Он появился на пасеке, розовощекий и круглолицый, с чувственными губами и презрительным взглядом. Что в нем было необычного – это запах дорогих заграничных духов.
Такие как он - не единственные, кто легко и спокойно относятся к своей подозрительности, наблюдая и наслаждаясь ею в разговоре с незнакомцами, но его снисходительность притягивала, как завороженную мышку - язычок раздвоенный смертельной змеи. Он здесь был один, и потому казался не опасным. Но опасным было другое – его абсолютно не интересовал ни мед, ни красоты природы, ни рыбалка, ни ягоды и грибы. Не торопясь, он подошел к навесу, где сидел настороженный, но добродушный пасечник, положив большие руки, испачканные прополисом, на стол, и не снимая пчеловодческой сетки, сидевшей на затылке крупной головы как старинная шапочка корейского чиновника. Его лоб покрывал пот, не остывший от жаркого полудня, когда он бросил работу, заслышав мотор направлявшейся на пасеку машины.
Поначалу голубоглазый увалень подумал, что тот просто - ехал, ехал, пока дорога не завела в тупик, как обычно это бывает с горожанами, вырвавшимися на природу в выходные дни. Но сейчас были будни.
Он скривил чувственные губы в усмешке. Когда человек говорит скрытыми намеками, он обычно не смотрит в глаза собеседнику. Этот же был - настоящей змеей – неотрывным взглядом он смотрел на собеседника. Беседа так и проходила в странном напряженном тоне. Хотя, они говорили об обычных вещах, свойственных ранее не встречавшимся, но давно знающим друг о друге людям.
- Я тогда был вызван в район, но тревогу не объявляли. Все как обычно – люди пили воду из колодцев, косили на лугах сено, кормили им коров, пили молоко, окучивали картошку на огородах. Но все, что должно было произойти, уже совершилось. «Уже Аннушка пролила на трамвайные пути масло».
- Так, это о чем? Булгакова ваша «контора» не трогала.
- Нет, нет. Он не пророк, - сказал мой гость, и тут же, без перехода продолжил обычный разговор, но уже без пафоса. - Район не эвакуировали, но на Заводе с людей взяли подписку «о неразглашении». А бригада ремонтная была вывезена в Край, а бригадир, …что мог сделать бригадир? Когда водолазы полезли под воду, обнаружили двухметровый слой корюшки на дне, мертвой. Уже все было ясно. Поехали от побережья. Я надел болотные сапоги, потом их уничтожили, и прошелся по траве, по утренней росе, когда к ним поднесли счетчик, он зашкаливал, - это в пятнадцати километрах от воды залива.
Тогда должны были открывать для детишек второй «Артек», Всесоюзный «Орленок» на берегу Уссурийского залива, в красивейших бухтах Юмора и Шамора. Так, и не пришлось пионерам искупаться в ласковых волнах Японского моря.
Это выглядело тогда, как ошибка людей, но это должно было случиться. Это - и ошибка технологии, и логика функционирования общества.
- Горбачева?
- Тогда не было «Горби».
КГБешник примолк на некоторое время. Потом продолжил рассказ.
- А ты знаешь, что мы – часть Великой Золотой Империи Чингисхана, от моря и до моря. Мы, славяне, широким серпом развернулись, остались как накипь, на окраине этой Империи. И кибитки наши кочевые застряли избами в болотах и дремучих лесах, протянувшихся от верховий Волги, Западной Двины, Днепра, Немана, Буга, Днестра, Лабы, Вислы, Дуная. Мы тот народ, что развернулся от Европы на Восток. И вот мы на берегу Японского моря. До нас здесь была Золотая империя чжурженей, тысячи городов, которые уничтожили воины Чингисхана, прежде чем направиться на завоевание мира на Запад.
- К чему этот разговор? Зачем приезжать в таежную глушь – что бы поболтать с простым пасечником. Или ктО-то должен появиться в Крае?
- Т-с,-с. Молчи. Когда я работал в бухте Витязь, я думал тогда, что безопасность государства в безопасности системы. Моя система не делала сбоев, а идеология была правильной. Но мир меняется стремительно. Посмотри на презренную, побежденную когда-то Японию, технологично мы уже никогда ее не нагоним, так же, как возможно - и Китай. Мы все знаем о людях, но мы оказывается - не властны над событиями. А это – уже большая государственная тайна. Перестройка начинается с Востока, иначе – «кранты», а не с Запада, там у нас паритет. Поэтому, - молчи. – Повторил он усмехнувшись. – Ты думаешь, мы не знаем, - кто ты? Я бы мог предсказать тебе, что будет. Все просчитано. И все не имеет значения, чтобы ты не делал.
- Да, будет визит, а я на службе, – и без перехода продолжил. - Все началось задолго. Когда поняли, что такое ядерная технология, уже было поздно, - мир безвозвратно изменился.
- Люди привязаны к событиям, как коза к столбу.
- Но мы должны знать все об этой «козе».
- Это уже философия.
- А мы и есть специалисты по «практической» философии. Никто не хочет отпустить этот мир в Хаос, неконтролируемый нами. И попал я к тебе правильно.
- Но ведь ничего нельзя изменить?
- Когда Бакунина сослали на каторгу, об этом сообщили генерал-губернатору Муравьеву-Амурскому. «Вот приезжает ваш племянник», - на что тот ответил - «Я не из тех Муравьевых, которых вешали, я из тех, - которые вешали».
- Мы еще встретимся?
- Не думаю. Да, о чем это я? Ты был в бухте Витязь?
- Нет. А то, у вас – не знают? Прописывался я в погранзону. А кто там? Вечный, не дающий покоя оппонент? – Не удержался Витус от иронической оппозиции незнакомцу.
Они помолчали. Потом продолжили разговор, как ни в чем не бывало.
- А Бушмелев? – Витуса сейчас интересовало настоящее.
- Это районная номенклатура – его судьба предрешена давно.
- А Бурковский? Он ездил искать правду к Рокленко во Владивосток.
- Это не наше дело. Ты думаешь, прокурор района на твоей стороне? И, напрасно ты обратился к корреспонденту. Знаешь, что он тебе скажет? «Без суда я ничего до окончательного приговора не могу сделать». Сомневаешься?
- На этой пасеке уже было убийство, как раз - к главному медосбору.
- А годом раньше на соседней пасеке, где сейчас Шапошников, по весне обнаружили «повесившегося» бича. Или ты не веришь официальной версии? – Показал он свою осведомленность.
- А почему бы и нет? Серега, застреливший бригадира на этой пасеке три года назад, и выпущенный через полтора года по амнистии, он - наш водитель пчелосовхоза.
- Ты бы больше думал о себе. Как удобнее… И где соломки подстелить.
А Витус подумал о себе, но не сказал:
«Событиями руководят не так, закон – это всего лишь костыли для правосудия. У меня свои методы, - клин клином вышибают. Пользуясь страхом, они подавятся собственной блевотиной, ведь собака возвращается к ней».
И он неторопливо ушел к своей машине, просвечивающейся через ветки и листья перед закрытым шлагбаумом на въезде пасеки. Оставив после себя некую задумчивость, словно исчезающий запах дорогих духов. Но пчелы не любят запахи чужеродные.
Как они каким-то звериным инстинктом чувствуют примесь родственной крови? Не зря в их лагерях охранниками брали диких ингушей. Если люди произошли от обезьяны, то эти, волкИ, - мнят себя произошедшими от богов, а точнее, от тотемного бога. Как бы в истории много не подверглось насилию народа, но изменить алгоритм событий – эти, не могут. Звериная натура власти не может долго плодить одних волков, нарушится экологическое равновесие.
«Нет человека - нет проблемы», - это ложная посылка, так же как и - «мы не должны ждать милости от природы - взять ее, наша задача» - не руководство к действию. Ссылки на форс-мажор, на непреодолимую, дьявольскую силу, … на погодные условия, - из той же области, это признак слабости и неэффективности управления.
Вне реализации человека в реальности невозможно существование в будущем, участия будущего в проекте его личности, т.е. этическом проекте. Вот почему Будда вернулся из нирваны в наш грешный мир, - это не «милосердие», а осознание того, что в этом единственном мире, чтобы не исчезнуть в «ничто», а существовать в континууме Универсума, вечного, - надо принадлежать «этому» миру, даже будучи «святым», даже будучи смертным, надо свершиться, а не наблюдать «этот» мир со стороны «другого» мира - нет «другого»!
Такие как он - не единственные, кто легко и спокойно относятся к своей подозрительности, наблюдая и наслаждаясь ею в разговоре с незнакомцами, но его снисходительность притягивала, как завороженную мышку - язычок раздвоенный смертельной змеи. Он здесь был один, и потому казался не опасным. Но опасным было другое – его абсолютно не интересовал ни мед, ни красоты природы, ни рыбалка, ни ягоды и грибы. Не торопясь, он подошел к навесу, где сидел настороженный, но добродушный пасечник, положив большие руки, испачканные прополисом, на стол, и не снимая пчеловодческой сетки, сидевшей на затылке крупной головы как старинная шапочка корейского чиновника. Его лоб покрывал пот, не остывший от жаркого полудня, когда он бросил работу, заслышав мотор направлявшейся на пасеку машины.
Поначалу голубоглазый увалень подумал, что тот просто - ехал, ехал, пока дорога не завела в тупик, как обычно это бывает с горожанами, вырвавшимися на природу в выходные дни. Но сейчас были будни.
Он скривил чувственные губы в усмешке. Когда человек говорит скрытыми намеками, он обычно не смотрит в глаза собеседнику. Этот же был - настоящей змеей – неотрывным взглядом он смотрел на собеседника. Беседа так и проходила в странном напряженном тоне. Хотя, они говорили об обычных вещах, свойственных ранее не встречавшимся, но давно знающим друг о друге людям.
- Я тогда был вызван в район, но тревогу не объявляли. Все как обычно – люди пили воду из колодцев, косили на лугах сено, кормили им коров, пили молоко, окучивали картошку на огородах. Но все, что должно было произойти, уже совершилось. «Уже Аннушка пролила на трамвайные пути масло».
- Так, это о чем? Булгакова ваша «контора» не трогала.
- Нет, нет. Он не пророк, - сказал мой гость, и тут же, без перехода продолжил обычный разговор, но уже без пафоса. - Район не эвакуировали, но на Заводе с людей взяли подписку «о неразглашении». А бригада ремонтная была вывезена в Край, а бригадир, …что мог сделать бригадир? Когда водолазы полезли под воду, обнаружили двухметровый слой корюшки на дне, мертвой. Уже все было ясно. Поехали от побережья. Я надел болотные сапоги, потом их уничтожили, и прошелся по траве, по утренней росе, когда к ним поднесли счетчик, он зашкаливал, - это в пятнадцати километрах от воды залива.
Тогда должны были открывать для детишек второй «Артек», Всесоюзный «Орленок» на берегу Уссурийского залива, в красивейших бухтах Юмора и Шамора. Так, и не пришлось пионерам искупаться в ласковых волнах Японского моря.
Это выглядело тогда, как ошибка людей, но это должно было случиться. Это - и ошибка технологии, и логика функционирования общества.
- Горбачева?
- Тогда не было «Горби».
КГБешник примолк на некоторое время. Потом продолжил рассказ.
- А ты знаешь, что мы – часть Великой Золотой Империи Чингисхана, от моря и до моря. Мы, славяне, широким серпом развернулись, остались как накипь, на окраине этой Империи. И кибитки наши кочевые застряли избами в болотах и дремучих лесах, протянувшихся от верховий Волги, Западной Двины, Днепра, Немана, Буга, Днестра, Лабы, Вислы, Дуная. Мы тот народ, что развернулся от Европы на Восток. И вот мы на берегу Японского моря. До нас здесь была Золотая империя чжурженей, тысячи городов, которые уничтожили воины Чингисхана, прежде чем направиться на завоевание мира на Запад.
- К чему этот разговор? Зачем приезжать в таежную глушь – что бы поболтать с простым пасечником. Или ктО-то должен появиться в Крае?
- Т-с,-с. Молчи. Когда я работал в бухте Витязь, я думал тогда, что безопасность государства в безопасности системы. Моя система не делала сбоев, а идеология была правильной. Но мир меняется стремительно. Посмотри на презренную, побежденную когда-то Японию, технологично мы уже никогда ее не нагоним, так же, как возможно - и Китай. Мы все знаем о людях, но мы оказывается - не властны над событиями. А это – уже большая государственная тайна. Перестройка начинается с Востока, иначе – «кранты», а не с Запада, там у нас паритет. Поэтому, - молчи. – Повторил он усмехнувшись. – Ты думаешь, мы не знаем, - кто ты? Я бы мог предсказать тебе, что будет. Все просчитано. И все не имеет значения, чтобы ты не делал.
- Да, будет визит, а я на службе, – и без перехода продолжил. - Все началось задолго. Когда поняли, что такое ядерная технология, уже было поздно, - мир безвозвратно изменился.
- Люди привязаны к событиям, как коза к столбу.
- Но мы должны знать все об этой «козе».
- Это уже философия.
- А мы и есть специалисты по «практической» философии. Никто не хочет отпустить этот мир в Хаос, неконтролируемый нами. И попал я к тебе правильно.
- Но ведь ничего нельзя изменить?
- Когда Бакунина сослали на каторгу, об этом сообщили генерал-губернатору Муравьеву-Амурскому. «Вот приезжает ваш племянник», - на что тот ответил - «Я не из тех Муравьевых, которых вешали, я из тех, - которые вешали».
- Мы еще встретимся?
- Не думаю. Да, о чем это я? Ты был в бухте Витязь?
- Нет. А то, у вас – не знают? Прописывался я в погранзону. А кто там? Вечный, не дающий покоя оппонент? – Не удержался Витус от иронической оппозиции незнакомцу.
Они помолчали. Потом продолжили разговор, как ни в чем не бывало.
- А Бушмелев? – Витуса сейчас интересовало настоящее.
- Это районная номенклатура – его судьба предрешена давно.
- А Бурковский? Он ездил искать правду к Рокленко во Владивосток.
- Это не наше дело. Ты думаешь, прокурор района на твоей стороне? И, напрасно ты обратился к корреспонденту. Знаешь, что он тебе скажет? «Без суда я ничего до окончательного приговора не могу сделать». Сомневаешься?
- На этой пасеке уже было убийство, как раз - к главному медосбору.
- А годом раньше на соседней пасеке, где сейчас Шапошников, по весне обнаружили «повесившегося» бича. Или ты не веришь официальной версии? – Показал он свою осведомленность.
- А почему бы и нет? Серега, застреливший бригадира на этой пасеке три года назад, и выпущенный через полтора года по амнистии, он - наш водитель пчелосовхоза.
- Ты бы больше думал о себе. Как удобнее… И где соломки подстелить.
А Витус подумал о себе, но не сказал:
«Событиями руководят не так, закон – это всего лишь костыли для правосудия. У меня свои методы, - клин клином вышибают. Пользуясь страхом, они подавятся собственной блевотиной, ведь собака возвращается к ней».
И он неторопливо ушел к своей машине, просвечивающейся через ветки и листья перед закрытым шлагбаумом на въезде пасеки. Оставив после себя некую задумчивость, словно исчезающий запах дорогих духов. Но пчелы не любят запахи чужеродные.
Как они каким-то звериным инстинктом чувствуют примесь родственной крови? Не зря в их лагерях охранниками брали диких ингушей. Если люди произошли от обезьяны, то эти, волкИ, - мнят себя произошедшими от богов, а точнее, от тотемного бога. Как бы в истории много не подверглось насилию народа, но изменить алгоритм событий – эти, не могут. Звериная натура власти не может долго плодить одних волков, нарушится экологическое равновесие.
«Нет человека - нет проблемы», - это ложная посылка, так же как и - «мы не должны ждать милости от природы - взять ее, наша задача» - не руководство к действию. Ссылки на форс-мажор, на непреодолимую, дьявольскую силу, … на погодные условия, - из той же области, это признак слабости и неэффективности управления.
Вне реализации человека в реальности невозможно существование в будущем, участия будущего в проекте его личности, т.е. этическом проекте. Вот почему Будда вернулся из нирваны в наш грешный мир, - это не «милосердие», а осознание того, что в этом единственном мире, чтобы не исчезнуть в «ничто», а существовать в континууме Универсума, вечного, - надо принадлежать «этому» миру, даже будучи «святым», даже будучи смертным, надо свершиться, а не наблюдать «этот» мир со стороны «другого» мира - нет «другого»!
Обсуждения Человек из леса