Мы бежали по миражам уровней судьбы. Дефицит блаженства раскачивал радужные качели феномена отождествления. Я проникался им, как собой, инициируя начальную трансформацию сущностного в сверхличностное. Исправления семантических кодов позволяли с лёгкостью пренебрегать воспоминаниями существующих социальных надстроек.
Такой «полёт валькирий» подразумевал комплекс обязательств и тягу, выученную до конца и реализованную впоследствии по вырезанному наспех картонному эскизу без букв и признаков отличий. В то время, на этих простых волнах искренних чувств, удавалось долго сохранять пульсирующее будущее в рамках одной единственной непрерывности, паря в ней, делая её созвучной внутренней симфонии. Это был тот этап жизни, при котором существование до краёв было наполнено интимным временем и его непередаваемой подлинностью. Это было время лишённое навязчивых представлений об иллюзиях, здравом смысле, дихотомии. Я не помню, как мы познакомились, помню только его имя, увлечённость, смех и чистую детскую страсть. Он принадлежал к иной культуре, являлся продуктом менее рабского воспитания и владел богатым внутренним миром, был предан также глубоко мне, как я ему. Мы подружились. Я помню благоприятную обстановку в его квартире, куда он приезжал на выходные или каникулы, отчасти из-за меня. Этот приезд становился поистине праздником, когда было возможно всё, воздух наполнялся сладкими интонациями, открывались двери, совершалось святое таинство дружбы. Помню уравновешенный порядок в его поведении, почти полное отсутствие тирании в его семье, высокие ели за окном его дома, звонки, рассказы, встречи и ещё раз порядок. Так как он жил по соседству, мы часто ходили друг другу в гости. "Соник" был довольно странным мальчиком. Сейчас бы его назвали "мутным", подразумевая непонятность, т.е. фактически признавая свою узость и закостенелость восприятия. Тогда же это не имело значения, по крайней мере для меня, ведь мы были друзьями. Этот мальчик был одержим чудовищами и монстрами, из набиравших популярность комиксов и консольных игр. Вместе с ним мы убивали и калечили 16-ти битных злодеев – будь то огромный паровой кот или усиленный шипами крысиный король. Целые уикэнды мы говорили о мифах, героях, проводя время перед экравном телевизора. За окном штурмовой кабины игрового клуба на две персоны медленно мелькали кадры лихих 90-х. Мы были счастливы. Тем не менее, казавшееся безобидным усилие, точнее намеревание, не заставило себя ждать – оно сфокусировалось по своему подобию в длинную стальную иглу и притянулось в личную жизнь, подобно магниту. Сейчас я понимаю, что главное свойство прошлого – его необходимость. Но тогда мне казалось, что «боевая обезьяна» лишь фантасмагоричный проект Sony Entertainment, созданный чтобы противопоставить сказочно-точный мир супергероев семейной картине сатанинского скотства, бл@дства и параноидальной шизофрении. Безукоризненная альтернативная вселенная предоставляла всё необходимое – сценарий, тайну, врага, оружие. Забывался сон, учёба, еда и романтические встречи со сложными девочками. Оказавшаяся на деле обыкновенным задротством, эта огромная вселенная всё глубже проникала в разум, отравляя его, закладывая социальную бомбу, ту с которой пришлось встретится через несколько лет бомбермэну.
Обсуждения Drug