Дыхание

Послеобеденная конференция, проходившая в доме № 61 по улице Днепропетровской г.Санкт-Петербурга 20.12.1996г., плавно перелилась в откровенное застолье. Пили водку, и пили много. Я держал средний темп, за пару часов выпил пол-литра водки. Разгорелся спор на предмет того, кто же был прав, тот, кто эмигрировал после 1917 года или тот, кто остался в бывшей империи. Мне надоело молчать и слушать, заговорила водка: «Если бы те, которые сгинули или растворились в Турции, Америке, Китае и других...

Я вижу ствол, он шершавый и коричневый, его диаметр примерно равен, или чуть больше фонарному столбу, тех, которые раньше делали из убитых деревьев. Я подхожу, мои руки обнимают его, мои плечи прикасаются к прямому и шершавому стволу.

Я чувствую пульсирующую жизнь внутри, как Жизнь бьется внутри этого ствола и вверх, только вверх куда-то вверх поднимаются соки из-под корней, чтобы там наверху, на небесах, дерево смогло дать плоды и семена своей новой жизни.

Непонятные образы, диссонирующие...

Жимолость.
Тропа. Спешим.
Бежит тропинка, петляет среди кустов и деревьев, огибает большие камни и валуны. Ее протоптали люди. На прохожих местах всегда появляются тропинки. Часто тропинка не самый короткий путь к цели, но удобно идти по проторенной дорожке. Мы идем по ней, и нам совершенно никакого дела нет до того, кто проложил ее когда-то, и почему он прошел именно здесь, а не где-нибудь еще. Ведь мы торопимся и редко замечаем окружающее. А вокруг кипит жизнь.

Может случиться, что...

.... И он заглянул в ее глаза... и ничего там не увидел... кроме пустоты.. но она его уже не пугала, она его манила… И им овладело то чувство, которое до этого находило его каждую встречу... теперь он стал частью этой сущности.. теперь они не разделимы..

Она опять ушла. Не оставив выбора. Не оставив даже надежды. Опять ушла... Он не знал, что еще придумать, чтобы завлечь ее, чтобы ей стало интересно… Он был опустошен.. Цветы его гордости и самомнения давно завяли.. С того момента как он...

Я иду, ощущая движение воздуха, в трепетном предчувствии встречи с тобой. Приоткрытая дверь. Пропахший солнечным теплом деревянный дом, скрип половиц, ощущение тепла под босыми ногами. Сумрак. Теплый, нежный.

Каждой клеточкой тела ощущаю твое присутствие.. Рука невольно поднимается и ладонь касается лица.. висок.. ладонь скользит по щеке, к шее. Ты берешь мою левую руку обеими ладонями, подносишь к губам. Трепет, нежность, восторг. Я тебя не вижу, но чувствую твое дыхание, тепло...

Как много света и цвета вокруг: кармина, голубизны, зелени, золота. Город сверкает и искрится, словно его обмакнули в радугу. Я мог бы оттолкнуться ногами от асфальта и воспарить туда, где в чистой синей воде резвятся серебряные рыбки облаков. А внизу полыхают всеми оттенками красного черепичные крыши, отчего кажется, будто летишь над засеянным маками полем. Но я люблю идти в толпе. Среди вас. Мне нравится быть беззащитным и прозрачным для ваших взглядов. И — хотя вы не можете увидеть улыбку на...

Его звали Алекс. А фамилия звучала необычно, на французский манер — де Темпль. Сказать, что он был странным мальчишкой, было бы не совсем верно. Это мы сделали его странным.

Алекс, сколько я его помню, всегда был отщепенцем, неприкасаемым, с которым брезговали общаться даже первоклашки. Его не принимали ни в одну игру, да что там игры, он даже в столовой сидел не за общим столом, а за отдельным столиком около двери. Любая беседа смолкала, стоило Алексу приблизиться, а говорившие молча, в упор...

«...Я уверен, во всем виноват химический завод. Тот самый, под сенью которого приютился наш забытый Богом промышленный поселок Ведельскирхен. Первое, что мне вспоминается из детства, это разрывающие беспомощно-нежную голубизну весеннего неба трубы, огромные, антрацитно-блестящие. Окутанные зловещими клубами ядовито-радужного дыма. Они казались мне тогда чем-то само собой разумеющимся, как детская песочница под окном или заваленный осколками битого кирпича и поросший чахлой травой школьный дворик...

Он появился также внезапно, как и исчез когда-то, несколько лет назад.

Тогда об его исчезновении долго шептались соседки по подъезду. Наблюдая за тем, как резко изменилась его мать, судачили:

- Посадили, наверное. Вон как Анна Семеновна убивается.

Анна Семеновна и вправду резко сдала, за какой-то месяц превратившись из статной, властной начальницы финансового отдела завода в тихую, с поникшим взором женщину.

А уж когда баба Маня увидела её в соборе, подающей заупокойную записку...

Красная тревога
…Голос матери проник в сознание Элли. «Просыпайся, в школу пора!» Элли сразу же оказалась в школе. Однако найти свой класс не могла. Она бродила по пустым классам, лестницам и коридорам. Спросить дорогу было не у кого. Чувство смутного беспокойства переросло в страх опоздать, который быстро преобразовался в ужас и неопределенное ожидание родительского наказания. Блуждания по коридорам и этажам, похоже, закольцевались. Паника захватила Элли и как морская волна швырнула её вон...