Была смазливо-приторная осень. Я встретил Ротозадова на скамейки в парке, тщательно изучающего молодежные экскременты в чугунной амфоре урны. Его интересовали бутылки, обертки, бычки, использованные презервативы и прочие рабочие материалы для, готовящейся увидеть свет, кричаще-новаторской картины, задуманной к скоропостижной выставке художников-авантюристов города Зюминска. Это был человек, во взгляде которого, обреталась вся смысловая нагрузка трагического эпоса бытия, нехитро замешанная на свежеиспеченном перегаре и парочке коронных фраз, о безысходности и величии рожденного летать, но вынужденного склонено ползать кверху брюхом в социальной клетушке массовых условностей.
Лицо Ротозадова, отдающее слюнявым апрелем, было мнительно посажено на ювелирную шею, стремительные глаза прорывали ткань пространства вопросительной искрой похотливой жажды, губы дрожали осенними сумерками подворотен, а нос непрестанно вдыхал аромат сырой славы, спрятавшейся между тоскующей очередью желтушных кленов.
– Здравствуйте, Вы не подскажете, где здесь обретаются гении в поисках нетленных соков божественного вдохновения?
– А, это ты, все шутишь…Ну-ну…Не мешай работать…
– Работа не волк…
– Да пошел ты!
– Конкретизируйте.
– Вот сука, почти собрал образ мозаичного трансцендентного апокалипсиса, вытекающего из принципа круговорота потребительских симулятивных конструктов, а ты…
– Сразу видно интеллигентного человека…
– …а ты, ты со своей коммуникативно-архаической иронией, можно сказать, на корню вырубил, испепелил в пламени мрачных подземелий Плутонических мифов, облил кислыми сливками обыденного, стереотипного красноречия мой экзистенциальный прорыв в сферы умопостигаемой сущности макрокосма на уровне микрокосма...
– А вы поэт…
–… а ты, дебил!
– Извини, брат, не со зла, каюсь, грешен, прояви снисхождение к заблудшему созерцателю с высот откровения твоего грандиозного поиска, прислушайся к зову, горящего мусорным пламенем, сердца, прими с краткосрочной будничной беседой несмышленое дитя пост-изма, разбирающего архетипические символы твоей светоносной тропы…
– Шо?
– Иди ты…
– Я иду в направлении вихревых потоков мировоззренческих разломов и кризисов, от минимума к максимуму, от низов примитивизма до вселенских энергий существования логоса…
Мой мозг, хмельной от брызжущего влажного ветра, хорошо понимал, что теперь его философский говорящий словарь, изрыгающий вековую пыль мученичества серого вещества на революционные обложки современной парадигмы, было не утолить, не сломить отрицанием всех отрицаний, а потому, оставив гения наедине с собой (своими мыслями, своими будущими, преданными на обоюдную лесть собратьями) я проследовал в направлении резиново-туманной аллеи, слыша надрывисто-экзальтированные отголоски безбрежно-словесно-теоретической импровизации художника-авантюриста из города Зюминска. Мне хотелось спать и писать стихи для детей, как для себя, стихи, не отбеленные в центрифугах литературно-философских кружков, без дотошной стилистики, размера и удушливой формы, не задумываясь о контексте, детерминированном мировой осью вневременных феноменов, благо на этом поприще еще живут и процветают свои непревзойденные энтузиасты.
Лицо Ротозадова, отдающее слюнявым апрелем, было мнительно посажено на ювелирную шею, стремительные глаза прорывали ткань пространства вопросительной искрой похотливой жажды, губы дрожали осенними сумерками подворотен, а нос непрестанно вдыхал аромат сырой славы, спрятавшейся между тоскующей очередью желтушных кленов.
– Здравствуйте, Вы не подскажете, где здесь обретаются гении в поисках нетленных соков божественного вдохновения?
– А, это ты, все шутишь…Ну-ну…Не мешай работать…
– Работа не волк…
– Да пошел ты!
– Конкретизируйте.
– Вот сука, почти собрал образ мозаичного трансцендентного апокалипсиса, вытекающего из принципа круговорота потребительских симулятивных конструктов, а ты…
– Сразу видно интеллигентного человека…
– …а ты, ты со своей коммуникативно-архаической иронией, можно сказать, на корню вырубил, испепелил в пламени мрачных подземелий Плутонических мифов, облил кислыми сливками обыденного, стереотипного красноречия мой экзистенциальный прорыв в сферы умопостигаемой сущности макрокосма на уровне микрокосма...
– А вы поэт…
–… а ты, дебил!
– Извини, брат, не со зла, каюсь, грешен, прояви снисхождение к заблудшему созерцателю с высот откровения твоего грандиозного поиска, прислушайся к зову, горящего мусорным пламенем, сердца, прими с краткосрочной будничной беседой несмышленое дитя пост-изма, разбирающего архетипические символы твоей светоносной тропы…
– Шо?
– Иди ты…
– Я иду в направлении вихревых потоков мировоззренческих разломов и кризисов, от минимума к максимуму, от низов примитивизма до вселенских энергий существования логоса…
Мой мозг, хмельной от брызжущего влажного ветра, хорошо понимал, что теперь его философский говорящий словарь, изрыгающий вековую пыль мученичества серого вещества на революционные обложки современной парадигмы, было не утолить, не сломить отрицанием всех отрицаний, а потому, оставив гения наедине с собой (своими мыслями, своими будущими, преданными на обоюдную лесть собратьями) я проследовал в направлении резиново-туманной аллеи, слыша надрывисто-экзальтированные отголоски безбрежно-словесно-теоретической импровизации художника-авантюриста из города Зюминска. Мне хотелось спать и писать стихи для детей, как для себя, стихи, не отбеленные в центрифугах литературно-философских кружков, без дотошной стилистики, размера и удушливой формы, не задумываясь о контексте, детерминированном мировой осью вневременных феноменов, благо на этом поприще еще живут и процветают свои непревзойденные энтузиасты.
Обсуждения Энтузиаст