Приведённые в качестве эпиграфа строки - из моей поэмы «Беркут». Написана она сравнительно недавно, фамилию Генерального уже можно было упоминать.
У Роберта Рождественского есть стихотворение «Людям, чьих фамилий я не знаю». Посвятил его поэт нашим выдающимся соотечественникам, занимавшимся делами, не подлежащими огласке. Пока они были живы, этих людей мы не знали. А потом смотрели на большую фотографию в газете «Правда», читали некролог и только тогда понимали, что за человек ушёл…
Так было, например, с С.П. Королёвым, которого при жизни иначе, как Главным Конструктором, в газетах не именовали. Так случилось и с Александром Андреевичем Расплетиным. Доктор технических наук, профессор, действительный член Академии наук СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий, кавалер множества орденов и медалей, Генеральный конструктор зенитных ракетных комплексов ПВО, научный руководитель КБ-1 (ныне НПО «Алмаз») – о нём даже в закрытых изданиях с грифом «Секретно» писать не рекомендовалось.
И лишь после смерти его именем были названы московская улица, океанский лайнер, кратер на обратной стороне Луны, Московское КБ радиотехнических приборов и Московский радиотехнический техникум. Наконец, его именем названо Научно-производственное объединение «Алмаз» - детище гениального конструктора, которому он отдал лучшие годы жизни.
Александр Андреевич Расплетин – один из идеологов и руководителей разработки и создания системы ПВО Москвы и Московского промышленного района. А к моменту полного разворота работ по этой системе (С-25), в том числе и на нашем капустиноярском полигоне ПВО – её Главный конструктор. Его по праву можно назвать отцом отечественного зенитного ракетного вооружения.
Фантастически короткие сроки реализации идеи на практике при огромнейшем объёме работ стали возможны в том числе и благодаря тому, что разработкой и созданием системы руководил выдающийся учёный, конструктор и организатор. Но и на самом Олимпе научной и конструкторской славы Александр Андреевич оставался скромным человеком, был для всех доступным, приветливым и жизнерадостным.
Много времени он проводил в наших краях, на полигоне ПВО. Присутствовал на первых пусках, был почти весь период на комплексных испытаниях, и уж, конечно, на государственных. Работал с сумасшедшей нагрузкой, отдыхал редко, но при этом умел отключаться от постоянных забот. Одним из увлечений была рыбалка на Ахтубе со спиннингом, а после неё – чудесная тройная уха.
Устраивать по поводу и без повода разнообразные «розыгрыши» было для Расплетина любимым способом сбросить накапливающееся в работе напряжение. Его выдумкам радовались все, кому доводилось в них участвовать. И больше всех им радовался он сам.
После создания С-25 из Конструкторского бюро А. Расплетина, как из рога изобилия, посыпались зенитные ракетные комплексы один совершеннее другого. Их нарасхват покупали зарубежные государства. Его комплексы успешно воевали на Ближнем и Среднем Востоке, во Вьетнаме. Американские лётчики боялись их как огня.
Советский Союз отставал от США во многих областях техники, не говоря уже об экономике, но что касается зенитного ракетного вооружения – здесь по многим параметрам был впереди.
Вот что писал о Главном конструкторе бывший начальник полигона ПВО (в/ч 29139), маршал артиллерии Павел Николаевич Кулешов: «Мы встретили в лице Расплетина человека с могучим умом, самокритичного, чуткого и честного. С первых же дней совместной работы между нами установились доверительные отношения, и возникла взаимная ответственность за порученное дело. Постепенно это переросло в дружбу, которую мы пронесли до конца совместной работы…».
Маршал хорошо разбирался в людях. Вероятно, в этих словах не только его оценка личности Расплетина, но и командирский наказ последующим поколениям о том, как надо строить деловые взаимоотношения полигону и разработчикам боевой техники.
Можно было бы привести массу примеров стиля работы А. Расплетина и его отношения к окружающим людям, характеризующих его и как крупного учёного, и как великолепного организатора, и как человека доброго, отзывчивого, с хорошим чувством юмора.
Сотрудница КБ-1 Л.Н. Глебова, прилетевшая вместе с А.А. Расплетиным в Капустин Яр в октябре 1952 года, вспоминает:
«Условия проживания, особенно в первое время, были просто ужасными. Все удобства, включая солдатские умывальники, находились на улице. Питались мы исключительно в столовой, которая, как и мы, работала практически круглые сутки. Мы могли приходить завтракать в 5 часов утра, а ужинать в 11 часов вечера – всё определялось работой. Но мы воспринимали это как должное, всей стране было тяжело.
На ноябрьские праздники после успешной работы Александр Андреевич добился, чтобы нам разрешили автобусную экскурсию в Сталинград, где мы воочию увидели последствия войны. Неубранные горы развалин, остовы домов и магазинов с заколоченными проёмами окон. Только центр города был более-менее убран. Так что мы не жаловались, а работали.
Александр Андреевич всё время находился с нами на 33 площадке. Он был удивительным человеком, заражал нас своим энтузиазмом и энергией. Его любимая поговорка: «Замечательно трудно, страшно интересно!». По-моему, это был его девиз по отношению к работе. Когда работа шла хорошо, он просто светился, излучал энергию, шутил. При неудачах и ошибках мог и накричать, но наши огрехи никогда не переходили у него в личную неприязнь.
И ещё одна его черта меня удивляла и восхищала. Когда в аппаратуре что-то не ладилось, и он подходил и спрашивал, в чём дело, объяснять ему было очень просто. Он с ходу понимал не только общее построение схемы, но её тонкости, будто знал её до самых мелких деталей. Его советы никогда не носили форму приказа. Говорил: «А ты не думаешь, что нужно попробовать изменить режим вот так?».
Его обаяние и демократизм, наверное, очень помогали ему не только в общении с нами, но и с военными и гражданскими чинами».
Важный этап в создании будущего оружия – согласование заданий. Это первая, но очень ответственная «пристрелка» к характеристикам будущей техники.
А. А. Расплетин очень серьёзно относился к этому этапу. Моментально схватывал суть вопроса, уяснял, зачем нужна в задании та или иная характеристика и, если такая потребность доказательно обосновывалась, без лишних разговоров соглашался под жалобными взглядами своих подчинённых – как бы ни сложна была в реализации эта характеристика или требование.
Если же обоснования были не убедительны, то даже не очень сложные требования заказчика им не принимались.
Уговорам он не поддавался. Никакой торговли не терпел. В этих вопросах всегда вёл себя исключительно жёстко и принципиально. Не выносил верхоглядства при деловом обсуждении производственных вопросов, оно вызывало у него вспышки гнева, и оппонент получал надолго запоминающийся разнос («втык»).
В декабре 1966 года, за три месяца до смерти А. А. Расплетина, под его руководством была образована группа по выбору путей создания и основного облика будущей массовой зенитной ракетной системы для замены С-75 и С-125 в войсках ПВО, а также зенитных ракетных систем средней дальности в Сухопутных войсках и ВМФ.
В группу, кроме Расплетина, вошли главные конструкторы, представители заказчиков. Как вспоминает Б.Н. Перовский, начало работы группы было сумбурным. Кто-то предлагал взять за основу будущей системы комплекс С-75, обновить у него элементную базу и добавить ещё один целевой канал. Кто-то настаивал на разработке гибрида из С-75 и С-125. Были предложения усовершенствовать одну из систем Сухопутных войск и др.
Александр Андреевич довольно долго, но с трудом выслушивал все эти предложения, а затем сказал: - Давайте сначала ответим, на какой элементной базе следовало бы проектировать будущую систему? Исходя, конечно, из того, что она должна быть безусловно перспективной.
Так как участники совещания замялись, то он сам же на этот вопрос и ответил: - Это могут быть только микромодули на многослойных печатных платах. Ибо за ними прогресс, всё остальное – топтание на месте, а, значит, отставание.
Никто из присутствующих сразу и не понял все последствия этого утверждения. У нас в стране ещё никто не делал ни многослойных печатных плат, ни микромодулей. За рубежом в то время на этой элементной базе только ведущими фирмами США и Японии выпускалась аппаратура гражданского применения. Военную же аппаратуру на этой базе ещё не производил никто.
И вдруг у нас, сразу в военной сложной системе, да ещё массового применения! Это же невозможно! Однако это было прозрения гения. И не только в этом вопросе, но и в других, обсуждавшихся на том памятном совещании. В конечном итоге приведших к созданию знаменитой теперь «трёхсотки».
Но, увы, жить Александру Андреевичу оставалось лишь три месяца. Сумасшедшие нагрузки, работа на пределе всех сил, постоянные стрессы, груз величайшей ответственности – всё это привело к скоропостижной смерти на 59-ом году жизни. Реализовать намеченное пришлось уже его сподвижникам.
И сегодняшние, завтрашние разработки НПО «Алмаз» имени А.А. Расплетина – продолжение дел и судьбы этого замечательного человека, патриота своей Родины.
У Роберта Рождественского есть стихотворение «Людям, чьих фамилий я не знаю». Посвятил его поэт нашим выдающимся соотечественникам, занимавшимся делами, не подлежащими огласке. Пока они были живы, этих людей мы не знали. А потом смотрели на большую фотографию в газете «Правда», читали некролог и только тогда понимали, что за человек ушёл…
Так было, например, с С.П. Королёвым, которого при жизни иначе, как Главным Конструктором, в газетах не именовали. Так случилось и с Александром Андреевичем Расплетиным. Доктор технических наук, профессор, действительный член Академии наук СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий, кавалер множества орденов и медалей, Генеральный конструктор зенитных ракетных комплексов ПВО, научный руководитель КБ-1 (ныне НПО «Алмаз») – о нём даже в закрытых изданиях с грифом «Секретно» писать не рекомендовалось.
И лишь после смерти его именем были названы московская улица, океанский лайнер, кратер на обратной стороне Луны, Московское КБ радиотехнических приборов и Московский радиотехнический техникум. Наконец, его именем названо Научно-производственное объединение «Алмаз» - детище гениального конструктора, которому он отдал лучшие годы жизни.
Александр Андреевич Расплетин – один из идеологов и руководителей разработки и создания системы ПВО Москвы и Московского промышленного района. А к моменту полного разворота работ по этой системе (С-25), в том числе и на нашем капустиноярском полигоне ПВО – её Главный конструктор. Его по праву можно назвать отцом отечественного зенитного ракетного вооружения.
Фантастически короткие сроки реализации идеи на практике при огромнейшем объёме работ стали возможны в том числе и благодаря тому, что разработкой и созданием системы руководил выдающийся учёный, конструктор и организатор. Но и на самом Олимпе научной и конструкторской славы Александр Андреевич оставался скромным человеком, был для всех доступным, приветливым и жизнерадостным.
Много времени он проводил в наших краях, на полигоне ПВО. Присутствовал на первых пусках, был почти весь период на комплексных испытаниях, и уж, конечно, на государственных. Работал с сумасшедшей нагрузкой, отдыхал редко, но при этом умел отключаться от постоянных забот. Одним из увлечений была рыбалка на Ахтубе со спиннингом, а после неё – чудесная тройная уха.
Устраивать по поводу и без повода разнообразные «розыгрыши» было для Расплетина любимым способом сбросить накапливающееся в работе напряжение. Его выдумкам радовались все, кому доводилось в них участвовать. И больше всех им радовался он сам.
После создания С-25 из Конструкторского бюро А. Расплетина, как из рога изобилия, посыпались зенитные ракетные комплексы один совершеннее другого. Их нарасхват покупали зарубежные государства. Его комплексы успешно воевали на Ближнем и Среднем Востоке, во Вьетнаме. Американские лётчики боялись их как огня.
Советский Союз отставал от США во многих областях техники, не говоря уже об экономике, но что касается зенитного ракетного вооружения – здесь по многим параметрам был впереди.
Вот что писал о Главном конструкторе бывший начальник полигона ПВО (в/ч 29139), маршал артиллерии Павел Николаевич Кулешов: «Мы встретили в лице Расплетина человека с могучим умом, самокритичного, чуткого и честного. С первых же дней совместной работы между нами установились доверительные отношения, и возникла взаимная ответственность за порученное дело. Постепенно это переросло в дружбу, которую мы пронесли до конца совместной работы…».
Маршал хорошо разбирался в людях. Вероятно, в этих словах не только его оценка личности Расплетина, но и командирский наказ последующим поколениям о том, как надо строить деловые взаимоотношения полигону и разработчикам боевой техники.
Можно было бы привести массу примеров стиля работы А. Расплетина и его отношения к окружающим людям, характеризующих его и как крупного учёного, и как великолепного организатора, и как человека доброго, отзывчивого, с хорошим чувством юмора.
Сотрудница КБ-1 Л.Н. Глебова, прилетевшая вместе с А.А. Расплетиным в Капустин Яр в октябре 1952 года, вспоминает:
«Условия проживания, особенно в первое время, были просто ужасными. Все удобства, включая солдатские умывальники, находились на улице. Питались мы исключительно в столовой, которая, как и мы, работала практически круглые сутки. Мы могли приходить завтракать в 5 часов утра, а ужинать в 11 часов вечера – всё определялось работой. Но мы воспринимали это как должное, всей стране было тяжело.
На ноябрьские праздники после успешной работы Александр Андреевич добился, чтобы нам разрешили автобусную экскурсию в Сталинград, где мы воочию увидели последствия войны. Неубранные горы развалин, остовы домов и магазинов с заколоченными проёмами окон. Только центр города был более-менее убран. Так что мы не жаловались, а работали.
Александр Андреевич всё время находился с нами на 33 площадке. Он был удивительным человеком, заражал нас своим энтузиазмом и энергией. Его любимая поговорка: «Замечательно трудно, страшно интересно!». По-моему, это был его девиз по отношению к работе. Когда работа шла хорошо, он просто светился, излучал энергию, шутил. При неудачах и ошибках мог и накричать, но наши огрехи никогда не переходили у него в личную неприязнь.
И ещё одна его черта меня удивляла и восхищала. Когда в аппаратуре что-то не ладилось, и он подходил и спрашивал, в чём дело, объяснять ему было очень просто. Он с ходу понимал не только общее построение схемы, но её тонкости, будто знал её до самых мелких деталей. Его советы никогда не носили форму приказа. Говорил: «А ты не думаешь, что нужно попробовать изменить режим вот так?».
Его обаяние и демократизм, наверное, очень помогали ему не только в общении с нами, но и с военными и гражданскими чинами».
Важный этап в создании будущего оружия – согласование заданий. Это первая, но очень ответственная «пристрелка» к характеристикам будущей техники.
А. А. Расплетин очень серьёзно относился к этому этапу. Моментально схватывал суть вопроса, уяснял, зачем нужна в задании та или иная характеристика и, если такая потребность доказательно обосновывалась, без лишних разговоров соглашался под жалобными взглядами своих подчинённых – как бы ни сложна была в реализации эта характеристика или требование.
Если же обоснования были не убедительны, то даже не очень сложные требования заказчика им не принимались.
Уговорам он не поддавался. Никакой торговли не терпел. В этих вопросах всегда вёл себя исключительно жёстко и принципиально. Не выносил верхоглядства при деловом обсуждении производственных вопросов, оно вызывало у него вспышки гнева, и оппонент получал надолго запоминающийся разнос («втык»).
В декабре 1966 года, за три месяца до смерти А. А. Расплетина, под его руководством была образована группа по выбору путей создания и основного облика будущей массовой зенитной ракетной системы для замены С-75 и С-125 в войсках ПВО, а также зенитных ракетных систем средней дальности в Сухопутных войсках и ВМФ.
В группу, кроме Расплетина, вошли главные конструкторы, представители заказчиков. Как вспоминает Б.Н. Перовский, начало работы группы было сумбурным. Кто-то предлагал взять за основу будущей системы комплекс С-75, обновить у него элементную базу и добавить ещё один целевой канал. Кто-то настаивал на разработке гибрида из С-75 и С-125. Были предложения усовершенствовать одну из систем Сухопутных войск и др.
Александр Андреевич довольно долго, но с трудом выслушивал все эти предложения, а затем сказал: - Давайте сначала ответим, на какой элементной базе следовало бы проектировать будущую систему? Исходя, конечно, из того, что она должна быть безусловно перспективной.
Так как участники совещания замялись, то он сам же на этот вопрос и ответил: - Это могут быть только микромодули на многослойных печатных платах. Ибо за ними прогресс, всё остальное – топтание на месте, а, значит, отставание.
Никто из присутствующих сразу и не понял все последствия этого утверждения. У нас в стране ещё никто не делал ни многослойных печатных плат, ни микромодулей. За рубежом в то время на этой элементной базе только ведущими фирмами США и Японии выпускалась аппаратура гражданского применения. Военную же аппаратуру на этой базе ещё не производил никто.
И вдруг у нас, сразу в военной сложной системе, да ещё массового применения! Это же невозможно! Однако это было прозрения гения. И не только в этом вопросе, но и в других, обсуждавшихся на том памятном совещании. В конечном итоге приведших к созданию знаменитой теперь «трёхсотки».
Но, увы, жить Александру Андреевичу оставалось лишь три месяца. Сумасшедшие нагрузки, работа на пределе всех сил, постоянные стрессы, груз величайшей ответственности – всё это привело к скоропостижной смерти на 59-ом году жизни. Реализовать намеченное пришлось уже его сподвижникам.
И сегодняшние, завтрашние разработки НПО «Алмаз» имени А.А. Расплетина – продолжение дел и судьбы этого замечательного человека, патриота своей Родины.
Обсуждения Человек-алмаз
С уважением, В.