подумал Алим, но кто, слова так и не подобрал, – помесь какая-то хранителя с архиватором. Такой своим взглядом сразу выбивает из любого мыслительного потока. Это твоя, это твое, если осилишь. В последнее время только такое и встречается. Лишь оси, – поменял он местами части слова, спицы самому втыкать приходится и обода крепить».
Алим сел за стол. Свет сделался немного ярче и локальнее вблизи книги. Как будто это был ее внутренний свет. Пространство вокруг перестало беспокоить своим существованием, ушло в сумерки, втянув за собой и свои щупальца-привязки.
– Редкое имя – Мишар, чтобы встретиться во второй раз и так необычно, – произнес Алим, вслушиваясь в тональность своего голоса, и открыл книгу. Знакомые уже иероглифы активировали воспоминания о недавних событиях.
Алим смотрел отрешенно сквозь книгу, представляя, как он выглядит со спины, как выглядит комната и все здание с высоты полета птицы, как выглядит глобус Планеты, не такой уж и большой в действительности, как выглядит Туманность, одной из пылинок которой была эта самая Планета. И ним все больше овладевал один-единственный вопрос: где он, тот обещанный спасительный Путь, способный вывести из всего этого праздного круговорота вопросов и ответов?
Алим положил автоматически руку на раскрытую книгу, как это делают слепые, и так же, как они, ощутил текст сначала извилинами рисунков, нет, печатями на пальцах, а уже потом извилинами мозга или иными печатями:
«Не сеятели мне нужны и не сиятели, не ясновидцы и не духоборцы, услышьте Зов, проснитесь соискатели, долины покидайте горцы,
Не в том итог, что время отдохнуть, а в том, что явлен Путь в Обитель, Основы вместо снов и Суть. Грааль и Мощь Его путеводитель…
Не там насыщенность теперь, где стол, а там где Чаша, Сферы и Престол. Мной крохи эти собраны не с пола, по ним идущему откроет двери школа…»
Знакомые вибрации и ощущения наполнили невесомостью и окончательно оторвали Алима от реальности. Он заскользил по страницам не рукою писаной книги, удивляясь легкости восприятия и красоте воспринимаемого... и не было необходимости обременять рождающееся тяжестью слов…
– Закрываемся, – услышал он певучий голос сквозь чудный сон, и скованность тела, застывшего без движения, заставила его потянуться. Хотелось размяться.
Алим встал и вышел за дверь.
Оказавшись в читальном зале библиотеки, понял, что вышел не туда, но дверь захлопнулась и, махнув рукой, он направился за немногими последними посетителями к общему выходу.
– Эй, а книгу сдать, – услышал он и увидел, кому принадлежит этот певучий голос, только теперь обратив внимание, что держит в руках тоненькую книжечку.
«Искусство правильно мыслить», – прочитал Алим название, протягивая книгу, и попросил обладательницу запоминающегося голоса не прятать ее сильно далеко.
– Что, под нее хорошо спится? – улыбнулась девушка, отправляя книгу в общую стопку.
Алим не стал спорить и пошел к выходу. Выйдя в коридор, он прошел мимо двери с кнопкой вызова, в которую входил, и обрадовался, что хоть что-то во всем этом было реальным.
Еще реальным было то, что на улице уже было темно, выходит, времени он провел в библиотеке немало, а результатов в голове никаких, значит, в чем-то права певучеголосая.
Но это была лишь внешняя сторона событий, а внутренняя дала о себе знать чуть позже, когда Алим попал-таки на семинар, которым заинтересовались Мила с Сашей. Вернее, идеей вдохновилась вся его исследовательская группа, и, таким образом, продолжение эксперимента отодвинулось еще на два дня, два законных выходных. Хотя потом оказалось, что это совсем даже не зря и, собственно, что это не совсем так.
Случайностей не бывает. Передышек на Пути тоже.
Часть 4. Философия Синтеза
Новое Рождение
Огонь Прометея
– Мне кажется, что все, что происходит, как раз касается науки той, которая и не наука вовсе, а жизнь, представшая сама собой, – Алим задумался и замолчал.
Сидевшая за ним по кругу Мила продолжила, явно ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, и перешла сразу на более глубокий уровень:
– Но что наука, ведь она стоит на матушке земле упрямо, твердя…
Как твердь, она упряма, всегда направлена вовне, всегда боится так обмана, что доказательства извне не видит по вине тумана, того, что призрачней обмана, и тем подступнее вдвойне.
Не верю, докажите мне…
Мысли в голове Милы, растекаясь по скользкой поверхности не устоявшейся еще темы, множеством своим добрались до первого перепутья и начали переплетаться в нерешительности. Она замолчала.
Игра явно жаждала новых веяний от новых участников и дождалась-таки очереди Алины, не дав более опытным игрокам проявить себя.
Алина видела, что круг достиг ее, но никак не могла понять, что же от нее требуется и о чем надо говорить, а быстро возраставшее напряжение окатило ее первой жаркой волной. Надо было на что-то решиться. И она отпустила себя на волю судьбы, тем самым ступив на одну из еле заметных вначале тропинок, выходящую с перепутья:
– Так всё ведь, всё из-за тумана! Ведь даже мудрая Сиана своих любимых дочерей не надоумила, так рано ответственностью нагрузив…
Ведь мудрость с волей разделив, она хотела, как ни странно, на сотни лет опередив, им подарить их единенье. Но только где же то решенье, которому двух юных див должно наставить вдохновенье? Ведь все не ради развлеченья, ведь Дух, движенье допустив, цель видел! Только всё забыв, достигнешь разве единенья? Здесь мало только вдохновенья…
Вопрос выбил Алину из потока, и настала очередь Яны:
– Но ведь началом единенья, об этом уже знаешь ты, послужит предопределенье: «Когда сойдутся две сестры».
Их тут же средь людей найдет их мать, всесильная Сиана. Под покровительство возьмет и все проявит из тумана, и Дух к работе привлечет…
– Все так, но все не так-то просто, – вмешался Эмиль. – Все, кроме одного вопроса. Когда б условий было три, все было б так, но посмотри, все три четвертое являют. Вот и оно:
«Тогда узнают, что для того, чтоб счастью быть, всего лишь надо проявить не просто элементы воли, а нечто большее, позволит что всё во всём соединить…».
Эмиль опять замолчал. Похоже, текст из хроник не хотел ему раскрываться полностью и на этот раз.
– Похоже, пройден первый круг, виток лишь только приподнялся и зазвучал. – Алим сразу же повел на второй виток, не давая участвующим в игре, и не только видимым пяти игрокам, ослабить темп игры.
– Лишь только вдохновился Дух, лишь только в дальний путь собрался, лишь только он коснулся двух, но он еще ведь не признался, зачем весь этот спор начал, ища согласия Начал.
Алим умолк, опять ощутив вариативную насыщенность пространства. Продолжила Мила:
– Мне кажется: его идея сродни истории одной о том деяньи Прометея, и вывод будет не простой. Огонь, ведь он не только греет, он нечто большее несет, и это большее уж зреет в глубинах…каждого, несет в себе кто огненный завет. Но только это и не свет, не только свет… тогда, быть может, поможет нам найти ответ всё это?…
Мила опять оказалась на перепутье. Игра явно не хотела изменять своей первоначальной задумки.
И опять пришла очередь Алины. Второй раз, однако, не было легче, потому что скорость потока возросла, а войти в него было необходимо в считанные мгновения:
– Быть может, но зачем тревожить…?
Возникшая вопросительность нейтрализовалась утвердительностью второго, и поток стабилизировался.
Внук Кроноса и сын Фемиды, ведь он познал цену обиды на всех и вся, цену обмана, его не раз тогда Сиана корила. Помню это я....
Его проделка от Огня тогда ведь отделила пламя, и жертвенность его не знамя, а половинчатость…
Но я…
И замолчала.
Яна продолжила ее рассказ:
– Но я…, когда об этом всём узнала, решила шутку повторить и два начала разделить, и отделить начало Света.
Сестры не слушая совета с проделкой той повременить, решила: так тому и быть. И выбрала тогда царя. Хоть Ина говорила: зря, но видимо в том рок судьбы: с Олимпа пасть в тартарары.
Кто прав, теперь узнаем мы…
Эмиль не выдержал, вмешался:
– Так, значит, вы те две сестры?! И ваша мать тогда Сиана? Жизнь неожиданна и странна!
И вы только теперь узнали все это?
Все переглянулись. Уровень осознания, который только что удерживал всех в Потоке, неожиданно пропал. Эмиль оказался слишком близко от поверхности, не смог войти в глубину, утратил скорость, соскользнул в обыденный интерес, своими возгласами вытянув за собой и всю группу.
– Хоть ты и выскочил из Потока, – констатировал Алим, – но второй виток мы прошли. Может, даже лучше, что без определенности. Ведь ты не дал сестрам все проявить.
– Кто-нибудь что-нибудь может объяснить? – пыталась добиться ясности Яна. – Там было что-то волнующее, огромной важности, а что – не помню. Вот, где-то уже рядом, но еще за пеленой.
Мила посмотрела на нее и, видимо вспомнив свои первые впечатления от первых прикосновений к неизвестному, уверила:
– А более конкретно и не будет, это же не фильм. Это просто другая жизнь. Память о прошлом или будущем, в общем, об ином. А как ты с этим поступишь – твое личное дело. Достать можно, но выполнив определенные условия. Вот только какие – самой надо дойти.
– А я так думаю, что нам дана очень большая фора к дальнейшим событиям, только надо правильно расшифровать, увидеть знаки, – предположил Эмиль.
– Какие уж тут знаки, если тебе показывают, что ты родственница Прометея, решившая повторить его дерзость и получившая за это наказание, правда, несколько другое, – не могла успокоиться Яна. – Да еще, похоже, контрольное время приближается.
– Не забывайте, что буквальность мифов, даже если она и неправильно осознается или передается, сохраняется во времени. И раскрывший глаза свои и уши, может ее увидеть и услышать через века. – Алим пробовал поймать суть откровения, полученного ими только что. – Ведь если заполнить матрицу событий многомерно, то и ответ будет многомерный.
Ведь что не рассматривалось раньше в мифе о Прометее? А то, что не только физическое пламя олицетворяет огонь, а еще и нечто большее. И когда мы говорим: я горю желанием или зажегся идеей, ведь мы то, другое подразумеваем…
– А ведь что получается, – перебила его Яна, – что Огненность Духа человек развил во многом благодаря и поступку Прометея или мифу о нем. И, значит, поступок этот оправдан не только людьми уже.
И если мы в прошлых воплощениях как-то привнесли разделенность времени прошлого и будущего, то пришла пора завершить круг его воссоединенностью.
– Не совсем понятно, о чем ты говоришь, – вступил в диалог Эмиль, – но у меня появилась интересная мысль по поводу принципа неопределенности, который исключает возможность одновременности здесь и сейчас.
Вот, смотрите, что получается: если все время свести в одну точку, то тогда вы и те две сестры уже становитесь разным проявлением чего-то целого. А если вы – это не они, то вам и не о чем беспокоиться, пускай они отвечают за свои дела.
– Ты не прав, может, мы, как целое, и можем состояться только тогда, когда совершим нечто согласованное. Просто меняется понятие: не завершить начатое, а достичь согласованности действий, – возразила Алина.
– Вот-вот, мы уже где-то близко от искомого ответа. Но мне думается: у нас не хватает мыслительных способностей для завершения работы – уж слишком масштабен вопрос и многомерен, – заключил Алим.
– Все понятно, мне кажется, – посмотрела на него Мила. – Кто-то показывает, что нам не обойтись без его школы мышления. Так о чем вы там с Алексом спорили?
– Ты хочешь сказать, что все наши усилия зря? И нам не удастся его обыграть?
– Нет, но я хочу сказать, что и он не сидит, сложа руки.
Школа и наука
– Тогда не стоит ему давать фору во времени. Надо занять его внимание. Ведь нас много, а он один. – Алим явно жаждал дуэли.
– Если это касается и нас, то, пожалуйста, с пояснениями, – прервала их диалог Алина. – Хотелось бы находиться в равных условиях.
– Да мы и так примерно в равных условиях, потому как, попадая в игру, любой становится учеником, вернее, она всегда начинает со следующего уровня, и ты или дотягиваешься до него и переходишь, или откатываешься в какой-нибудь тупик и неизвестно насколько, – пояснила Мила. – Алим же, как я понимаю, предлагает померяться силами с Алексом. А это почти одно и то же.
– Почему почти? – поинтересовался Эмиль. И ответил ему уже Алим.
– Да потому, что ты уже встречался с ним. И вот, скажи, ты можешь объяснить, где ты был, что с тобой происходило и чем все закончилось? И закончилось ли?
– Могу сказать. Могу сказать, что вот он я: цел и невредим после этого, и еще, что интересно было, и испытал я нечто, чего раньше со мною не было. А объяснения мне не очень-то и нужны: может, со временем все и прояснится. И что касаемо меня, то я согласен на эксперимент.
– Нет, если даже Эмиль согласен, и если те перемены, которые в нем происходят, связаны с его участием в эксперименте, то я тоже согласна. Мы согласны, – Яна посмотрела на Алину, и та кивнула в знак подтверждения.
– Я уже и не знаю, что можно добавить к сказанному, – задумался Алим, – собранность, единство и вера в результат. Никто не хочет нам плохого, наоборот, все рады любому нашему преодолению. И когда-нибудь мы узнаем, почему. Вот это «когда-нибудь» явно имеет отношение к делам давно минувших дней, которые хотят открыться своей иной явленностью через Яну и Алину. А это значит, что Алекс приготовил новое шоу. И не спешите расслабляться, зрителями мы явно не будем.
Некоторое время все молчали, допивая давно остывший чай и постепенно настраивались на что-то необычное. Наконец настрой этот коснулся этого чего-то и начал им поглощаться или сонастраиваться с ним, и Алим сразу определил и обозначил объект взаимодействия и пункт их очередной фиксации.
Как это произошло, никто не понял, но в следующее мгновение все потеряли друг друга из вида.
Алим стоял почти возле самой сцены, которая была весьма неустойчива, вернее, она повторяла малейшие телодвижения Алекса, хохоча и раскланиваясь вместе с ним, и это нисколько не мешало ему.
– А теперь объявление не для слабонервных, – произнес он. – Кто из вас помнит наше знаменитое шоу «Раскрутись на глобусе», когда нужно было оптимально использовать возможности глобальных условий, созданных по определенным стандартам для различных типов сознаний, тот по достоинству оценит сегодняшнее представление, хоть и отличающееся своей миниатюрностью, но тоже готовое пощекотать нервы, правда, только тем, у кого они есть.
Итак, встречайте! У нас в гостях две сестры, сумевшие растянуть время и теперь пытающиеся его стянуть, их специальные символьно-знаковые хранители и девушка с вуалью.
Алима подхватил невидимый поток аплодисментов и опустил на сцену рядом с остальными участниками эксперимента.
Алина и Яна смотрели по сторонам, пытаясь что-то разглядеть. Шум аплодисментов мешал ориентироваться, а Алекс продолжал:
– Вопрос к первому участнику: Алим, готов ли ты поставить значимость своей новой науки против востребованности моей супершколы? По три вопроса с каждой стороны. Не ответивший на вопрос получает отработку условий на одном из глобусов в течение ста лет за каждый вопрос. – Конец вопроса прозвучал ударами гонга где-то глубоко в сознании Алима. Раздумывать было некогда. Интуиция подсказывала, что спасительное «не готов» равносильно катастрофе, и Алим, посмотрев на Алекса с нескрываемым подтекстом «поговорим потом», произнес:
– Готов, всенепременно, уважаемый.
– Весьма учтивая форма, скрывающая в себе элементы сарказма и неискренности, вознаграждается принятием ставки с поправкой: отвечать на вопросы будет один из неискушенных участников, а за нами остается только право выбирать вопросы. Это жесткое правило, но оно несколько укрепит ось сцены, и на ней легче будет удержаться.
Сцена и правда стала меньше реагировать на эмоции участников и лишь слегка покачивалась.
Трудно было определиться: благодарить Алекса за эти условия или, наоборот, ждать очередного подвоха.
– Итак, следующий вопрос к следующему участнику: девушка-загадка, на чьей стороне вы будете выступать в сегодняшнем шоу? На стороне родоначальника новой науки или на стороне основателя гениальной школы?
Мила понимала, что все это формальности, и самые неожиданные правила Алекс может добавить в конце, поэтому, улыбнувшись, произнесла:
– Я в команде Алима.
Ее улыбка не была видна из-под вуали, но сцена тут же ее сымитировала, и в зале раздалось протяжное «а-а-х-х!»
– Великолепно, тогда второй претендент на победу получает право подобрать себе в команду одного из оставшихся игроков, и он выбирает одну из сестер. Которую именно, будет объявлено позже.
А теперь право выбора получает самый открытый и непредубежденный участник, индикт знаков и сама непосредственность – Эмильен! – Алекс произнес это с таким подъемом, что шум аплодисментов усилился, и послышались крики «браво», а затем «Эмиль, Эмиль…». – Итак? – обратился к нему Алекс, – ваше решение?
Эмильен посмотрел на Алима, но из-за многочисленных осветительных приборов ничего не было видно. «Двух сестер и символьно-знаковую цельность разъединять нельзя», – подумалось ему, он немного съежился от необходимости принимать решение и произнес:
– Я в команде Алима.
– Итак, кто же из двух сестер был выбран, остается загадкой, ибо обе они оказались в команде школы.
Две команды, назовем их «Игла Времени» и «Знак Милалима» начинают грандиозную битву за будущее!
Напоминаю: в эфире, астрале и ментале шоу-программа «Не попади в глобус». В шоу принимают участие две команды. Непревзойденный Алекс, капитан первой команды, и две сестрички, не побоюсь этого выражения, «спящие красавицы», хранительницы ключа предвечного принципа, готовые раскрыть свои реснички и изменить течение времени… Не буду раскрывать их секрет.
Капитан второй команды – не менее именитый отблеск, звучит, как отпрыск, Зеркальносущего, скользящий между ячеек хроносот, и его не менее сильная команда взаимоисключающих начал скрывающейся таинственности и раскрывающейся знаковости.
Такое шоу многих стоит приключений. В нем множество таится прояснений тому, что позабыто уж давно.
Спешите, представление одно и больше никогда не повторится.
Не попади в глобус
Что из себя могли представлять глобусы, никто из участников, за исключением, быть может, ведущего, не знал, но попасть туда не хотел точно. Поэтому всё, что могло опуститься внутри, опустилось, всё, что могло вылететь из головы, давно вылетело и порхало среди публики, вызывая всеобщее недоумение, а ватные ноги исключали даже зарождение мысли о побеге. Появилась некая сферичность и отрешенность, Алиной и Яной испытываемая впервые.
Эмиль вспоминал свой предыдущий опыт и понимал, что кроме каких-то принципов, которые были общими, он из того опыта ничего взять на вооружение не может. Но даже времени размышлять о принципах сейчас не было.
Мила рассматривала изнутри свою вуаль, которая придавала всему видимому пространству некую туманность и позволяла прислушиваться к звукам и запахам. Кстати, запахи были весьма необычны: они устремляли сознание в ускользающие воспоминания и никак не хотели являть образ своего источника.
Источник – начало Потока, его проявленность. По-видимому, возможности этого пространства не позволяли ему выявиться полностью. А частичность – это не цельность.
«Любитель Алекс делать много шума из ничего, – думал Алим. – Чем больше шума, тем больше плевел, маскирующих зерна. Главное, не пойти у него на поводу и не пропустить первые ассоциации. Они, как ключик, могут дать направление поиска. Ведь выходит, что теперь ни выиграть, ни проиграть нельзя, потому как тогда две части команды окажутся в разных условиях. А если эти условия окажутся глобальными, то это и будут глобусы, о которых из присутствующих осведомлен только Алекс. Хорошо, если это его затея, а если он опять попал на крючок закинутой игрой удочки? Ведь он и сам может не знать об этом. Тоже мне, шоумен новоявленный! Надо брать инициативу в свои руки».
И с этой последней мыслью, перебивая открывшего рот и собравшегося что-то говорить Алекса и упреждая одновременно с этим возникшее недовольство невидимой толпы, Алим произнес:
– По праву гостя, задавая вопрос первый, хотел бы его сформулировать так я, чтобы он не был слишком сложным, чтобы готовы все были к нему давно, и чтобы он касался и школы, и науки одновременно:
Почему сказано: «Не суди да не судим будешь»?
– Сумели растянуть, сумейте и стянуть, – обратился к сестрам Алекс, приглашая к ответу. И, если честно, то он впервые столкнулся с внутренним непониманием: выгодно ему, чтобы они ответили или нет?
Яна вспыхнула сначала безысходностью, затем вспомнила, что они говорили о возможной форе, еще о том, что если прошлое и будущее стянуть в одну точку, то может оказаться, что ты есть и осуждаемый, и осуждающий, только в разной временной проявленности… и совершенно убежденно произнесла:
– Зачем же мне себя судить, коль опыт я приобретаю, достаточно мне и того, что этот опыт осознаю, полученный иною «я».
Тогда ни самостью своей, ни двойственностию, тем боле, предстанет Мудрость. Лепесток в моей Монаде вспыхнет Воли…
Видимо, картина представленная раскрылась своею неохватностью: голос Яны задрожал, и она замолчала.
Зал совершенно утих, и продолжила говорить Алина:
– И переставши быть судьей, мы станем вольны, наконец, простившись с кармой и судьбой, познав единство двух колец… – Алина радостно посмотрела на Яну. Они будто забыли о своем участии в шоу и занимались расчисткой своего Пути от множественных ненужных наслоений.
Аудитория рукоплескала, растроганная искренностью и естественностью сестер, и Алекс констатировал успешность выполнения задания:
– Вы все свидетели тому, как легко и непринужденно наша команда справилась с заданием. Поаплодируем нашим участницам! Однако наши декораторы и бутафоры остались без работы. Посмотрим, надолго ли.
Итак, встречный вопрос.
«Итог свершенья – единенье между собой уже не двух. О чем готов поведать Дух? Но только если без сомненья, уверенно и громко вслух». – Алекс с усмешкой посмотрел на команду Алима и заручился поддержкой аудитории. Та начала посвистывать.
Алим поднял руку, и все опять утихло.
– Порядка нету в вашей школе, в ней проку мало, и тем боле: не только мудрым надо быть, чтобы свершить и завершить. – Алим упрекнул Алекса и вместе с тем дал подсказку. Эмиль уловил этот знак и приступил к ответу:
– Любви призывом к единенью лишь разделенность родилась, а сколько глупостей и зла под мудрым знаменем свершилось! Когда ж черед коснулся воли, признали все: есть нечто боле: и это – их соединенье: с любовью мудрое воленье…
Зал всколыхнулся от волненья. Эмиля жаром обдало, и он забылся, как назло, застыл, и сцена вся застыла, ось зазвенела, только Мила внезапно скинула вуаль, и вмиг пред ней раскрылась даль пространства, времени и знаний.
Не оправдала ожиданий уловка бывшего кота: вуаль была та не проста, то был заведомый обман, в ней – запакованный туман, и он на сцену полился.
– Итог свершенья – принцип Сиа, в нем явлена Амриты Сила, ее защита от Огня для неокрепшего творенья, для неразумного дитя. А Синтез – это единенье, слияние уже не Двух. Ведь это Новое рожденье для всех, кто принял Огнедух…
И сцена словно ожила, когда произнесла то Мила. Туман сгустился, и вода собою жажду утолила, овациями обдала команду знака Милалима.
– Ну, что ж, закончен первый круг, признайтесь, дружба – это сила. Хоть ни одна не победила, но то быстрей победа двух, и это всем ласкает слух. – Алекс явно был не готов к дискуссии и продолжению поединка тоже.
Он поднял призывно руки, и гром оваций, превысив допустимые децибелы, выплеснул из уплотнившегося пространства его гостей.
В следующее мгновение они опять осознавали себя частью привычного мира.
– А продолжение? – Эмиль только вышел из оцепенения и не заметил перехода.
– Будет тебе продолжение, – успокоила его Мила и более строго спросила, – ты зачем зло вспомнил в такой ответственный момент? Ты что, готов с ним взаимодействовать, или тебе мало было острых ощущений?
– А ведь и правда, – вспомнила Яна, – тебя сразу будто отслоило от нас, в другой пласт вынесло. А, может, в Глобус?
Все посмотрели на Эмиля, и тот, съежившись, произнес:
– Я ничего почти не видел, я был свободен и в цепях, все уже делался проход, все дальше был родимый дом, я двигался уже ползком, и к горлу подкатился ком, но тут мне как-то повезло, меня вдруг отпустило это, и я увидел много света и рядом вас...
– Забудь, ты просто соскользнул со сцены, так ее качнуло от перевозбуждения. Но соскользнул не телом, а сознанием, и тело потянулось к нему и ощутило себя беспомощным, – предположил Алим, – наверно, какая-то полярность перепуталась. Но ты был не один. Мы были вместе, в одном поле, и коварное поползновение страха тут же наткнулось на подстраховку. Это были считанные мгновения, и не надо их искусственно растягивать.
– Это не растягивание, это, наоборот, осознание того, что каждая точка готова стать началом нового отсчета, пересеченьем множеств шкал, началом и концом иных начал, хранящихся в совсем иных ячейках. – Эмиль все равно не мог вспомнить чего-то конкретного, и эмоциональный накал понемногу начал спадать, уступая место новому, запасаясь терпением. – Если к чему-то стоишь лицом, то к чему-то – обязательно спиной, – непонятно зачем сказал он и замолчал.
Итог свершенья
Некоторое время все молчали. Затем заговорила Яна:
– И все-таки я не пойму, если мы что-то знали и забыли, почему не рассказать об этом просто, зачем устраивать всякие шоу? Кто может ответить хотя бы на этот вопрос?
– Единственное, что приходит на ум, так это издержки переформатирования, – неуверенно произнес Эмиль, – это когда что-то надо свернуть, компактифицировать в одних условиях и развернуть, распаковать уже в других. Это аннигиляционный синтез – рождение нового из компонентов старого, но с неким добавлением при переходе в иное.
– Ого, куда ты забрался! Это же проявление закона «отрицания отрицания», – Яна посмотрела на него с недоверием. – Откуда ты выискался, такой умный?
– А я до этого целый год проучился на философском факультете, – серьезно ответил Эмиль, – только, наверно, много лишних вопросов задавал: вот меня и приметила Премудрая.
– Ну, мы опять ее вспомнили! А, может, это она о нас вспомнила? – Алина засуетилась, – пора сделать перерыв, а то голова пухнет от перебора в плотности событий. Ей ведь надо все систематизировать.
– Ну, если ты ее уже от себя отделяешь, то точно, пора, – улыбнулась Мила.
– Хорошо, завтра встречаемся здесь же, в это же время, – предложил Алим, – если будет второй круг, а раз дело не завершено, то он все равно когда-то будет, надо к нему подготовиться. Уж Алекс будет готов, это точно.
– Тогда мы пошли, – заторопилась Яна, – Эмиль, ты с нами?
Все трое резко поднялись, будто боялись, что Алим или кто другой передумают, или игра вцепится своей невидимой, но ощутимой хваткой.
Алим и Мила остались вдвоем.
– Как ты думаешь, почему Алекс вдруг остановил шоу? Это на него не похоже, – Алим посмотрел на Милу, как на экзамене.
– Наверное, что-то пошло не по плану? – в свою очередь спросила она.
– Ты, как всегда, быстро соображаешь, а я вот только додумался до этого. Значит, было что-то важное и новое даже для него. И он не решился импровизировать в таких условиях. Выходит, что косвенно мы первый круг выиграли, только надо самим разобраться, в чем выигрыш.
– А, может, тоже пойдем, прогуляемся, пусть все утрясется, разложится, состыкуется? – Мила заранее знала, что Алим согласится, но пошла относить чашки, давая ему время на раздумывание.
Они прогуливались по парку, по старому парку. Идея уехать подальше от суеты пришла как-то сама и сразу же воплотилась.
Осень все больше напоминала о себе желтеющими листьями, несмотря на то, что был только сентябрь. И вместе с ее приближением все настойчивее проникали в атмосферу парка грустные нотки.
Обитатели пансионата и приезжие ничуть не мешали уединению, вписываясь в общую картину своей неспешностью. Присев на одну из скамеек, Мила и Алим незаметно и сами слились с парком.
– Три месяца и вечность, – проговорила Мила, – как много в них общего! Особенно, когда не чувствуешь себя чем-то отделённым от них, а наоборот, явно ощущаешь, как они истекают из тебя.
– Точно, – обрадовался Алим идее, – должен идти равноценный обмен. И чем больше перекос в сторону потребительства, тем медленнее течет время, давая возможность это исправить.
Мила, ты помнишь, что там говорилось о Времени Амриты? Мне кажется, что сила ее в том, что она рассчитывает допустимую дозу неразрушающего Огня, истекающего от Отца, и это дозирование осуществляется устанавливаемой скоростью протекания процессов или качеством субъективного времени, его соответствием возможностям осознания.
Выходит, что в одном времени существуют близкие по развитию и скорости осознания существа, и человек, меняясь, преображаясь, может переходить из одного времени, одних условий в другие, как только обретает новые способности. Это как новое рождение, дающее и новые возможности. А окружающий мир, который должен соответствовать новому, тоже меняется и давит на тех, кто отстает в этом процессе, изменением внешних условий.
– Ты, Алим, таки торопишь события, хотя сам же и утверждаешь, что это не чудо какое-то, а новое рождение. Выходит, должно быть и время созревания, и время развития, адаптации и только потом возросшие, взрослые возможности.
Давай посидим, послушаем природу. Она ведь тоже все время преображается.
Алим прислушался. Шум деревьев перекликался с шумом в голове. «Интересно, откуда он идет? Неужели это слышен внутренний мир? Какие-нибудь перепады давлений, потоков лимфы, сокращения клеток, множество ритмов, как миниатюрное множество фабрик и производств?
А что, ферментов только разновидностей пятьсот произвести надо! А если сюда добавить все потоки восприятий, расшифровок, согласований, так это еще и маловато шума будет. Вообще, можно сказать, бесшумное производство получается.
И кем такое могло быть организовано, продумано и отрегулировано? То, что человек пытается создать вовне, лишь слабый намек на подобие того, что внутри. А ведь кто-то обладает способностями все эти внутренние движения видеть.
Говорил ему когда-то старик-философ на берегу моря, что невозможно охватить сознанием все эти движения.
Так, выходит, недостаточно инструментов и возможностей у философии, пришло время ей уступить место новому, достигла она своих пределов.
Значит, прав он, Алим, когда пытается найти эту новую форму движения и, возможно, даже наверняка, отличную от обычного мышления, и, может, даже не информационную. Какое-то прямое знание. Более высокую форму жизни.
Алекс отвлекает, уводит в прошлое. Необычное, другое, но прошлое. И мышление – это работа с уже пришедшим, воспринятым, и, значит, с прошлым, пусть даже очень близким. Отчего же он так ретировался? Неужели где-то они вышли на чьи-то тайны? Хотя какие тайны: время тайн уже прошло. Сейчас дают все открыто, да времени не хватает, скорости осознания. Детализироваться – уже непозволительная роскошь и расточительство времени. Никаких анализов, как он сам подметил, только синтез и еще раз синтез, и поиск новых путей, методов, соответствующих новым скоростям, новому времени.
А ведь это сто двадцать восьмая комната направила его в новое русло, новые технологии, новые темы. Только вот, где взять или как наработать соответствующие этому всему новые качества?
А, может, эта наработка уже идет, и надо иметь терпение, чтобы дождаться итогов нового свершения?
«Видать, мне веры не хватает», – говорил старик. А, может, и мне тоже?»
– Я так и знала, Алим, что твоя природа не в состоянии слиться с природой хотя бы этого парка, – вывела его из размышлений Мила. – Сам же говорил, что надо уходить от мыслительного анализа, а это значит, надо довериться чему-то другому. Мышление громоздко и однобоко, забирает на себя много сил и времени, и не очень-то легко соглашается с новым, требует его проверки.
– Так я слушаю, а парк твой все шумит и шумит, точно как в голове. Вот я и поразмышлял на эту тему. – Алим рассмеялся и решил ни о чем не думать хотя бы минуту.
Ничем тебя не удивить
– А что, Елена Николаевна, перестала ты интересоваться нашей работой? – встретил старший координационной службы руководителя проекта, – вот, Николай говорит, что у вас теперь другие источники и знаний, и идей, все больше ограненные. А у нас тут, между прочим, тоже движение идет. Портал, например, проявляет дипольную природу, постоянно взаимоперетекает со своей второй половиной, которая блуждает по городу, иногда фиксируясь и во вверенном вам учебном подразделении. А недавно неожиданно поменял все свои параметры, как будто подстроился под новый поток. И вот уже два дня поле все растет и растет. Мы уже половину приборов перевели на порядковое огрубление показаний. И при этом никакой нестабильности или тревоги.
– Это у вас никакой тревоги, потому как с аппаратурой работаете, а я, между прочим, с живыми людьми, которые для вас лишь вторая составляющая диполя.
Я вчера уже спецхран перевела на казарменное положение. Не успевают они отслеживать источники, однотипные вскрываемым потокам. А мне как все предусмотреть?
Группу спецконтактов засыпали вопросами. С той стороны тоже, видать, запарка. Хоть одна радость, спеси у них поубавилось. Считают, что мы все контролируем. Пусть считают.
– Так кто же тогда контролирует? – вступил в диалог Николай.
– Мы и контролируем. Дай только разобраться, что и каким образом. По крайней мере, относиться к нам стали серьезнее.
Один из архивариусов вышел на какие-то путеводители Мишара по хроникам Амриты, так говорит, если правильно расшифровал, то идет сейчас процесс, описанный как пахтание океанов. Только пахтаются сейчас целые галактики.
– И ничем-то тебя не удивить, Елена, все равно ведь найдешь, что сказать покруче. Давай уже не томи, поделись своими секретами, – сдался старший.
– Мифы бы надо знать на такой работе. И ты, Коленька, не знаешь? – Елена улыбнулась.
– Да, может, что-то и слышал, так ведь все в памяти не удержишь.
– Ну, слушайте, только вкратце. Когда обитателям божественного глобуса было поручено Отцом управлять стихиями, царствами и прочим, что условия на планете делает жизнепригодными для человека, некоторые из них были весьма обеспокоены вопросами времени своего правления и упросили распорядительницу силы той, что время укрощает, секрет им раскрыть, который вечными мог сделать их. И надоумила она их на пахтанье Океана, и как пахтаньем эликсир собрать, и обязательно, чтоб звался «Эликсир Амриты», иначе будет без ключа. Но вот беда: ведь не сказала, что действен он лишь до тех пор, пока и человек лишь планетарного начала.
Предупреждал меня хранитель, что тайны той рифмована обитель, – прокашлялась она, – не верила.
– Так вот, по проверенным сведениям с недавних пор пошло пахтание Галактик в Океане Метагалактики. И планетарный эликсир уже не действен. И новое пахтание идет для чело, как человека без ограничений века. И глобус был божественный закрыт. А те из них, кто все ж на жизнь подольше претендует, был воплотиться вынужден, став человеком во плоти.
Такой вот текст был найден в папке пророчеств нашими архивариусами.
– Все-то вас на мистику тянет, Елена Николаевна, – осторожно произнес Николай.
– Не мистика это, Коля. Ох, уже много чего не мистика. Сейчас проще найти доказательства всему, чем тупо отрицать. И вы, кстати, своей работой это подтверждаете. И боги бывшие с Олимпа ходят среди нас и понимают, что времени много потеряли и накопили лишнего. И зря кичились перед человеком.
Вот только не знаю, насколько сможем мы все эти тонкости с помощью нашего диполя прояснить. А вы фиксируйте все аккуратней и аналитикам передавайте все, без привнесений. Они свою работу знают. А то им архивные наработки сравнивать не с чем. Я к вам собственно и зашла, чтобы довести изменения. Не ежедневно теперь, а каждые шесть часов полную распечатку подавать надо. И, значит, данные в четыре раза чаще снимать. Поэтому дадите мне предложения по новому штатному расписанию.
А кристаллы наши необычной огранки постепенно начинают выстраиваться в единый большой кристалл. Я теперь поняла: к индивидуальным еще и групповую характеристику добавлять надо.
И все-таки мне кажется, что Мастер Времени не мог явиться без согласия Амриты, хоть вы и не верите во все это.
– Час от часу не легче, – вздохнул Николай. – Верим, вам, верим. Но тогда впору уже ликбез устраивать, чтобы идти в ногу со временем.
– Будет вам ликбез, обещаю, вот только сама немного все систематизирую и организую. И сама его с удовольствием пройду.
Елена обошла все службы, доводя лично о предстоящей реорганизации и предстоящем трудоустройстве лучших из слушателей отделения, приговаривая про себя: хватит быть просто слушателями, пора становиться делателями. Как там говорится в Библии: много дел, да делателей мало?
В институте уже давно перестали обращать внимание на ее вольный добор студентов прямо посреди семестра: с различной подготовкой, с разных факультетов и даже учебных заведений. Главное, чтобы оплата шла за обучение.
А, между прочим, платное обучение решило одну очень важную задачу: оно активировало в сознании естественность восприятия всеобщего закона сохранения энергии или энергопотенциального обмена.
Ведь ни у кого же не возникает уже вопроса, что за пищу для физического тела надо платить. Любители ощущений радо платят за их получение на всяких массовых зрелищах. Так почему же все считают, что знания можно получать, не отдавая взамен ничего? Нет, уже не все. Но как туго это продвигается, как тяжело дается оторвать этот самый потенциал от других сфер вложения.
А ведь уже и поговорки пошли на эту тему. Например, «Не тяжкий труд, а мыслей ход определяет наш доход». А способность мыслить развивается только мыслительной деятельностью и пропорционально приложенному усилию.
Надо кому-то поручить наработать технологии развития мыслительной деятельности. Вон сколько желающих быстрее защититься и получить звание мастера спецтехнологий.
Да, еще мысль была об Амрите: ведь мастера времени и работники хроник, липики всякие – это же ее епархия. Нет ли тут какой связи с последними событиями? Отследить надо бы. Что там группа Алима, скоро ли придут к ощутимым результатам?
Ощутимы ли результаты
Утро уже обычно предвещало насыщенный событиями для группы Алима, по крайней мере, день. Да и не мудрено: ведь они сами, того не подозревая, вошли в Метагалактический поток времени. А это уже не глубина четырехмерности, в которую окунулась физика, и не пятимерная насыщенность эфира, как активация очередной ступени, закона перехода количества в качество, а нечто куда более многомерное.
Вот это внезапное откровение, что глубина, в которую вошла планета, пронзила глубину законов и уже совсем не глубиной выражается, (но чем тогда?), и заставило Алекса прервать устроенное им шоу.
Нет, он понимал, что сказав «а» непременно вынужден будет сказать и «б», но пусть эту ответственность разделит с ним Алим и его группа. Для одного него было уже многовато. Никогда до этого его не бросало в такой Огонь, и было страшновато. Поэтому он даже не готовился к продолжению, он просто ждал. Ждал, когда его призовут и наслаждался последними вольными денечками, понимая, что от службы ему теперь не увильнуть.
А, может, он уже и сослужил какую-то службу. Не зря же его посещали и агенты, и хранители, и архивариусы. А он даже не придавал этому должного значения. Выходит, что и зря. Сказываются века вольготной жизни. Вот и Алиму есть, за что сказать спасибо. И вновь он оказывается при деле, важном деле…
– Насыщен день победы ароматом, благоухают лепестки души. Зачет мы все получим автоматом, коль суждено вернуться нам. В тиши обыденности, я еще не знаю, какой придет очередной ответ. На службу призван я, хоть кем, не понимаю, но этим силам не могу ответить «нет», – на пороге стоял Эмиль и странно улыбался.
– О, да ты весь дрожишь!? – встретил его Алим, – боишься, что ли? И что это ты насочинял?
– Хотел какую-нибудь аффирмацию придумать удобоваримую, а слова завернулись странным образом в словесный рогалик. Никак не могу переварить.
– По крайней мере, образности тебе не занимать, только ты уже определись, что тебя больше волнует: зачет, благоухание души или неведомые силы, а то крутит тебя теофа на перепутьи, так у любого голова закружится, – наставлял, закрывая дверь Алим, стараясь привести Эмиля в адекватное состояние.
– Ты совсем потерялся во времени, что ли? – пошутила Яна, – мы тут все тебя уже битый час ждем. Ведь договаривались в то же самое время.
– Так это было в двенадцать, я и так на час раньше пришел.
– В двенадцать мы разошлись, а начали-то мы раньше? – не давала ему возможности оправдаться Яна, – и, выходит, ты пришел не на час раньше, а на час позже. Мы уже всё обсудили. Теперь что, тебе отдельно пересказывать?
– Ничего пересказывать не надо, – вмешался Алим, – случайностей не бывает, значит, кто-то среди нас должен оставаться несколько в другой активации, чтобы замечать то, что другие могут пропустить. Кому же, если не Эмилю быть этим «кто-то»?
– Ты, как всегда, прав, – присоединилась к его мнению Алина. – Так что, будем начинать?
– Будем, – подтвердил Алим, и все сосредоточились на своей расслабленности…
– У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… – слова Алима растаяли в пространстве, налились сутью описываемого и осели криками чаек на прибрежный песок.
– Я знал, что в тебе проснется ностальгия, – проговорил Алекс, – ведь мы чем-то невидимым связаны. Мы оба странники, служители Пути.
– Почему же служители Пути? Разве не он служит нам?
– Ни мы ему, ни он нам, мы вместе и служим, обретая способность выражать. Способ носить, входя в раж, то есть отождествляясь, обретаем высоту ать. И нет этому ни конца, ни края. Потому и в жар все время бросает.
– А что, в вашем мире тоже бывает зависимость от настроения? – Яна выбрала момент, чтобы заговорить с Алексом.
– Все Миры – отражение Единого. И в каждом действует закон «все во всем» и, в каком-то смысле, «все для всего». Вот почему важно уметь выразить, а многие не умеют. Почему разные там утешители твердят: не держи в себе, выплесни наружу и легче станет, и почему задумываешься об этом, только когда тебя коснется?
– Наверное, это звенья некой одной цепочки, механизма, включающего собою нечто большее, – предположила Яна.
– И это большее, как поток: всегда готово к движению и всегда движется, но только, если ты наружу его выпускаешь, то он движется изнутри, из первопричины, и ты оказываешься в этом потоке, – добавила свои соображения Алина.
– Это что же получается, может, какие-то законы и проявляются таким образом через состояние безысходности? И не безысходность это вовсе, а, наоборот, побуждение к исходу?! – Яна пришла к неожиданному для себя выводу.
Вся поляна вместе с дубом приподнялась на возникшей оси и начала раскланиваться, не создавая при этом каких-либо неудобств своим гостям. Послышались бурные аплодисменты. Алекс вскочил, делая вид, что ничего не понимает, в руке у него появился микрофон, и, будто только что сориентировавшись, произнес:
– Уважаемые независимые ценители и оценщики! По всей видимости, Игра изменила условия второго тура, и команда «Игла Времени» выполнила эти условия: сама задалась вопросом и сама же на него приемлемо ответила! Поаплодируем же лидерам.
Неужели их соперники не успеют сделать то же самое, и их скроет туман, унося в один из прекрасных глобусов? Будем внимательно следить за развитием событий. Да, на Глобусах результаты куда более существенны и ощутимы всеми фибрами, да, но зато только там проживается понимание или непонимание счастья. Я больше не могу задерживать микрофон, а если я замолчу, он начнет обжигать мне руки. – Алекс протянул микрофон Алиму и замолчал, потом ойкнул и выпустил его из рук.
Время полета
Время полета – бесконечное время во Вселенной, но в данном случае оно имело значение только до того момента, когда Алим еще мог поймать падающий микрофон, а это гораздо меньше даже, чем мысль об этом. И Алим перехватил необычную эстафетную палочку, ощутив, нет, предощутив ее накал и заговорив одновременно с касанием:
– Вот вы, оценщики-шестерки, боитесь выбраться на свет. Иллюзия: вас нет ни в прошлом, ни в будущем вас тоже нет. – Алим сделал небольшую паузу, прислушался к абсолютной тишине и обратил внимание, как туман начал уползать с платформы, затем продолжил, чувствуя, что дал время устояться своей команде. – Так вот, скажите мудрой школе, чего иметь им надо боле, чтоб было что давать другим, раз так уж захотелось им? – Алим не то спросил, не то дал направление мыслям, своим в том числе, и опять сделал паузу.
Наконец Эмиль увидел этот повторяющийся знак и понял, что Алим сможет еще некоторое время говорить, меняя тему, пока не родится ответ. Но слово боле, у него ассоциировалось с волей, о которой они так много говорили, и это тоже был знак, укрепивший в нем веру и дух. И он заговорил:
– Понятно всем, что нужен опыт и мудрость, чтобы распознать, но половинчатость не может всей целостности воссоздать, им нужно нечто, что поболе, им нужно выразиться в воле…
Начало было дано, первое действие сделано, но именно опыта Эмилю и не хватало. Мила собрала всю свою силу воли, провела рукой так, будто сбрасывала вуаль, и закончила начатую Эмилем мысль:
– Свет мудрости и свет любви, дополненные светом воли, приводят к действию души и духа – это уже боле, чем размышления. Ответ: в законе действия во всем – движения в Отцовской Воле.
Аудитория не могла определить, как реагировать, и Алекс тоже. Он пытался что-то сложить, даже перебирал пальцами, но накал быстро падал, насыщенность уходила и его реальность растворялась…
– Это что было? – спросил Эмиль, как всегда, быстрее всех выпавший из иного состояния. – Получается, что наша команда тоже прошла второй тур? И все целы и невредимы, все в комнате.
– Если ты надеешься, или наоборот, боишься переселиться в мир иной, то надежды или опасения твои напрасны, – успокоила его Мила. – Мы всегда и неизменно будем возвращаться сюда.
– Даже если ты приманка для какой-то более крупной рыбы, то ее заберут, а тебя опять сюда закинут, – добавила в своем стиле Яна, и уже обращаясь к Алиму, более серьезно спросила, – а я не понимаю, чем мы занимаемся? Кроме осознания улёта и прилёта и состояния высокого напряжения между ними ничего ведь не остается.
– Ты думаешь, когда младенец ручками, ножками, глазками туда-сюда водит, он осознает, что происходит? А потом бац: и пошел, а потом бац: и заговорил.
Само время полета – это уже иное время. Мы сами пока не можем определить, что мы нарабатываем, накапливаем, тем более, ты сама признаешь, что с большим напряжением. Количество оно на то и количество, что долго и нудно. Хотя я бы так не сказал. Все равно, пока к чему-то не приду, с Пути не сойду. Да и смотрите: мы уже Алекса на грань его возможностей выводим. Нет в нем огонька. Выдохся.
– А я так и не понял: он это все заранее подстроил: прикинулся подавленным, а потом раз – и микрофон в руках? – поинтересовался Эмиль.
– Судя по нему, трудно определить. Или он опытный игрок, или понятие прошлого и будущего там, где мы были, не совсем или, наоборот, совсем не такое. Всё, моя голова отказывается соображать. – Алина откинулась на спинку дивана. – Придумайте какую-нибудь адаптивную программу.
– А ты разве не спецтехнолог? – напомнил Алим. – Тяжело в учении, легко в бою. Хотя нет, это вряд ли здесь подходит.
– Упорство и труд все перетрут, – предложил Эмиль.
– Ага, это если о пищеварительном тракте, – уточнила Яна. – Кстати, а можно кипяточку с чем-нибудь сделать. Могу даже сама. Что-то подвигаться хочется, может, не так будет слышно, как мозги шевелятся?
– Пойдем, чаю сообразим, – поддержала ее Мила.
– А я за печеньем сбегаю, – предложил Эмиль и встал.
– Ладно, раз уж на то пошло, составлю тебе компанию, а то еще адрес перепутаешь, – Алим тоже поднялся и направился к выходу.
– А что там Алекс говорил по поводу выражения? Чего-то этому слову не хватает. Доброты, что ли, – уже на улице продолжил разговор Эмиль, – заражение, поражение, наражение. Если поразить, то корень – раз, один.
– Это у тебя просто воображения не хватает, поэтому ты ничего хорошего не можешь сообразить, – рассмеялся Алим.
– Точно, у тебя раз превратился в образ. Это от перегрузки, наверно, я не смог сообразить, – Эмиль удовлетворился ответом и некоторое время шел молча. Затем у него родился новый вопрос, но они уже зашли в магазин, и он решил пока повременить с его выяснением.
– Что будем брать? – Алим посмотрел на большой выбор, – может, все-таки слоек, как ты думаешь?
– Я, как Винни – всего и побольше!
– Смотри только, чтобы во время полета это не помешало. А то всякое случается, а остановок по заказу я там не наблюдал, – Алим снова рассмеялся своей же шутке и задумался.
Передышка
Следующие два дня в работе произошла передышка. Во-первых, Премудрая вызвала к себе, а, во-вторых, у всех нашлось множество срочных дел, или просто на уровне подсознания все избегали собираться вместе. Хотя события происходили, непременно связанные и с темой эксперимента, и с давно простраиваемыми планами.
Звонок Елены Николаевны Алим воспринял, как знак, что пришло время подведения промежуточного итога, объявил всем на два дня перерыв в эксперименте, как-то сразу остался один, вернее, один на один со Вселенной, и ему стало немного не по себе.
Целый час он прогуливался по парку, ожидая назначенного времени. Вокруг него всё двигалось, и он двигался во всём этом без всякого смысла. Наконец ему это надоело, и он отправился в институт.
Секретарь, как показалось Алиму, обрадовалась его преждевременному появлению, но сухо произнесла:
– Премудрая предупредила, что если ты придешь раньше, можешь сразу заходить, она все равно занимается твоим вопросом.
Ничего не ответив, Алим постучал и вошел в кабинет.
– Садись, – предложила Елена Николаевна. – Я тут долго консультировалась, пытаясь во всем разобраться, и вот какой ответ получила: для оптимального развития намеченной нами программы надо создать некую дополнительную силу, как стимул, как предпосылку качественности, которая сразу же будет отсекать всё нежизнеспособное, недееспособное, заострять внимание на перспективном.
Должен сработать принцип дипольности, принцип магнитной потенциализации. Необходимо стимулировать ускорение трансформации сознания, организовать своеобразный ликбез и наступить ним на рудименты мышления, ограничивающие, тормозящие его.
– Создать школу мышления, что ли? – удивился Алим.
– Что-то в этом роде. И помощь вам в этом обещали оказать, и агента опытного прикрепить, и темы подкинуть, в общем, подправить куда надо.
– Выходит, все это время наш эксперимент направляли в нужное кому-то русло? Но кому?
– Этот вопрос чаще всего остается загадкой, если пытаешься конкретизировать, а если выходишь на масштабность, то ответ всегда один. Я вижу, ты удивлен не столько самой информации, сколько ее источнику. Могу добавить только собственные догадки или предположения о развитии событий.
Возможно, это как-то связано с силами Амриты, активации ее или их деятельности. Тогда на вашем пути будут все чаще встречаться разного рода хранители, архиваторы, хронописцы, адаптары или еще кто. И обязательно будут возрастать временные масштабы, потому как многое, очень многое не вмещается в привычные рамки. Не забывай, что у нас нереально сжатые сроки, поэтому не возись с инертностью этой реальности.
И еще, я тебе рекомендовала бы поработать с нашим архивом. Там обнаружили какие-то путеводители Мишара. Да, и насчет Метагалактики ты был прав. Идет-таки переформатирование, поэтому наука твоя нужна уже сегодня, чтобы вовремя определить его основные тенденции, не дожидаясь, пока они свалятся на голову.
Работой твоей руководство довольно. Вскрывает она такие неподъемные пласты, что голова кругом идет. Только не обольщайся легкостью достижений. Все относительно. Неожиданно всё может так отнести или занести…
– А кто такие хронописцы и адаптары? – поинтересовался Алим.
– Значит, хранители и архиваторы тебе уже известны? Не вижу необходимости передавать тебе свои скудные познания. Обратись лучше в архив.
На этом беседа была окончена, а интерес к архиву достиг уровня мотивации, запускающей действие. Алим сразу направился туда, расспросив предварительно секретаршу, куда. Это оказалось на последнем этаже, дверь рядом с библиотекой, с кнопкой для вызова.
Открыл пожилой сухощавый мужчина, пронзил Алима взглядом и, отодвинувшись, пропуская, произнес:
– Заходи.
Закрыв дверь, он молча прошел мимо Алима и открыл еще одну – в маленькую, полупустую комнату.
– Это твоя, – сообщил он, и еще раз пронзив Алима взглядом, добавил, – возможно, если разберешься. По крайней мере, до этого была ничья. На моей памяти книгу никто не открывал. До меня ее никто и не видел.
Один настырный архивариус сообщил, что тексты из нее проникают через кольцо «Не преступи» и сносят напрочь весь мусор, внесенный в индивидуальные архивы. Скорость возрастает, но польза от этого может быть, только если не разрушается распознающая система, материнская плата.
Недавно он сообщил по телефону, что обнаружил тексты из этой книги, что практически невозможно без соответствующего носителя. После этого его самого обнаружили через какое-то время в клинике. Сняли с поезда. Плата не выдержала…
Состоит книга из восьми частей. Более менее изученная часть, вернее, та, на которую есть ссылки, имеет расшифровку в «Путеводителе Мишара». Но лучше пользоваться оригиналом.
Адаптары сильно снижают исходную концентрацию напитка. Он тогда, конечно, не обжигает, но и жажду не утоляет. А ты ведь жаждешь?
Странный служащий вышел и закрыл за собой дверь.
«Типичный, а, может, и не совсем, – подумал Алим, но кто, слова так и не подобрал, – помесь какая-то хранителя с архиватором. Такой своим взглядом сразу выбивает из любого мыслительного потока. Это твоя, это твое, если осилишь. В последнее время только такое и встречается. Лишь оси, – поменял он местами части слова, спицы самому втыкать приходится и обода крепить».
Алим сел за стол. Свет сделался немного ярче и локальнее вблизи книги. Как будто это был ее внутренний свет. Пространство вокруг перестало беспокоить своим существованием, ушло в сумерки, втянув за собой и свои щупальца-привязки.
– Редкое имя – Мишар, чтобы встретиться во второй раз и так необычно, – произнес Алим, вслушиваясь в тональность своего голоса, и открыл книгу. Знакомые уже иероглифы активировали воспоминания о недавних событиях.
Алим смотрел отрешенно сквозь книгу, представляя, как он выглядит со спины, как выглядит комната и все здание с высоты полета птицы, как выглядит глобус Планеты, не такой уж и большой в действительности, как выглядит Туманность, одной из пылинок которой была эта самая Планета. И ним все больше овладевал один-единственный вопрос: где он, тот обещанный спасительный Путь, способный вывести из всего этого праздного круговорота вопросов и ответов?
Алим положил автоматически руку на раскрытую книгу, как это делают слепые, и так же, как они, ощутил текст сначала извилинами рисунков, нет, печатями на пальцах, а уже потом извилинами мозга или иными печатями:
«Не сеятели мне нужны и не сиятели, не ясновидцы и не духоборцы, услышьте Зов, проснитесь соискатели, долины покидайте горцы,
Не в том итог, что время отдохнуть, а в том, что явлен Путь в Обитель, Основы вместо снов и Суть. Грааль и Мощь Его путеводитель…
Не там насыщенность теперь, где стол, а там где Чаша, Сферы и Престол. Мной крохи эти собраны не с пола, по ним идущему откроет двери школа…»
Знакомые вибрации и ощущения наполнили невесомостью и окончательно оторвали Алима от реальности. Он заскользил по страницам не рукою писаной книги, удивляясь легкости восприятия и красоте воспринимаемого... и не было необходимости обременять рождающееся тяжестью слов…
– Закрываемся, – услышал он певучий голос сквозь чудный сон, и скованность тела, застывшего без движения, заставила его потянуться. Хотелось размяться.
Алим встал и вышел за дверь.
Оказавшись в читальном зале библиотеки, понял, что вышел не туда, но дверь захлопнулась и, махнув рукой, он направился за немногими последними посетителями к общему выходу.
– Эй, а книгу сдать, – услышал он и увидел, кому принадлежит этот певучий голос, только теперь обратив внимание, что держит в руках тоненькую книжечку.
«Искусство правильно мыслить», – прочитал Алим название, протягивая книгу, и попросил обладательницу запоминающегося голоса не прятать ее сильно далеко.
– Что, под нее хорошо спится? – улыбнулась девушка, отправляя книгу в общую стопку.
Алим не стал спорить и пошел к выходу. Выйдя в коридор, он прошел мимо двери с кнопкой вызова, в которую входил, и обрадовался, что хоть что-то во всем этом было реальным.
Еще реальным было то, что на улице уже было темно, выходит, времени он провел в библиотеке немало, а результатов в голове никаких, значит, в чем-то права певучеголосая.
Но это была лишь внешняя сторона событий, а внутренняя дала о себе знать чуть позже, когда Алим попал-таки на семинар, которым заинтересовались Мила с Сашей. Вернее, идеей вдохновилась вся его исследовательская группа, и, таким образом, продолжение эксперимента отодвинулось еще на два дня, два законных выходных. Хотя потом оказалось, что это совсем даже не зря и, собственно, что это не совсем так.
Случайностей не бывает. Передышек на Пути тоже.
Часть 4. Философия Синтеза
Новое Рождение
Обсуждения Философия времени