Дневник вездесущей пылинки

1
Пришла толстуха с вонючим вёдром и сразу вылила треть воды на пол. Я еле успела прицепиться к потолку, а она, согнувшись, выставила свои две половинки и давай растирать тряпкой воду.

Дородные половинки ходуном ходят, я смотрю на них сверху и со страхом думаю о том, скольких моих подружек уже загубила эта фурия. Видать, шеф вздрючил, даже под стол полезла. Думает толстожопая, что она одна тут человек.

2
На этом толстуха не успокоилась. Подтянула трусы, не поднимая платья, и взгромоздилась на стол (ох, тяжела задница!), стала протирать мокрой тряпкой шкаф сверху. От вони я едва не шлёпнулась в обморок, что означало бы для меня сыграть в ящик на ещё не просохшем полу. Пыли было столько, что под тряпкой образовалась чёрная кашица; фурия, собрав её, вынуждена была слезть и отнести свою стряпню в ведро, а я немножко передохнула. Может, думаю, назад не вернётся.

Толстуха шумно прополоскала тряпку в ведре, отжала её, усилила отвратительный запах. Прижав локти к бокам, опять подтянула трусы (либо муж растянул резинку, либо любовник) и опять полезла на стол.

Блин, сколько же это может продолжаться? Вонища опять одурманила головушку, да ещё мысль наклюнулась: вдруг она вздумает и потолок протереть? Что-то слишком усердствует, даже на пяточки приподнимается. Дорожит работёнкой своей. Здорово, видать, толстую шею намылили, а потом ещё и ещё... Вот и взмыла туда, о чём раньше не помышляла. Космонавтиха. Говна мешок. Протрёт пол шваброй, да и ладно. Теперь же химиотерапию развела. Как только я держусь, сама не представляю. Блин, верно, к ним начальство нагрянет, высокое-превысокое, вот эти фурии и встали на цыпочки, заварили кашу, развели парашу.

3
Если бы меня раздражала только толстуха с вонючей тряпкой! На стене под потолком блестел глазок видеокамеры, фиолетовый и лукавый; до меня рукой подать. Но я-то знаю: меня ему слабо рассмотреть, а вот как эта фурия воды на линолеум налила и трусы подтягивала, она видела. И не с испугом, как я, а с насмешкой. Сиськи-то вон как колыхнулись, лифчика, видать, нет, не хочет свои два банана в тюрьму засовывать. Я её понимаю: женщина женщину всегда поймёт. Тот, кто будет просматривать запись, заржёт кобелём, именно кобелём. Блин, а мне вёдь сейчас не до смеху, я от страха скукожилась, ещё меньше стала, хотя меня видеокамера и в микроскоп не увидит. А вот эту... Ой, она закончила вытирать шкаф и посмотрела в мою сторону. Блин, неужели приметила? Махнёт тряпкой, и прощай жизнь. Нет, она, может, и подумала о потолке, но взмахнуть тряпкой побоялась. За воздух не схватишься, стоя на столе, а больше не за что. Толстуха с удовлетворением посмотрела на всё ещё мокрую крышку и слезла на пол.

Я твёрдо решила при первой возможности поселиться на глазке видеонаблюдения. Уж там-то я буду спокойной, как пульс покойника.

4
Блин, да она не собирается выносить вонючую муть, опять полощет в ведре тряпку, где уйма утопленниц. По ширине русская баба, а гляделки еврейкины. Нутром чует, что ещё я есть, да не знает, как до меня добраться. Отжала тряпку в ведре (руки толстые, пальцы жирные), опять подтянула локтями трусы и раскорячилась, выставила мне свою крупнокалиберную пушку, вытирая почти сухой тряпкой пол. Линолеум снова влажно заблестел, и мне, дурёхе, казалось, что я вижу плачущие глаза подружек, хотя - где там? - эта фурия почти всех повывела.

Будь у меня фотоаппарат, я сняла бы её наглые ляжки, так и прущие из-под халатика. Какое тело нажевала, а хлипкие тельца моих дальних и ближних родственниц мочит без зазрения совести.

От тошнотворных испарений вновь стал нарастать страх... Я держалась из последних силенок. Вес мой тьфу, что стоит сорваться и упасть на вонючую тряпку? Я уже думала не про толстуху, а о белом бугорке на потолке да маленькой выемке возле, за которую я, затаив дыхание, держалась. Отломится бугорок, и моя жизнь вместе с ним. Крупнокалиберная пушка - рукой подать.

5
Прошлась тряпкой по плинтусам и остановилась. Как пузатый Наполеон Москву, осмотрела поле битвы. Это подвиг её, Бородино, где она добилась победы. Неприятель рассеян и истреблён подчистую. Поправила чёрный локон, прилипший к мокрому лбу. Завязала потуже поясок байкового халата. Блин, а ведь обычно пробежит шваброй туда-сюда, и готово. Потому и было у меня равновесие духа. Вольготно жилось. Гибли самые старые, которым и так помирать пора. Тогда мне толстуха даже нравилась, казалась мягкой такой печечкой для мужика. Теперь на моих глазах эта печка отвердела, моргалы утопли в своей непроглядности. Скурвилась бабища, совсем скурвилась. Скорее, скурвили её, шеф нагоняй устроил. Почему? Да узнаю я, лишь бы выжить, перенести эту тлень, эти жуткие испарения.

Теперь она возле двери, может, вынесет наконец-то ведро. Куда там! Не зря говорят, что толстожопые неуклюжие. Не так-то просто им сразу развернуться. Намочила тряпку в ведре, скрутила в канат и шагнула опять к плинтусам. Блин, когда же это закончится?

6
Вообще, плинтусы, может, и надо было ещё разок протереть. Сверху мне хорошо видно, сколько там потемневших пылинок осталось. Если пылинка почернела, то никакая реанимация не поможет. Это чернозём на попрание людям. Пылинка только раз живёт, после чего никакая обсушка не поможет. Могильщик подружек, дебёлая тёлка,

сделав с тряпкой ходку по периметру, встала опять возле дверей и вновь осмотрелась.

Чего пялишься? Чисто всё, хоть шаром покати; и долгожителей, и малолеток повывела. Ох, и не люблю подхалимаж, а ты самая настоящая подхалимка. И перед кем? В углу на деревянном древке не наше знамя, вот перед ним ты, толстожопка, и выслуживаешься, ему даёшь лоск, ради него столько пылинок похерила.

Я опасалась втайне, что фурия каким-нибудь образом проникнет в мои мысли, тогда мне несдобровать. Однако у неё толстая кожа и напомаженные губы. Я для неё не существую (и ныне, и присно, и вовеки веков). Сколько мудохалась враскорячку - помаду на губах сохранила. Не случайно, думаю. Взяла ведро. Ну, с Богом иди. Ушла, а тряпку на полу оставила.

7
Только я вздохнула свободно, тихо-тихо так, может, беззвучно даже, мне самой показалось, что вздохнула. Секунда прошла, да ещё одна - и вот толстожопка опять на пороге с ведром. Как я не шлёпнулась в тот момент, сама не понимаю. Я ведь тщедушная, да ещё на потолке, на волоске тонкой руки, можно сказать.

А тут по второму кругу... Неужели шишка заявится? К такой на костюм попадёшь, сразу заметут. Впрочем, я попадать не собиралась, мне лишь бы перманентную войну пересидеть, а там я найду способ видеонаблюдение оседлать. Туда никакая фурия не дотянется, да и того глазка фиолетового боятся все, стараются не зыреть в его сторону. Мне это на руку, я хоть и женщина, но не желаю, чтоб на меня пялились. Я хочу самой на себя посмотреть, понять, что в моей выжженной душе осталась, как я буду тут одна, без подружек, особенно в темноте, которая покажется мне глубоким колодцем, и я не смогу уснуть. Толстухе по фигу мои потолочные страхи, у неё свои, половые. Хорошо, что на этот раз вода чистая и ведро не воняло.

8
Она прополоскала тряпку в ведре, выкрутила и бросила на пол. По лицу видно, чертовски устала. Полой халата вытерла пот, а он выступил опять. Следов помады на губах уже не осталось. И когда успела убрать? Али он в мгновение ока слизнул? Блин, да я глазам своим не поверила: толстуха, где стояла, там и села возле тряпки на пол и стала на карачках протирать линолеум в тот момент, когда я опасалась, что она воспарит к потолку, прекратив мои мелкие радости и глубокие мучения.

Нет, крупнокалиберная пушка целилась в меня, однако не стреляла. Она направлялась к бело-синему знамени, вылизывая вылизанное ранее, не опасаясь протереть пол до дыр. Перед знаменем на коленях перекрестилась наскоро и стала вытирать древко, обернув его тряпкой и двигая правую руку вверх-вниз, от полотнища до линолеума. Что она из кожи лезет, толстожопка, мешок с говном? Я боюсь этого флага, как чёрт ладана, а то и больше. И подружки от него драпают, улепётывают, смываются, прячутся, шарахаются, улетают, разбегаются, кто куда… Потому что остаться на знамени - значит, концы отдать.

Придут лапищи, схватят древко - ему-то что, а ты, пищи-не пищи, никто не услышит. Ты - пропадай. То же самое и на полотнище: стряхнут под ноги и раздавят втихаря миролюбивые бородачи.

Напрасно преклонилась, напрасно драишь, толстожопка, - нет там никого. Блин, что это я... Да если не будет ананировать древко, то тогда примется за потолок. Впрочем, она, хитрая лиса-чернобурка, понимает: бородачи пристально взирают на землю и невнимательно вверх. Потолок для неё радость, кратковременная передышка, её седьмое небо. Не пойдёт она за стремянкой, не полезет искать иголку в стогу сена - меня, еле живую от пережитого волнения.

9
Думаю: будет ли эта подлиза полотнище вылизывать, и склоняюсь к тому, что нет. Материя это не то, что дерево, которое можно дрочить. Нет. Лапнешь разок-другой, потом не отмоешь ни порошком, ни нано-технологией. Не отскребёшь даже ногтём. А бородачи к этому внимательные, ух и зоркие бородачи! Не только пятнышко заметят, но и тотчас определят, некошерное что-то ела или переспала только что с мужиком, а руки не помыла. Состав преступления укажут. Хотя толстуха не из полохливых, но и рисковостью её Бог не наградил. Осторожная в квадрате хитрости.

Вот, к примеру, смоляная чёлочка, мне хорошо видно, как она слиплась на лбу и превратилась в три жгутика, и опять же жгутики смоляные, ещё более смоляные, чем сама чёлочка, будто три девочки из школы выпорхнули, пощебетали и разошлись в разные стороны. А она уже дважды не школьница, а может, и трижды, а волоска ни одного седого или серого - антрацит, на котором я когда-то жила, посветлей: на нём налёт есть.

Всё потому, что ничего близко к сердцу не принимает, барьер в каком-то клапане либо баррикада целая. Стеной стоят на пути треволнений. А я сколько раз за последний час концы откинула? Вот он откуда, пушок тополиный, на мою мягкую головушку!

10
Мне не удалось предугадать её поведение; боюсь, и дальше пойдет наперекосяк. Она вытащила из левого кармашка, нашитого спереди на халате, белую, будто новую, щёточку. Завернула цветастую полу, вытерла об изнанку сначала одну руку, потом другую, приложила ладонь к звезде и стала тереть её щёткой с лицевой стороны. Опять пришлось становиться на цыпочки, икры ног то выглядывали, то снова прятались под халатом. Шуруй, так всегда междурядья обрабатывают, только там приплод есть, а здесь вхолостую.

Нет, эта фурия не может зря стараться, добавляя поту на лоб, - несколько глупых пылинок упали на пол, резиновые шлёпанцы тут же придавили их. Вскрик был молниеносный, скажу я, вскрик, только толстухе всё нипочём. Либо ей медведь на ухо наступил, либо оно не так, как у меня, устроено. Если бы крик продлился хотя б минуту, я заткнула б уши руками и, конечно же, сорвалась, полетела бы вверх тормашками туда, где крокодилились синие шлёпанцы.

Блин, мне жалко вас, подруги, хотя я больше боюсь за себя. У вас были мгновенья полёта, за которые вы заплатили жизнями. У меня этих мгновений может не быть.

11
Я точное время знаю не случайно. Часы - вот они, напротив меня, круглые, как личико солнца, у которого только три луча: два упитанных и один доходяга. Так вот этот доходяга оказался самым шустрым и шумным: тик-так. Толстуха либо не слышит, либо притворяется, что не слышит, а меня 'тик-так' нервирует: каждую секунду смерти ждёшь, а тут эта тиктаковщина. Зато могу уверить: пять минут семнадцать секунд она звезду драила в центре флага, по полторы минуты ушло на верх, низ и боковины. Вверх она, как балерина, на пальчиках ног тянулась, халат задрался так, что даже ляжки высовывались и синие жилочки сквозь их смуглоту просвечивали. Старалась, подхалюзница; мне в течение этих гибельных одиннадцати минут и семнадцати секунд не раз пришлось содрогнуться от крика, когда беспечные подружки гибли под подошвами. Ещё

бы, такая тяжесть: крик длился не более секунды.
Стрелочка-доходяга дрогнет - и всё, маленькая пылинка погасла, словно и не было её. Блин, возможно, каждая считала себя самой ушлой, прилепившись к знамени, не исключено, и самой умной, вот как я сейчас. Что в итоге? Вздрогнула золотистая стрелочка.

12
Что она за человек и человек ли она?! Мокрые жгутики на лбу стали завиваться в колечки, под мышками выступили пятна; когда она поднимала правую руку со щёткой, то я видела под коротким рукавом мокрые, чёрные, прилипшие к телу волосики. Догадываюсь, что и слева под мышкой все вповалку и мокренькие, и в трусах тоже; она их перестала подтягивать локтями лишь потому, что прилипли к телу, не иначе. Одно дело, когда я, пылинка, вспотею, другое - когда дебёлая женщина. При этом я вижу, какая она рыхлая, нежная по-бабьи. Схвати её он за отвислые сиськи, я уж не говорю за что другое, да она мёдом растает, растечётся - лижи меня.

И кто её заставляет до седьмого пота губить моих подружек? Распространять вонь, а потом пытаться уменьшить её чистой водой? Шеф приказал - так протри и уходи. Какой бородач ни зоркий, однако пятно от твоего пальца скорее заметит, чем пылинку. Мы для них недосягаемые, и они знают об этом, используя вот таких послушных да исполнительных. Блин, да и знамя это её не охладило, не успокоило.

В общем, толстожопая душа для меня потёмки. Она способна только страх воскресить. Окинула взглядом знамя, спрятала щётку в карман и шагнула к окну.

13
Может, ей показалось: воздух спёртый, либо ещё что, только в половине четвёртого она настежь распахнула две большие створки окна. Я не случайно запомнила время: оно само врезалось в меня, наверное, потому, что означало вираж, едва не выбивший из колеи жизни. Вернее, выбивший, но давший кое-что взамен. Ворвался ветер, это был не хорошо знакомый мне растрёпа, а неукротимый ёрник, бесшабашный озорник. Я еле держалась в белой ложбинке, руки слабели; от них, беспомощных, зависело тело.

Сорваться на линолеум означало лечь в жесткий гроб, а я так хотела жить, наблюдать за толстухой, бояться её, подсмеиваться. Я хотела много чего... Чувствовала, что пальчики скользят на сухом, и ничего не могла поделать, кроме... Да и кроме произошло само собой, я сорвалась.

Зачем ему какая-то пылинка? Он нас перещупал вдоволь, поматросил, бросил, а то и погубил. Где-то было открыто ещё одно окно, сломя голову помчался туда, и это спасло мне жизнь. А может, её спасли мои давешние планы, моё стремление найти новое убежище. Какая-то призрачная соломинка помогла мне удержаться. Я пролетела над знаменем, миг, полсекунды - всё ещё была половина четвёртого - и опустилась на желанный для меня, таинственный зрачок видеонаблюдения.

Спасибо, озорник; ты, шустрый, походя сделал то, что никак не удавалось мне самой, ты осуществил мечту, ты волшебник. Мне тут не надо напрягать руки, я просто сижу, и никакая фурия сюда не доберётся. Блин, совсем другое измерение.

14
Толстуха притащила-таки стремянку, и это для меня ушат воды с хлоркой - не ведро с гремучей ручкой, а именно ушат. Я видела, что она исходит потом, у неё мокрая спина. Конечно, будь стремянка тяжёлой, толстуха попросила бы его принести. Я заметила: она с радостью обращалась к нему за помощью. Смотрите, у меня есть кучерявый защитник. А сейчас не позвала, значит, пособачились, либо мотнул куда. Повернула, должно, в коридоре, а в дверь с ней не пролазит. Зад толстый, да и передок приличный. Оставила лестницу в коридоре, сама зашла, потом груз втащила, и это вроде бы не стоило никаких усилий. Раздвинула стремянку и вытерла пот. Он бежал в три ручья - вот тебе и невесомый груз.

Нет ей ни дна ни покрышки. Держитесь те пылинки, которые выжили!

15
Один рожон стремянки нацеливался как раз в бугорок, за которым я недавно пряталась. Счас взберётся, вынет из кармана свою щётку... Уже не в первый раз сегодня я опростоволосилась, горько, по-бабьи, чересчур доверившись себе. Всё потому, что толстуха в обычном состоянии совсем другая, неторопливая, неповоротливая, незаведённая. А тут ей как будто вставили под халат моторчик или плоскую большую батарейку - тело приобрело лёгкость, поворотливость, неисчерпаемость.

Я и глазом не моргнула, как мокрая от пота женщина принесла откуда-то пылесос. Это лютый враг, сожравший прорву моих подружек и не насытившийся. У него длинные руки, с их помощью толстожопка может без труда достать меня, беспомощную пылинку. Стоило ли так напрягать руки, цепляться из последних сил за выемку? На полу меня расплющила бы резиновая подошва. Может, я вскрикнула бы, может, не успела. Эта худощавка напротив откусывала бы секунды уже без меня.

16
Вот что значит, по-моему, лизоблядкой быть: не только пол обсосать, но и потолок. Только воткнула вилку в розетку, щёлкнула кнопочкой - пузан заурчал сначала как голодный котёнок, поймавший мышь, потом - как волчонок с зайкой в зубах. Бррр... Прожорливое настырно брюхатилось. Ненасытное требовало насыщения. И под эти утробные звуки я поняла, как люблю жизнь, как буду упираться, сопротивляясь всеми фибрами силе, которую я ощутила сразу же после щелчка.

Неодушевлённое одушевилось, воздух ожил. При ветре, ворвавшемся в окно, он устремился с ним, а сейчас, как в воронку, плыл к пылесосу. До того, как толстуха взяла щётку со шлангом. Щётка казалась мне сверху зубастой пастью, без всяких усилий получающей своё. Под мягкое жужжанье несколько подружек угодили в утробу, не успев пикнуть.

Блин, да этот брюхан напоминал толстожопку, только она позволяла рыпнуться, хоть как-то проявить себя перед смертью, а этот упреждал, и пузо его казалось безразмерным, продолжающимся где-то внизу, под линолеумом и полом.

17
Женщина стала на пятую ступеньку лестницы и приложила щётку к потолку. Зубы оказались мягкими, выгнулись ёжиком волос. Ершисто и в то же время ежово. Безобидно жужжало, но я точно знала: несколько подружек не успели проститься с жизнями, лишь одна опустилась на пол возле стремянки.

Так и дальше было, пока толстуха вела щётку по потолку: многие окочурились, только одной удалось улизнуть. Да и то, я полагаю, на время: шлёпанцы прекратят дальнейшее странствие. Пока они на пятой ступеньке... Толстуха вертится туда-сюда, одной рукой цепко держится за лестницу. А ведь ей-то не угрожает хищная, внешне безобидная пасть.

Что я испытала, когда она обсасывала ложбинку возле бугорка, недавно прятавшего меня? Ветер, случайный друг, сберёг от гибели да открытое где-то окно, куда он опрометью устремился. Эта целеустремлённость отбросила и спасла меня... я вижу, от какого чудовища, но не от страха, вновь парализовавшего меня.

Я не могу сделать самого простого: свалиться с только что насиженного места вниз, я ничего не могу и только наблюдаю за толстожопым, неуклюжим и неотвратимым бедствием.

18
По-иному получилось, когда зубастая щука стала плескаться над звёздным знаменем. Нет, она жужжала по-прежнему безобидно и негромко... По-прежнему гибли мои подружки, не успевшие бросить последнего звука. Решительно двигалась рука, направляющая хищницу. Оцепенение моё не прошло - даже усилилось: щётка теперь могла дотянуться до меня, всосать в торчащее на полу чрево.

Толстуха не смотрела в сторону видеокамеры, что сулило мне надежду, которая усердно лизала круг на потолке, ёрзала по нему ещё и ещё, будто хотела окружить сверху бело-синее полотнище нимбом. Что-то подобное и вырисовывалось на потолке, было оно светлее и ярче знамени.

Широко раскрытыми глазами смотрю, плакать хочется... Уйму пылинок на чистом месте погубила эта фурия. А зубастая щётка всё кружит и кружит, трёт и трёт одно и то же место над флагом. Я заметила, что многие пылинки упали на знамя, спасшись от чудовища. Разве полезет оно дважды в одну и ту же воду, будет клацать зубами там, где уже прошлась беззубая, но придирчивая щёточка?

19
У меня промелькнула задрипанная мыслишка о том, что толстуха с не очень-то башковитым царем в голове, по крайней мере, звёзд с неба не хватает, иначе начала бы уборку с потолка. Я тотчас отшила эту каверзу: при таком раскладе наблюдать за толстожопкой было бы некому.

Я не считаю, что глазок, на котором я сижу, наблюдает. Нет, он фиксирует и фискалит, так как, в отличие от меня, ничем не рискует. Толстуха боится на него косо взглянуть, что означает для меня улыбку судьбы. Прожорливая щука не станет плавать там, где прячется более крупный хищник, а значит, есть опасность для собственной шкуры. Это свыше дано как предначертание.

Я знаю: длинная рука пылесоса коротка для бесстрастного шпика, давшего мне приют, и всё равно не могу избавиться от страха, потому что я всего лишь пылинка, каких миллионы, я никому не могу сделать ни плохо, ни хорошо, а уж тем более предсказать поведение глупой, но хитрющей бабы.

Она закончила шлифовать нимб и огляделась.

20
Если я не могу предсказать её действия на потолке площадью в несколько метров, то что уж говорить о пространных местах. Толстуха принялась усердно двигать щёткой перед видеокамерой, истребив немало подружек, таких же белых, как и я, притаившихся в едва заметных ложбинках. Кому-то из них удалось улизнуть. Свалились на монитор компьютера, торчащий внизу, - я это видела отчётливо в состоянии, близком к шоку. Белые глаза вбирали меня, а я вбирала их вместе с беспощадно-шурующей щёткой. шерстящей, щекочущей потолок.

Вдруг ветер громыхнул створкой окна - женщина вздрогнула, округлое лицо исказилось. Боится. Она боится ветра так же, как я - щётки. Рукой, прежде судорожно сжимавшей лестницу, вытерла со лба пот и стала медленно спускаться вниз. Взбалмашный ветерок опять пришёл мне на помощь. Не зря я таяла в его объятиях и позволяла ему всё. Толстуха закрыла створки, щёлкнула шпингалетом. Для меня эти звуки означали передышку, я стала медленно возвращаться к себе прежней, собирая крупицы покорёженной души и вдребезги разбитого покоя.

21
После того как толстуха оттащила лестницу в сторону, поближе к двери, я подумала, что к потолку она больше не полезет. Так и вышло. Подтянув локтями трусы

(её телеса, верно, осушил ветер), направилась со щёткой к компьютеру.

Пузан на полу жужжал с прежним рвением, будто это не он только что схавал моих самых-самых подружек. Невозможно догадаться, голоден он или сыт, урчание тигра в нём или домашней кошки. Я знала, компьютер - уютная общага для множества подружек и пылесос - единственный враг.

Если б я не такая сухариха от рождения, то, наверное, изошла бы слезами, потому что не видела для подружек спасения. Могучий сосун вырывал из любых щелей и проглатывал толстых и тонких, чёрных и белых.

Можно было подумать, что эта фурия особенно любит монитор сзади, где вилки и провода. Всюду ей хотелось засунуть щётку... Я видела гибель уймы пылинок и не услышала ни одного вскрика. Хоть бы ветерище ворвался, заставил пересрать эту мегеру… Но шпингалет сильнее ветра, держит створки, бережёт толстожопку. Сунула руку в правый накладной карман, вытащила небольшое махровое полотенце, стала протирать экран. Компьютерное побоище завершалось её победой, и я не заметила на луноподобном лице признаков ни самодовольства, ни усталости.

22
'Ну, уймись же ты, дай отдохнуть пузу и ляжкам,'- если б могла, сказала б я ей. Грубо? Да она ведь колонию пылинок разрушила ни за что ни про что. Добро бы, не фурычил компьютер, а то он фурычил, да ещё как! Высосала бедолаг из самых тёмных подворотен и уходить не собирается. Ночевать, что ль, тут будет? Вот опять локтями свои трусы подтягивает.

Электронная доска чистая, прицепиться не к чему. Так она опять к шкафу, крышку которого уже протёрла до лысины. Хоть бы поссать сходила, всё мне передышка. Так нет же... Стала вытаскивать из шкафа книги и пылесосить по одной. А они и так чистые, названия золотом тиснёным горят. Ну, может, с десяток подружек сидело на каждом корешке, так обязательно их угроблять, кормить ворчливое чудовище?

Я посмотрела на часы: всего десять минут пятого. Да она счас быстренько вылижет фолианты и до меня доберётся, времени у нее пруд пруди. Вот завели бабу, так завели. Света из-за неё не взвидешь.

23
Этот пузан на полу до того разошёлся, что продолжил работать и после спасительного для меня щелчка. Впрочем, собственного задора ему хватило всего на три секунды, отмеренные дрогнувшей напротив меня стрелкой. Да и то задор шёл по убывающей… Без посторонней подпитки стал кучей дерьма, хотя и лоснился от счастья. Я смотрела на него с лютой ненавистью и желала, чтоб он лопнул. Казалось, моя мечта достижима: лоснящееся брюхо во все стороны распирало самодовольство. День заканчивался для пузана обильным ужином, а для меня невосполнимыми потерями. Теперь мой взгляд натыкался на сияющую пустоту там, где недавно копошились весёлые пылинки. Виновница всего этого вытерла изнанкой полы покрасневшее лицо и впервые посмотрела на зрачок видеонаблюдения, а значит, на меня. Я достойно встретила этот взгляд, отметив сходство его с тем, как породистая сучка смотрит на хозяина. Я

немало прожила на свете и многое повидала, в том числе поистине собачью преданность. Я тоже предана памяти подруг, съеденных вонючей водой, проглоченных ненасытным брюхом.

Толстуха схватила пылесос за чёрную ручку на макушке и понесла вон. С моих плеч как будто свалилась гора под названием Эверест.

24
Я - матёрая пылинка, я знаю: раз эта фурия потащила братское кладбище моих подружек, а стрелка-коротышка приблизилась к пяти, то сейчас наступит темнота, толстожопка включит свет. Блин, а не заметит ли она меня? Свет - лучший помощник таких толстожопок. А я в помощниках не нуждаюсь, потому что и так хорошо вижу, да и слышу тоже. Вот её почти беззвучные резиновые шаги, направляющиеся сюда. Шлёп-шлёп... Включать свет не стала, сложила стремянку, осторожно повернула её. Я понимаю эту осторожность: боится самой себе сделать работу. Царапнет, скажем, стену... Бородачи тотчас увидят, устроят шефу разнос.

Работать сегодня толстуха уже не будет. Она вновь стала ленивой, неповоротливой бабищей, которой лишь бы не напортачить, не наследить там, где уже чисто. Сначала вытолкнула в коридор лестницу, потом вылезла сама. Скатертью дорожка.

Стрелка-коротышка упёрлась в пятёрку.

25
Забежал пострелёныш. Зыркнул туда-сюда... Ни души. Ну, ладно. Сел за компьютер. Нажал там-сям - экран засветился. Он и сам, должно, этого не ожидал, уселся в креслице основательнее. А мне сверху хорошо видно, что на экране происходит. Выскочил чёрный человечек, пострелял из автомата белых человечков, залил мостовую кровью. Откуда ни возьмись - легковой автомобиль. Остановил. Водителя выволок за шкирку, шмяк об асфальт и пристрелил.

Откуда у них столько крови? Если бы у нас, пылинок, столько имелось, то пострелёныш сидел бы по горло в крови, от монитора виднелась бы треть. Вершок. Чёрный человечек сел в машину и помчался. Давил зазевавшихся пешеходов, палил по окнам близлежащих домов, отстреливался от полиции, наседавшей сзади. Это был преступник-супермэн, и у него одна цель: совершить как можно больше преступлений. Всё так натурально происходило, тормоза скрежетали на поворотах, пострелёныш загадочно улыбался, а я плакала, или это мне так казалось оттого, что насест мой стал влажноватым.

Толстуха, где ты запропастилась?

26
Я видела: он оторвал глаза от экрана и удивился. Потемнело, а все ещё никто не приходил. Мне кажется, поначалу пострелёныш хотел выключить компьютер и благополучно смыться, однако какая-то кнопка в сознании помешала этому. Он вышел из игры и перелистнул несколько страниц. На экране появились голые мужские тела со всеми прибамбасами, одно сношалось с другим, другое - с третьим. Посмотрел крупным планом. Воровато зыркнул в тёмный проём двери. Видимо, что-то в извращенцах ему не понравилось. А я больше всего хотела, чтоб в эти мгновенья работала моя спасительница-камера. Она улавливает мир таким, каков он есть на самом деле, - бесштанный и безлапотный, пахнущий нужником.

Пострелёныш оказался любопытным и хлебнул отстойной жижи, неприятно поморщившись. Я уверена: ему захотелось плюнуть, однако побоялся запачкать пол.

Четверть шестого. Толстуха замешкалась; может, чешет с кем-нибудь неповоротливый язык.

27
Любопытство схватило его за нос и вело за собой. Тишина нависла такая, будто все и везде сговорились и разом уснули. Один лишь пострелёныш пялился в разноцветный экран. Там теперь в чём мать родила извращенки, девушки-лесбиянки. Их он тоже посмотрел крупным планом, и тут я уловила шарканье шлёпанцев. Не очень торопливое, обычное шарканье. Половина шестого. Тридцать минут до конца рабочего дня. Сейчас задаст трёпку. Но пострелёныш держал ухо востро. Он услышал тяжёлые шаги, успел выключить компьютер и придвинуть кресло к столику.

Я видела его лицо, искажённое растерянностью и страхом.

28
Так я и знала, что толстуха, войдя, включит свет. Похоже, увидев пострелёныша, она сперва испугалась, но уже секунду-другую спустя испуг перерос в раздражение: она заметила след на полу.

-Чего ты тут делаешь, сучье отродье?
-Я в окно посмотрел.
-В окно посмотрел? Счас пол будешь перемывать.
Толстуха схватила мокрую тряпку и шагнула к пострелёнышу. Тот увернулся, направляясь к двери, и получил-таки шлепок грязной тряпки по мягкому месту.

Я впервые за весь день улыбнулась, не подозревая о неуместности улыбки.

29
Судя по лицу, толстуха довольна, что удалось шлёпнуть тряпкой пострелёныша. Наследил он немного: лишь один чёткий слёд ближе к порогу. Она вытерла его и осмотрелась. Поле битвы чистое: похоронная команда сделала своё дело. Пылинки пали и уплыли неизвестно куда.

В ярком свете я увидела подлинный облик её победы: вылизала, выдраила всё до блеска и втайне гордится собой, а я вот в горьком одиночестве, чистота режет меня без ножа, выковыривает остатки интереса к жизни. Блин, так я могу совсем свихнуться.

Лицо толстожопки сияет ярче пола, потолка, синей звезды на знамени. Наподхалюзничала, набедокурила... Подтянув по привычке локтями трусы, она выключила свет и ушла, заперев на замок дверь.

Золотистые стрелки показывали без двадцати минут шесть.

30
Как только толстуха щёлкнула выключателем, я поняла, что глазок видеокамеры может снять теперь только сплошную ночь, хотя ещё не было шести. Я видела, как в окно заглядывали пушистые снежинки и, пугаясь темноты, летели прочь. Я не боялась ночи, даже ранней такой; наоборот, меня утешало, что зрачок, который должен был видеть, ослеп, в то время как передо мной крутилась, нервно вздрагивая, юркая длинная стрелка. Она с завидным постоянством откусывала секунды и всё никак не насыщалась. Её однообразный ход напоминал о сегодняшнем побоище, и я была бы рада ничего не слышать. В ушах стоял вскрик тех, что успели пикнуть, и тех, что не успели: моё воображение сделало это за них.

Блин, и как избавиться от этого наваждения да хоть немного передохнуть?

31
Звякнул вставляемый в дверь ключ. Не иначе, забыла что-то толстожопка. Нет, та сразу бы открыла дверь, а это ключ в скважине двигался совсем не в ту сторону. Я давно научилась различать эти тонкости. Орудовать ключом мог пострелёныш, влекомый к компьютеру. Только где он мог раздобыть ключ, упрятанный толстухой в один из карманов?

Ключ пошёл в обратную сторону, и дверь мягко отворилась. Воровато озираясь, зашёл кудрявчик, осторожно прикрыв за собой дверь. Чего его нелёгкая принесла? Раньше заявлялся, если тут находилась его дородная половинка, и целовал в губы, не стесняясь камеры. Приносил и уносил лестницу и ведро с водой.

Поздновато припёрся, половинка-то тю-тю... Разминулись.

32
Кудрявчик держал что-то под мышкой, завёрнутое в газету. Он пристально лупнулся на камеру. Я встретила его взгляд и встревожилась: в глубине барахталось нездешнее, как будто компьютерное, когда перед монитором сидел пострелёныш. 'Как бы не углядел меня,'- мелькнула нехорошая мыслишка, хотя что он мог сделать без лестницы и пылесоса!

Я цепко держалась за свой насест и неотрывно наблюдала за ним.

33
Кудрявчик запер дверь изнутри и оставил ключ в скважине. Блин, темнота для него что Богу свечка. И пришёл он не для того, чтоб меня доконать. Компьютер тоже не нужен. Его устроило то, что испугало снежинок,- ночь. Зрение, видно, не хуже, чем у кота. Так уверенно сигнул в угол! А там торчит бело-синее знамя. Иудофоб. Сейчас сорвёт, растерзает в клочья, спрячет их в пакет и смоется. Только нет, сначала стал разворачивать свёрток, и у меня промелькнула догадка: он хочет хищно растерзать знамя над газетой и не тратить время на сбор ошмётков.

Пока шелестел бумагой, я разглядела, что заявился он сюда босиком, поэтому шаги в коридоре не были слышны.

Стрелки показывали тридцать минут седьмого: час назад ушла его дородная половинка.

34
Я едва не вскрикнула примерно так, как всякая гибнущая пылинка. На газетке под знаменем лежала толстуха, уменьшенная впятеро. Да я её с закрытыми глазами узнала бы: чёрная чёлочка, вроде бы слипшаяся от пота, румяная пышка, с волосами в нужном месте и широкими бёдрами, без халата, без трусиков - ничего, что было на настоящей, и тем не менее - это она, её дородное тело, её розовая помада на губах. Ноги вытянуты и чуть раздвинуты.

Зачем ему кукла, если он имеет оригинал? Зачем он припёрся сюда ночью, когда все смотрят дома телевизоры? Кудри его похожи на ночь, да и сам он - тоже.

Мне показалось, кукла шевельнула левой рукой, будто готовясь взять тряпку или швабру. Это она - толстуха, неуклюжая и лоботрясная, а иногда проворная и угодливая.

35
Кудрявчик вытащил из нагрудного кармана ещё один свёрток - маленький. В нём оказались рапирки с черными рукоятками, как будто увеличенные кнопки. Маленькое холодное оружие.

Он не смотрел в мою сторону. Я не спускала с него глаз и отчётливо слышала, как он негромко забормотал что-то. Как я ни напрягала слух, значение этих звуков осталось для меня тайной. Между тем кукла зашевелилась, глаза влажно блеснули, как будто бормотание пробудило её ото сна. И тут кудрявчик с размаху вонзил ей короткую рапиру в выпуклый пуп.

Толстуха закричала от боли, согнула и с силой выпрямила ноги, стараясь ударить смуглое лицо. Кудрявчик, отстранившись, улыбнулся, оскалил жёлтые зубы, опять зашептал что-то над свежим ручейком крови и, размахнувшись, всадил в мягкое тело левой и правой руками сразу две рапирки. Толстуха вроде бы хотела приподняться,

однако не хватило сил. Она вздрогнула от собственного крика.

Из живота в разные стороны потекли ещё две струйки. Я едва не свалилась от страха. Здание будто дрогнуло, колеблемое криком, а на его лице прежняя оскаленная улыбка и невнятные бормотания с губ.

36
Я была уверена: даже не простая, а электронная кукла не смогла бы так согнуть ноги в коленях, чтоб ударить зверски ухмыльнувшуюся физиономию. Но и настоящей толстожопкой эта малышка не могла быть: не те габариты и темперамент. Вряд ли удалось бы этому садисту всадить настоящей женщине рапирку. Толстожопка упреждающе вцепилась бы в шевелюру, непременно стукнула б его несколько раз лбом о стену и вытащила обмякшее тело в коридор. Так уже было однажды, когда кудрявчик приволокся к ней на помощь в стельку пьяный. Толстожопка оказалась скорой на расправу.

Малышка-двойник вела себя иначе. Три кровавых ручейка вымыли из пухлого тельца остатки сил, и только губы в розовой помаде, казалось, произнесли какое-то слово. Кудрявчик уловил его и, словно в ответ, взял две новые рапирки. Странная искажённая улыбка не сходила с лица. Я ничего не могла поделать и с ужасом смотрела на этого человека.

37
Левой рукой он всадил рапирку в низ живота, правой - под вдох. Тёмная струйка потекла в дебри лобка, другая стала накапливаться в ложбинке под грудью. Розовую помаду накрыла розовая пена. Кукла, не шевельнув ни рукой, ни ногой, пыталась что-то сказать: звуки тонули в пузырьках на губах, не в силах сквозь них прорваться. Оскал кудрявчика стал шире.

Когда я смотрела только на его лицо, можно было подумать: человек сделал доброе дело и доволен им. Как только взгляд опускался ниже, мысль бесследно исчезала, даже всякое подобие мысли.

Конечно, толстожопка принесла мне сегодня много мучений, бросила, можно сказать, в пучину страха. Я радовалась бы, если б её на моих глазах побил муж, наставил синяков под оба глаза, отодрал, как сидорову козу. Блин, да я веселилась бы: поделом толстожопке. А глумление над её образом будило не страх, а отвращение к этому ублюдку.

Он опять забормотал невнятное и взглянул на меня. Это произошло впервые после начала таинства, и я не отвела взгляда от его безумных зрачков.

38
Что-то встревожило кудрявчика в фиолетовом зрачке, хотя я понимала: маньяк слеп в темноте, как мелькнувшая за окном снежинка. Что могло встревожить его?

Я - неприметная пылинка, чей взгляд неуловим. Да, я заметила у этого остолопа высверк безумия, но я же молчу, не рыпаюсь, не проявляю себя даже вздохом. Мне жалко толстуху. Она тоже женщина, она подневольна и должна отдавать мужу своё тело, а рабочую силу - начальству. Может быть, раскрой она глаза пошире, почувствовала бы меня. Впрочем, нет, такое невозможно: это грубое тесто и примитивный замес. Там, где можно оседлать кого-то, она, не задумываясь, оседлает и своего не упустит.

Почему он так измывается? Башкой о стену насинячила совсем недавно, при свете дня и недремлющей видеокамере.

Кудрявчик схватил самую длинную рапирку, другой рукой приподнял отвислую грудь и всадил оружие в сердце. Колыхнулся едва заметно флаг.

Казалось, несколько раз дрогнула чёрная рукоять и затихла.

39
Я была измучена событиями, каждое из которых словно вытаскивало из моей мягкой души по ниточке. Вот и сейчас он закрыл кукле глаза, которые тут же открылись. Куда подевался его оскал? Лицо стало спокойным, зрачки сузились, хотя света не было. Я отчётливо расслышала неровный скользящий шёпот:

'Прости умышленныя и неумышленныя согрешения созданных во славу имени Твоего; очисти виновность их грехов благодатным дождём Твоим'.

Он согнулся, припав к неподвижным губам... Я смотрела во все глаза, не зная, что думать обо всём увиденном и услышанном.

40
Поцеловав её пухлыми своими губами, он не запачкался в крови. Не извлёк ни одну из шести рапирок, вонзённых в куклу. И, при всей неторопливости действий, времени зря не терял. Внешне выглядел уже не тем, кто со злобой вонзал в маленькое тело оружие и бормотал не понять что.

Кудрявчик как будто вновь стал вменяемым человеком, заметающим преступные следы. Не посмотрел в сторону видеокамеры, я убеждена, лишь потому, что был уверен в её полной слепоте. Да скажи ему кто-нибудь, что этот зрачок записывает каждый его жест, кудрявчик опять оскалится и станет прыгать с намерением разбить камеру. Но всё было тихо, всё спало или погибло, как кукла, - только шуршала бумага, в которую завертывали двойника толстухи. Спеленали газетой умело и засунули под мышку. Кудрявчик бесшумно открыл дверь и исчез в коридоре. Там он опять начал возиться с замком до тех пор, пока не удалось повернуть ключ.

41
Я знала: кудрявчик просидел под знаменем ровно тридцать минут. Он успел за это время накуролесить столько, что на месяц хватило бы работы опытному криминалисту. А я вынуждена верить собственным глазам: кудрявчик длинной рапиркой прикончил живую куклу. Как он ухитрился не оставить на полу ни пятнышка крови, я не знаю. Завернуть эти ручейки в пакет вместе с куклой можно было, если б они оказались резиновыми. Или сразу засохли и прилипли к телу. Блин, да и какое дело до этой тайны мне, пылинке, которую едва не замели, не запылесосили днём? Расстроили мои тонкие нервы, вот и померещились босоногие призраки.

Ключ только у толстожопки, и без неё сюда проникнуть не сможет никто. Вздремнула я от дневных потрясений, вот и замельтешили перед глазами кровожадные кудрявчики. А скорее всего, он смотрит телевизор и в ус не дует, жена на кухне стряпает. Поцапались малость и помирились.

Лучшей жены, чем еврейка, не сыскать во всём мире. Она покладистая и потакает мужу. Готова ковром стелиться. Нет, у меня с головой нелады или это ранняя ночь выкаблучивается.

Тут почти бесшумно повернулся в замке ключ - на пороге дородная кукла с прилипшей ко лбу чёлкой и в халате. Чтоб походить на настоящую толстуху, ей не хватало на ногах резиновых сандалий. Лишним был свёрток под мышкой.

Я едва не свалилась со своего насеста от воскресшего во мне страха.

42
Толстуха бесшумно заперла дверь и, глядя под ноги, направилась к флагу.

Я даже обрадовалась ей: жива-невредима. Конечно, порой свирепа чистоплюйка, зато хорошо знакома. Я напрасно надеялась на то, что она рассеет пелену неизвестности.

Под знаменем развернула свой свёрток. В нём, как в пелёнки, был упакован мужчина, вернее, маленький двойник. Без ползунков и распашонок, он проворно сучил ножками и улыбался. А в глазах толстухи плясали красные блики.

Из накладного кармана вытащила коробочку: я догадалась, что в ней...

Младень с пухлыми губами сучил ножками, а она шептала, и я слышала каждое слово:

'Врачуй нас, и мы исцелимся; спаси нас, и будем спасены, ибо Ты слава наша. Пошли полное исцеление всем недугам нашим, ибо Ты Бог-Царь, Целитель верный и милосердый. Благословен Ты, Господи, исцеляющий болящих народа Своего, Израиля'.

Непривычные для меня слова толстожопки, огоньки в глазах непривычные...

Выхватила из коробки рапирку, вонзила с размаху правей левого соска. Поднялся кровавый фонтанчик и сразу опал, стал ручейком. Пухлые ножки вытянулись, лицо страдальчески сморщилось.

'Блудодею блудодеево,'- сказала толстуха и попыталась закрыть младенцу глаза. Лицо его приняло обычное выражение, и я ни на минуту не усомнилась, что под звёздным полотнищем охладевает маленький кудрявчик. Впрочем, толстуха не дала ему охладеть, стала завёртывать трупик в бумагу.

43
Нет, толстожопка не еврейка. Чёрные волосы, чёрные глаза, ну и что? Еврейка не заколет так живого... Да и вообще не заколет. Пусть это лишь кукла, пусть блудодей. Нет, еврейки покладистые, бережливые, они в определённые моменты разрешают половинке отполовиниться. Насмотрелась я. Зря, что ли, на потолке столько провисела и на всё глаза круглые сутки пялила?

Пикнуть не успел. Наповал... И рука не дрогнула. Впрочем, толстуха настропалилась на пылинках, привыкла губить без счёта, а тут - всего лишь одного.

Она вытерла окровавленный палец о газету. Еврейка или не еврейка, это - мутная женщина. Она когда-нибудь и до меня доберётся. Счас на мой насест ни разу не посмотрела. Взяла свёрток под мышку и беззвучно стала темнотой. А что завтра-то будет?

44
Увы, толстуха действовала не так аккуратно, как кудрявчик. На полу осталась лужица крови, отлично видная с моего насеста. Что она, эта бочка, ослепла? Или нервы расходились? А откуда тогда не бабья твердость? Разве я смогла бы так, круглая, мягкая, доверчивая пылинка?

А она тоже мягкая, даже сдобная с виду, хотя и большая… Злобная. Красные блики в зрачках.

Она преследовала беспомощных пылинок, ненавидела беззащитную, доверчиво улыбавшуюся куклу.

Конечно, мне было жалко и ту, первую, которой кудрявчик нанес пять ранений, затем заколол, как поросенка. Это аукнулось ударом в сердце. Вытекшая из него кровь до сих пор на полу. Все надраила до блеска. Важная улика осталась.

Выгонят толстуху или заметут - все мне на руку. Чистоплюйства меньше будет.

45
Наследит толстожопка, так уж наследит. Блин, да в ней всегда мешок говна. А я вынуждена при ней ежесекундно дрожать… Разве я могу отчубучить что-нибудь подобное? Да ни за что на свете! Не преследуй она меня с тряпкой и пылесосом, не впусти в распахнутое окно ветер, провисела бы беспечально на потолке до скончанья века. От меня, неподвижной, не может быть не только беды, но даже микроскопического вреда. Если нас, пылинок, тьма-тьмущая, так мы потолок утепляем, и от нас зимой домашняя польза. А вот в воздухе пылинка уже другая, зловредная из-за того, что её согнали с насиженного места. Толстуха навела марафет, однако немало моих подружек влетело к ней в лёгкие. Я это видела своими глазами. Ей же хуже: победа может превратиться в поражение. Пылинки-камикадзе жертвовали собой ради других.

А пропри шеф толстожопку с насиженного места, она такой переполох учинит, что все тотчас забудут про существование пылинок, в том числе и про моё собственное.

46
Прошло всего семь минут после того, как неслышно растворилась за дверью толстуха. И вот опять скрежет ключа, точь-в-точь как тогда, когда царапался кудрявчик. Вот лопасть повернулась в обратную сторону. Замок открылся - на пороге стоял шеф. Раньше я его нисколечко не боялась. Полопочет-полопочет и уйдёт. Сейчас в его руке была тряпка, а главное, он припёрся ночью и почему-то босиком. Если ты тут хозяин, так кого боишься, перед кем на задние лапки? Я думаю, ночь была темнее себя. В её глазах плясал заревой огонёк. Откуда этот угрожающий отсвет, я не знаю. Во мне стала нарастать всполошливость. Даже заберись я к Богу за пазуху, меня и там будут тревожить эти блики.

Он - шасть к знамени и давай вытирать лужицу. Долго тёр, шепча что-то, потом перевернул тряпку и стал тереть другой стороной. Я никогда не видела шефа на коленях да ещё физически вкалывающего. Он не смотрел ни на знамя, ни на камеру видеонаблюдения. Блин, да он сразу ринулся к лужице, он знал... Я - знаю, но ведь я вездесущая пылинка, от которой не так-то легко избавиться. Я оседлала видеокамеру, я вынуждена бодрствовать и наблюдать.

А он не пылинка, не дрожит при появлении толстухи. Тут духу шефова не было, им даже не пахло. Я его французские духи отлично отличаю от других. Значит, либо красный блик способен видеть сквозь стены, пронзая каждую насквозь, либо лупатый зрачок, на котором я сижу, не настолько слеп в темноте, как кажется.

47
Знамя колыхнулось, когда шеф резко встал с пола. Тряпка была в левой руке, правой нащупал в кармане ключ. Как будто не тряпка, а его гляделки вобрали с пола кровь. На меня - ноль внимания. Блин, да он и не знает обо мне. Ну, чудом спаслась какая-то соринка, наблюдает неотступно за ним. Так в ней языка-то нет, тем более длинного, который он привык слушать. Да и вообще, для него тут вакуум.

Если такое представление издавно сложилось, так он его не изменит. Не привык менять. Ну и ладно. Мне то по фигу. Если б ещё и толстожопка меня не замечала, можно было б жить припеваючи. Кого, однако, он боится растревожить до того, что босиком припёрся? Не нас же, считанных пылинок, переживших всестороннее чистилище?

Исчез тихо-тихо, как и появился. Думаю, у меня глаза всё же лучше приспособлены к темноте. По краям бывшей лужицы кровь засохла, и он не смог отдраить её. Тряпкой орудовать тоже нужно умеючи.

48
Я не работала - лишь наблюдала. И откуда такая усталость? Разве может неподъёмная ноша вместиться в пылинке? Помнится, мне хотелось в один миг сорваться с потолка и упасть в вонючую лужу вместе с подружками. Я не решилась на это. А почему? Разве груз, обрушившийся на меня, лучше мгновенной смерти?

Мне стало жалко себя, своего пушистого тельца и своей невесомости. Тем самым я обречена на страдания. Ведь я не предала подруг, не мучила живую куклу и не убивала другую. Почему же эти 'не' вдруг стали 'да'? Почему я, маленькая пылинка, в одночасье ощутила свою причастность к злодействам? Может быть, потому, что мне не понятен их смысл? Или по той простой причине, что всё произошло у меня на глазах?

Я не знаю ответа, но чувствую: к моей ноше липнут новые гирьки, и я не в силах их оторвать. И вовсе не уверена, что смогу и дальше тащить неподъёмный груз.

49
Что ж делать, реальные бродят босиком, а я вообще не реальная. Толстуха думает: она всех нас повывела, потому что ей, должно быть, кажется - пылесос всосал всё движимое. обсосал всё недвижимое. Это я так догадываюсь. Ведь она не верит свой тряпке, а пузану верит. Тот жужжит, как мохнатый шмель, не переставая. и толстожопка молится его неутомимости.

Если шеф доверяет этой бочке, то зачем тогда он припёрся после пылесоса с тряпкой? Уборка проведена - значит, всё чисто. А если остаётся на полу не вода, а кровь, то грош цена генеральной уборке. Блин, попробуй догадайся в мутной чехарде о моём существовании, что мне на руку. Если я не свалилась с потолка, то уж в этом гнезде как-нибудь усижу.

Я одна из немногих пылинок, которые знают: реальные даже босыми ногами оставляют такие следы, которые не вывести вонючей водой и таким же душистым подхалимажем.

50
Успокоение нежданно-негаданно снизошло на меня, и я уснула, будто выплыла из времени, где тикала тонкая нервная стрелка. И не было ни моря, ни речки, ни грязноватого пруда, ни ручейка, еле-еле подающего голос. Был всегда тёмный склад, а в нём - куча угля, в основном, антрацита, но попадались и куски тусклой породы. На одном из них сидела наша гадалка, светлее ночи, но темней дня. Мы боялись её.

'Сгорите вы все,- вещала она. - А меня выбросят на помойку, отшвырнут, как использованный презерватив'. Тасовала карты, усиливая страх.

Её глаза - это антрацит, освещённый пламенем, а может, и освящённый тоже.

Тех пылинок, что унесли с углём в двух больших вёдрах, я никогда больше не видела. Может, пылинки и правда сгорели.

-Что всё это значит? - робко спросила я, посмотрев в зияющие очи.

Ворожея усмехнулась и перестала тасовать колоду.
-А как ты избежала огня?

51
Я рассказала ей о том, чего она не могла видеть... Только вынесли два ведра с углём, как за нашей дворнягой погнался, может, с намерением растерзать, большой свирепый пёс... Будто позавидовал, что собака имела к зиме утеплённую конуру возле склада. Хозяин поставил на землю ведро и запустил в нахала куском угля. Чужак отскочил, огрызнувшись, и убежал. Вместе с нехитрым снарядом я вылетела на волю, хотя мне было не так уж плохо среди подруг.

-Блин, наглый налётчик спас тебя от поджарки, - сказала гадалка. - Ты хоть помнишь, как он выглядит?

-Разве это имеет значение?
-Это имеет очень большое значение.
С последними словами гадалка положила на колени несколько карт.

52
-Он был чёрным, как ты.
-А-а-а, вот оно что! - протянула гадалка. - Ты - дама трефи, у тебя на пути пиковый король.

Она показала пальцем на одну из карт.
-Впрочем, он своё дело уже сделал. Дальше дороженька заколодела-замуравела из-за некой дамы пики.

-Вот-вот, это она. Пики пузатая.
-Замысел гложет её. Что это за птица?
-Рабочая по комплексному обслуживанию. Так говорит о ней главный.

-Рабочая? А я думала, это, по меньшей мере, леди Макбет.

-Почему?
-За ней красный шлейф.
Ворожея ткнула ещё одну карту, лежавшую на коленях.

53
Я рассказала ей, как дама пики точным ударом остановила сердце живой куклы.

-Живой куклы?
-Да.
-Ты ошибаешься, чадо мое. Не бывает живых кукол.
Я стала доказывать ей обратное, говорила, что своими глазами видела, как кукла сучит ножками.

Гадалка покачала взъерошенной головой.
-А я говорю тебе: не бывает живых кукол, а есть человек.

-Ты хочешь сказать, что она заколола человека?
-Нет, чадо мое. Сия дама нарушила его формулу. Свою формулу имеет даже кусок угля, на котором ты жила. У человека она более сложная.

54
-Её формулу тоже нарушили.
Я пояснила, что накануне кудрявчик нанёс пиковой даме в образе куклы шесть ран, последняя могла быть смертельной...

-Кудрявчик? - переспросила ворожея. - Не он ли это?

Кивнула на покоившегося на коленях трефового валета.

Кучерявый, волосы до плеч. Отдалённая схожесть. Другой просто быть не могло: засаленной колоде почти столько лет, сколько самой гадалке. Я не представляю их друг без друга.

-Две формулы, а в чём смысл?
-Ему не удалось нарушить.
-Почему?
-А почём я знаю? На всё воля Господня.
-А ей?
Гадалка указала пальцем на сплошную красную масть, окружившую трефового валета.

55
Я всё думаю, почему у неё глаза так зияют, и склоняюсь к тому, что в них бездна всякой премудрости. Задолго до опасности упреждает её дыхание. Впрочем, мой уголь очутился в ведре на верху, - чистая случайность. Как и то, что по соседству оказались слишком большие куски, чтоб каким-либо запустить в пса.

Вот она, вечная старуха, валяется в пустом сарае, никуда и никогда не рыпается... Породу отшвырнули в дальний угол да там и оставили. А я, глупая, несообразительная пылинка, знаю теперь всё-всё.

Во сне у меня раскрылись глаза и натолкнулись на два горящих уголька мудрой ворожеи. Они просветили меня, однако не посоветовали, как жить дальше, но я и сама знаю: надо крепче держаться за насест и не обращать внимания на заваруху внизу, если она меня не касается.

56
Часы напротив показывали четверть часа после того, как осторожный человек запер дверь снаружи. Я узнала уйму нового для себя, не высовывая за порог носа. Толстуха нарушила формулу кудрявчика. Его окружали шестёрки и семёрки бубен. Он может теперь в любую минуту концы отдать, если ещё не отдал. А мне его жалко. Пьяного почти в стельку, фурия осинячила так, что сливовая шишка едва умещалась на лбу... Вот как толстожопка слила свою злобу. Ну, пропил зарплату до копья. И что с того? Зарплата дело наживное. А как он попрётся с синяком на работу?

Только внешне иудей. Настоящий в ответ осинячил бы так, что и синяков не было б видно, а долго помнила бы... Этот же валет нагнул голову, поднялся и поплелся, держась за стену.

По большому счёту, мне до фени. Пусть хоть волосы друг другу повыдёргивают, я всё равно не начну возникать, останусь ниже плинтуса, тише травы. Мне выпендрёж ни к чему. Хорошо уже то, что при такой её свирепости меня кондрашка не хватила. А чему быть - того не миновать. Окочурится кудрявчик - толстожопка притишится.

57
Я всё думаю, почему еврейки все сплошь хитрые да изворотливые, а я простодушка - подушка. Толстожопка выпытала бы у ворожейки нечто важное для себя. А я? Уши развесила, когда надо было спросить, есть ли в этом помещении недосягаемое для толстухи местечко. Видеокамеру могут убрать. Это первое. А второе в том, что я их вижу - значит, могут увидеть и меня.

Тогда насест превратится в могилу. Толстожопка, не спеша, поднимется по лестнице с вонючей тряпкой и начнёт протирать. Хлорка меня изведёт одним запахом, который я научилась распознавать из тыщи. Я уверена, что тут есть более безопасный уголок.

Я не буду видеть их, зато перестану дрожать от страха. Знать бы, где эта палестинка. А там, глядишь, король пики придет на помощь, и я окажусь в вожделенном местечке.

Пусть они нарушают формулы и разрушают равенства. Формулу нарушить можно, а разрушить её нельзя. Равенство можно разрушить, но оно вновь восстановится.

58
Когда снежинки перестали мельтешить за окном, тьма сгустилась. Я думаю, даже кот не видел бы дальше своего носа. Мрак тотчас был озвучен скрежетом замка. Дверь распахнулась, вошёл бородач, босой, как и предшественники.

К моему удивлению, он не стал закрывать за собой дверь - шмыг сразу к знамени. Шустряк. И глаза всевидящие. Вынул из кармана носовой платочек и давай им шуровать пол как раз в том месте, где елозил шеф. Я знала: он пытается оттереть засохшую кровь. Когда не получилось, послюнил уголок носовика. До сих пор удивляюсь: от пятен ничего не осталось. Не слюна, а стиральный порошок.

Протёр это же место сухим уголком платка. Умеет работать. Бороду левой рукой придерживает, чтоб не чертила по полу и коленом невзначай не наступить. Аккуратист. Я вздохнула с облегчением: линолеум под флагом сверкал, как после толстухи, улыбчиво суля мне спокойствие до утра.

59
Бородач прошептал что-то, стоя на коленях... Поднялся, отряхнул штаны. Я видела, что он совершенно не беспокоится об открытой двери, и это мне было в новинку. До него здесь как будто старались опечатать темноту, захватив её в свою собственность. Он же темноте как будто давал волю: хочешь - смывайся, чересчур не заморачиваясь, - без тебя обойдусь. Она и не заморачивалась, и не уходила. Бородач запер дверь снаружи, темнота усилилась до того, что стала похожей на гадалку, большую часть жизни прокантовавшуюся среди антрацита и впитавшую его блеск.

Но мои надежды на тишину не оправдались.

60
Я знала: бородач терся здесь ровно семь минут - и надеялась, что больше не придётся следить за часами. Я усну и непременно увижу снова ворожейку, выпытаю у неё, где тут самый клёвый уголок. Где та малина, которую я смогу сама слопать, не делясь ни с кем. У неё мудрые засаленные карты, которые не имеют собачьей привычки брехать. Да и сама она прошла огонь, воду и медные трубы.

До меня никогда не дошло бы, что под бело-синим флагом можно нарушить формулу. А как же заповеди, данные Моисею? Их иногда тут читали, и я запомнила все. Нарушение формулы человека не укладывалось в них, более того, выглядело кощунством. Может, участникам самим взбрёл в голову ритуал? Вот толстуха сделала выволочку кудрявчику раз-другой, он и загорелся местью. Шишка на лбу переполнила чашу терпения. Что-то где-то разнюхал, и вот уже двойничок супруги готов. Оскал на лице от чего? От ненависти. Крепко обидела, больно шандарахнула. Плюнула в яблочко души. Вот и запорол куколку втихаря, люто, с наслаждением. Всё унёс, а она потом оставила лужу.

Как им могли придти в головы мысли-близняшки? Надо расспросить ворожейку об этом. Мало ли кому захочется нарушить формулу... Мне всё кажется, что выведена она из заповедей и стоит намного дороже выеденного яйца.

61
Встреча с гадалкой откладывалась. Скрежетнул замок, и вошёл кудрявчик. На этот раз он был не один, а с черноволосой девушкой. Оба без обуви, в носках. Мягкие шаги прозвучали громом: вместо сна новая катавасия. Нарушение формулы вовсе не привело к трагедии. Наоборот, кудрявчик чувствовал себя в своей тарелке и, постелив пиджак на пол, ловко стащил джинсы с красотулечки. Первый раз девушка орала так, что я изрядно труханула на высоком насесте.

Дверь была заперта; кудрявчик, стараясь, казался довольным ее криком. Бр-р-р, на полу холодно, я думаю, черноволоска притворялась.

Ноги её матово блестели, и я заметила, что лобок выбрит. Такая вполне может притвориться, если промежность заранее отутюжила. Кудрявчик спустил в неё, значит, противозачаточное приняла. Я впервые тут такое вижу, да знаю всё: на угольном складе насмотрелась, поэтому испуг растаял без следа.

А что она без трусиков, так в раю все были голые.

62
Во второй раз он влагалил неторопливо, одновременно поглаживал сиськи. Эта тёлка не орала уже, а постанывала, двигаясь ему навстречу.

Я забыла про сон и смотрела во все глаза. Кудрявчик её здорово раскалил, ни разу не поцеловав при этом. Я подумала, что у каждого мужика свои тайны, и не случайно их пеленает ночь. Именно она шевелит и будоражит тела, поднимает трахун и ведёт туда, куда нужно. Не на мягких перинах лежат, а со стороны как будто на мягких. Давно ли толстуха хлорку развозила по полу, бородач тёр платочком заплёванным?

Кудрявчик же пиджачок превратил в мягкую кровать, и я позавидовала красотульке, испускающей стоны.

Впрочем, продолжалось всё недолго.
-Пора выметаться,- сказал кудрявчик, помогая подружке напялить джинсы.

Пара дружно исчезла за дверью.

63
Недотёпа я, пялилась и недопетрила, что кудрявчик по-хорошему должен с толстожопкой наслаждаться; это его законная половина, о чём в паспорте записано. И прямая обязанность. Но он, конечно, виляя хвостом, про паспорт не вспомнил, про жену - тем более. Хотя почём я знаю? Может, он их сравнивал, сопоставлял и сделал тайный выбор в пользу новенькой. Она помоложе, а главное, фигуристая и по росту подходит.

Два сапога - пара, а в случае с толстухой - это сапог и полуботинок разношенный. Мне-то сверху всё видно: ночью как днём. Совокупились, воссоединились плотней некуда, а с той фурией было бы единство противоположностей. Не случайно кудрявчик себе другую надыбал. Какой-то запрос внутренний возник, и поиск увенчался успехом. Даже если она притворялась, кудрявчику её ор явно понравился.

64
Толстуха, скорей всего, узнала про красотулечку. Выведала у кого-нибудь или попросту разнюхала. То, что он тогда пьяным припёрся, - дело десятое. Эта хлорированная фурия могла учуять запах парижских духов либо разглядеть помаду возле левого уха (я вон где была, да учуяла и заметила). В таком случае, надо удивляться не синяку, а тому, что она вообще супружескую башку не расколола. А я-то думала... Лыка не вяжет. Да на что его вязать? На ногах держался, к ней на помощь притащился. Не стала б она так лютовать, даже если б зарплату вместе с авансом пропил.

Вот ревность - другое дело. Будь она хоть стопроцентной еврейкой от соломонова колена, вихря чувств не избежать. Вихрь развеял остатки здравого смысла. Вцепилась в кудри и... Хорошо, хоть стена тогда устояла. Несколько пылинок упали с неё на пол и тут же были раздавлены резиновой подошвой.

65
При разводе пришлось бы делить совместно нажитое барахло, а ей, видно, это поперёк горла. Отсюда и затея с куклой, которую ей могли подсказать. Фурия сходу прикончила куклу. Я, как сейчас, вижу её меткий удар. Если и может что-то нарушить формулу, то только он. Однако никаких перемен не произошло. Кудрявчик стал ещё более кудрявчиком. Ему с милой и на полу рай.

Так вот, если насчёт нарушения фурмулы правда (гадалка для пылинок непререкаемый авторитет), то толстожопая не могла её нарушить. Кудрявчик был не один, он - лишь половинка, а другая, черноволосая и фигуристая, находилась в тот момент неизвестно где.

Я подозреваю, толстуха напрасно тратила свою энергию: рапирка скользнула мимо цели.

66
Я не хотела ни о чём думать - изнуряющие мысли сами заскакивали в башку. Может, она до минувшего дня слишком пустовала: ведь меня никто не тревожил, не пугал, не взвинчивал, и обмозговывать ничего не требовалось. Знамя дремало в уголке, я - в своей ложбинке. Потолок простирался землёй обетованной - по меньшей мере, стал для меня богоспасаемым островом. Никто сюда носа не показывал, отсюда не высовывал. Даже угольный склад вспоминался веселее, хотя там цинковые вёдра превращались в огнедышащие душегубки.

И вдруг - клац, замок хищно открылся, ввалилась толстуха с ведром, устроила тарарам. Не один час я тряслась за свою жизнь мелкой дрожью, как пальцы старой ворожеи. А ночь разве скрыла меня от этой обсираловки? Разве не в дырках чёрное покрывало, зияющее глазами гадалки?

Прошло три часа с четвертью после ухода толстухи. Снежинки за окном утомились мелькать - подглядывать, и что изменилось? Беспокойство, посеянное ею, дало всходы, которые успели созреть и размножиться в новом количестве. Стоит ли удивляться тому, что я не могу смежить веки и забыть кавардак, взъерошивший меня.

Блин, да если б я могла о нём не думать, то давно уже погрузилась бы в сон праведницы. Я не гонялась ни за кем с мокрой тряпкой и пылесосом, не на моей совести загубленные, почти невесомые, души подружек.

67
На этот раз я слишком задумалась, не услышав ни шагов, ни трения металла о металл, - дверь распахнулась, и вошла толстуха, демон угасшего дня. Она была разодета в пух и прах. Пышные волосы охватывала диадема со сверкающими камнями, в ушах серёжки, между холмами сисек медальон. На запястьях, похоже, золотые браслеты. Сиреневая кофта из парчи удушливо пахла ландышами и нафталином. Колготки и до колен юбка одного цвета с кофтой. С чего вырядилась?

Щёлкнул запираемый замок, и я рассмотрела за спиной женщины шефа. Вот тебе раз! И этому не спится и дома не сидится. Он обнял толстуху, стал целовать губы, расстёгивая попутно кофточку. Толстуха гладила ему волосы и целовала в ответ. Шеф правой рукой высвободил поочерёдно груди из лифчика и целовал то один сосок, то другой. Рука шарила по её телу под юбкой, спуская одновременно колготки и трусики. 'Счас улягутся,- решила я.- Пол сама выдраила'. Не тут-то было. Шеф оказался на удивление проворным. Не успела я ресничкой моргнуть, он уже вставил толстухе то, что положено, и пыхтел, двигаясь, а она постанывала, перебирая двумя руками его волосы.

Как быстро они появились, так быстро и испарилась, не оставив никаких следов.

68
Одно дело - толстуха в халате с тряпкой, совсем иное - восточная красавица. Но узнала же я её, ни секунды не сомневаясь. За день приелась фурия. Даже стань она трансформером, всё равно узнала бы. Такую тёлку мудрено не узнать. Толстожопка не стала тонкожопкой, плоскозадихой какой-нибудь. Наряд преобразил её, усилил природное. Нос, губы, щёки, лоб - всё в гармонии и в порочной радости. Ясно как Божий день: он не первый раз паял её. Слишком скоро проник. Я следила, не отрываясь ни на секунду. Шеф всё-таки, гром и молнии ходячие. Я не могла по-бабьи не почувствовать, что для неё это буднично и, может, с соломонова царствия. Откуда я знаю? Бродячий хмель - это не тот, что по оградам вьётся. Даже духам из Парижа не осилить его. Спарились - и в кусты. Днём - трезвость, а к ночи хмелинка опять воскресает, начинает бродить. Если он так быстро всё обделывает, то зачем им возле флага? Здесь видеонаблюдение, а в других уголках его может не быть. Как бы то ни было, перепихнулись они бесстыже, хотя и с предосторожностями. Шеф посчитал нужным запереть дверь.

69
-Ну и что же ваша красная масть?- спросила я во сне гадалку.

-Красная масть против пыла любви бессильна. Хотя... кто знает? Красотулечка-то с сифаком.

Помолчали.
-Ты чувствуешь, как мне тяжело?
-Не сомневайся, но учти: в душегубке погибло намного больше пылинок, чем здесь.

-Я не могу...
Ворожея надолго задумалась.
-Есть одно безопасное место за плинтусом. Ты закрываешь глаза, подвигаешься на край, и - вниз. В ночной тишине ты попадёшь в тот паз, который нужен.

Я забыла поблагодарить гадалку и стала подвигаться к самому краю.

2012 г.