Дрочер

Мыслепреступления? Наивная футурология.
Зачем просвечивать мозги, когда можно установить бессрочный комендантский час? Зачем вычислять преступные намерения, если их негде будет реализовать? Общественные пространства сканируются навылет. А если злодей начудит в гостях? А кто сказал, что разрешено ходить в гости?
Проверенный тысячелетиями, чугунный концлагерь «Солнышко» в очередной раз поставил себе на службу новейшие технологии. Двадцать четыре часа под присмотром. Жизнь расписана поминутно. Выбился из графика? Извини... Таким не место в Соции.
Жить в ней хорошо, умирать – ещё лучше.
Соция подняла на знамя крайний индивидуализм. Его частный случай: никаких общежитий. В основном законе Соции для народа прописано только индивидуальное жильё: от шикарных студий с панорамными окнами до спальных боксов на вокзале.
…
Небоскрёб студенческого квартала «Новый Колос», как и все элементы фем-инфраструктуры, отличался повышенной защитой. Огромный, не то слово. Каре, заключённые в каре, разделены газонами благоустроенных внутренних пространств. Чем ближе к центру, тем выше корпуса, вплоть до сотого этажа. Ещё на двести выше взлетает сам университет, напоминающий полигональный колос пшеницы, устремлённый в стратосферу. Где-то там, на крыше обсерватория и телескоп, удобно.
К минималистским студенческим квартиркам Иглы, к лекториям и кабинетам, даже там, где искусственно поддерживается атмосфера, ведут «остевые» шахты – наружные одноместные лифты. К самым нижним – лифты и узкие лестницы. Всё на виду, внутри ничего этого нет, что символизирует независимость личности и прозрачность общества.
…
Над восьмигранным Колосом, если подняться на лифте «остевого волоса» в обсерваторию, под стеклянным куполом космос ощущается безо всякого телескопа. Сейчас вечер, иссиня-чёрное небо оттуда смотрит через абрикосовый свет на землю, на широкие ковры газонов, круглые клумбы с помпонами бархатцев, фонтанчики, танцующие в последнем вечернем тепле.
Робин сидит на балконе, на сорок пятом этаже дома напротив Колоса, обрамлённого безоблачным небом и подсвеченного им. Скоро наступит время ксеноновых прожекторов, но Робин их не дождётся.
Он смотрит в бинокль на квадратные звёздочки жилых окон, на ромбики мигающих сигнализаций, на острые звёздочки дверных звонков, не для него предназначенные. Звонки открывают почтовые ящики многочисленным дронам доставщикам.
Для Робина весь небоскрёб Колос – фетиш, огромное фем-общежитие, гарем неутомимого, железного падишаха Робина.
Робин – дрочер. Он никогда не увидит квартирки этих девушек изнутри, никогда не почувствует изнутри их самих – податливую и упругую, как нуга, мягкость. Он не опустится к речной дельте светлых расходящихся ног, не попробует на вкус мармеладную розовую щель, пульсирующую от желания, не вдохнёт её запах. Робин сидит на балконе именно сейчас, потому что пришло время «ночных донов». Робин смотрит на них, как на послов своего тела.
…
У Робина – хороший бинокль, который ему ничем не поможет. Окна непроницаемы снаружи. Обе руки заняты непрерывной подстройкой оптики: ближе-дальше. Фокусировка парит среди роящихся интим-дронов. Кто из них девочка, кто мальчик, Робину не видно и не важно.
«Ночь-дон», оказавшись за дверью квартиры, излучит из себя голограмму стриптиза и превратится в универсальную секс-игрушку, чтобы завтра улететь на дезинфекцию и подзарядку. Как это пошло, если задуматься! Где-то ведь есть их база, провонявшая хлоркой и ванилью, ангар, примитивный техно-бордель… На его счастье, Робин не имеет привычки задумываться.
…
Студенточки в белых футболках, разрисованных фломастерами, в коротеньких шортах, целый день валяются на газонах, листают комиксы, играют в волейбол, уходят на лекции и возвращаются... Недоступные как миражи, как потусторонние заколдованные существа. Нет места, где можно с ними. Нет и места, где они могли бы друг с дружкой.
Физическая потребность? Истосковался? Когда наступит комендантский час, вызови ночь-дона или ночь-доню. Главное не покидай четырёх стен, это для твоей же безопасности. В Соции всему своё время. Комендантский час – домашний арест в одиночке, без вариантов.
Хочешь размножиться? Пожалуйста, Соция подберёт генетически лучший вариант и позаботится о ребёнке. Не хочешь? Разок или два всё равно придётся: гражданский долг.
…
Робин любуется оставшейся частью реальной жизни – роем «ночных донов» спешащим в девичьи недра. Во всё небо! Так выглядит новое целомудрие, здесь проходит новая грань между ним и одобряемым развратом – вдоль часовой стрелки. По вентиляции распространяется аромат роз, фруктов и вина, общевизоры показывают «ночь-контент» на всех каналах, на любой вкус.
В комендантский час на балкон тоже нельзя, Робину плевать. От природы лишён страха. Этот вечер, застывший как желе, эти минуты слоистого мармеладного неба – вся его жизнь. Никто не мешает дрочеру вызвать ночь-доню, хоть сто сразу, но Робин создан, чтобы сидеть на балконе и смотреть, как в огромном прозрачном небе рой секса приближается к небоскрёбу, как исчезает в нём. Это – по-настоящему.
К тысяче девушек одновременно Робин заходит вместе с ночь-донами, все его нетерпеливо ждут. Заранее полностью голые, лениво стягивающие футболки, гладящие себя. Они вертятся перед зеркалами, они тискают свои груди, ловят губами и дотягиваются языком, снимают кружевные трусики... Ночное небо пахнет сексом, как приближающейся грозой.
Час, два, три… Сколько хватит везения, он потратит на них… – сладко заходя… – входя и немедленно устремляя взгляд на следующую… – проникая и покидая… А после расплатится за удовольствие.
Предупреждение уже вынесено. Ордер уже прислали. Неприятно пища, он мерцает за спиной на панели общевизора: «нарушение-режима!нарушение-режима!нарушение-режима!»
…
Робин знает, в какой форме прилетает к нарушителям «актор». Шприц с ядом предварит голограмма эротичной тян в маечке, снизу не закрывающей грудей. Так положено, последний шанс. Если Робин отреагирует правильно – будет жить.
Не будет. Робин – счастливый дрочер, он создан, чтобы умереть так, в окружении тысяч и тысяч бесстыдных девственных гурий. Стук сердца, чем дальше, тем сильней выдаёт его.
«Актор», дрон-палач оказался крупней и быстрей интимных. Внезапно: такой паучий, отвратительный на вид.
Он с гудением взвился вертикально снизу. Завис напротив балкона, излучил голограмму тян. Вращая её, подождал с минуту и плюнул свистящей шприц-иглой. Угодил точно в центр – под ложечку.
...
На двадцать четвёртом этаже двое студентов, одинаково прикусив губы, пялились в тусклый, перечёркнутый трещиной экран смартфона. Восторг и мандраж.
– Не распознал... – прошептал высокий сутулый парень.
Кучерявый поднял на приятеля взгляд:
– Ты представляешь из чего шмальнут в нас, когда вычислят?
Сутулый дёрнул плечом:
– За что? Мы дома, комендантский час мы не нарушаем… – протянул он, сам не веря в то, что говорит.
Двое в одном помещении, не дооформленном в базе как жильё, но выведенном из неё, как подсобка техников. Безответственно с его стороны впутывать другана во всё это. Младшекурсник, да и родственник, но ведь сам напросился. Сколько можно конструировать из блоков? Как же реальное изобретательство?
– Робин, мы заберём его? – повторил тот в пятый раз.
Высокий очнулся:
– С ума поехал?
Мелкий кучерявый парень вздохнул, прищурился в смартфон, увеличил изображение.
Кисть стальной руки… Будто бы дрочер хватался за трещину на экране. Скелет из железных костей осел, привалившись спиной балконной двери. Бинокль сдвоенных видеокамер упал между ног, залитый молочно-белой кровью из сердечной капсулы с подогревом до тридцати шести и шести, которая уже остыла.