Движение бога

Переживание: примерно:1999г.

Не мог долго уснуть. Повернулся на спину стал думать о божественном, внутри стало, что-то шевелиться. Подумал о матери, с любовью представил её себе и на глазах навернулись слёзы и тёплая волна прошла по телу. И что бы уснуть я начал повторять про себя:

«Мама не пей, мама не пей...»
Я повторял и повторял уже начали путаться слова в голове и вдруг! ... из точки на лбу, меж бровей, (где находится третий глаз) выплыл ярко-жёлтый шестиугольник и встал перед...

Сон-переживание: 02.07.2003г.

Вышел на другой план сознания, стою по середине прохожей у себя дома. Всё абсолютно одинаково, как в нашей реальности, я уже порой начал путать где какая реальность, так иногда бывает всё одинаково и естественно. Вот стою как столб по середине прихожей, а мысль долбит:

«Где я сейчас на материальном плане или на тонком плане? Вроде бы я лёг спать. Да нет! Вот же я, здесь, стою, думаю, всё чувствую всё вижу и слышу, ведь всё как есть, на самом деле! Пойду...

Как-то весной ребе Шалом Бер из Любавичей увез семью на загородную дачу. Прогуливаясь с сыном и будущим преемником, ребе Иосифом Ицхаком, Шалом Бер указал на ростки пшеницы, взошедшие на окрестных полях, и сказал:

- Вот - лицезрение божественного! Каждый стебелек, каждое его движение на ветру есть проявление разума Божьего.

Творение есть мысль Господня, явленная в материальных формах мира.

Внезапно Иосиф Ицхак осознал, что в какой-то момент слова отца породили в нем странное и...

Все это случилось двадцать два года назад. В одно холодное октябрьское утро я получил от редакции задание. Ничего особенного, задание как задание — встретиться с доктором Шугарменом, деканом физического факультета в нашем университете.

Не помню точно, что послужило поводом — какая-то годовщина чего-то такого: первого атомного реактора, испытаний атомной бомбы или, быть может, Нагасаки. Во всяком случае, в воскресной газете должен был быть разворот на эту тему.

Я нашел Шугармена в его...

— Но почему не Моцарта? — спросил Хоугланд, с сомнением качнув головой. — Почему не Шуберта, например? В конце концов, если вы хотели воскресить великого музыканта, могли бы перенести сюда Бикса Бейдербека.

— Бейдербек — это джаз, — ответил я. — А меня джаз не интересует. Джаз вообще сейчас никого не ин-тересует, кроме тебя.

— Ты хочешь сказать, что в 2008 году людей все еще интересует Перголези?

— Он интересует меня.

— Моцарт произвел бы на публику большее впечатление. Рано или...

Он встал, подошёл к окну, и подозвал Думчика к себе.

– Погляди на небо, что ты видишь? –
Думчик начал внимательно разглядывать видимую часть небосвода, и, увлёкшись, забыл обо всём на свете, в том числе и о вопросе Мудрого. Звёзды излучали некую маняще понятную тайну, которая подобно гигантской огненной сфере никак не вмещалась в ограниченные масштабы человеческого ума; но что-то внутреннее, в трепетно-торжественном восторге устремлялось навстречу этому беззвучно мощному аккорду небесного...

12.
Свет нового дня набирал силу. Внутри разбитой церкви оказалось сумеречно, алтарь зиял множеством пробоин, подсвеченных обширным провалом купола и начисто снесенным верхним правым углом.

Прошлое великолепие настенной живописи проступало со стен зрелищем духовной нищеты поколения, в добровольном плену у гордыни и мамоны, позабывшего Бога.

Она стояла на груде каменного мусора, не доверяя глазам.

- Ай да бабушка Ойли с ее реальностью! А Слип показал картинку будущего и сказал «не...

Никто не знает – откуда он пришел.
Говорят, будто в то утро, когда появился он в городе - тяжелый сон, ниспосланный сторонними силами, что вечно вмешиваются в людские дела, обуял всех, и ни одна живая душа так и не явила своим глазам его каравана, входящего в ослабленный дремотой,

беспечно раскрывшийся во сне Глиняный город.

Шел невиданный для этих мест, плотный, рассекающий небо дождь.

Бочки, корыта и тазы уже были полны воды, но никто так и не проснулся.

Получалось, что и внутри...

Его звали Алекс. А фамилия звучала необычно, на французский манер — де Темпль. Сказать, что он был странным мальчишкой, было бы не совсем верно. Это мы сделали его странным.

Алекс, сколько я его помню, всегда был отщепенцем, неприкасаемым, с которым брезговали общаться даже первоклашки. Его не принимали ни в одну игру, да что там игры, он даже в столовой сидел не за общим столом, а за отдельным столиком около двери. Любая беседа смолкала, стоило Алексу приблизиться, а говорившие молча, в упор...

Узники жадно приникли к крохотным окошкам крепости, громоздкие ворота ограды, что окружала мрачное серое здание, открылись, пропуская освобожденных, и закрылись снова.

Был час заката. Лучи ярко освещали черепицу островерхих крыш, камни мостовых, кроны одиноких деревьев.

Кристиан огляделся – родной город показался ему новым, незнакомым.

- Пошли, - окликнул его Леон. – Теперь нам не откажут в помощи. Полтора года – это тебе не вечность, у нас еще остались друзья. Надо прежде всего...