Около семи часов вечера в ресторане N-ской гостиницы раздался телефонный звонок. Василий радостно снял трубку и начал было рассказывать про эксклюзивные блюда от шеф-повара, но голос в трубке сразу его остановил. Звонивший сам прекрасно знал, чего он хочет. Заказ был весьма странным: попросили принести пять сушей с угрем, четыре – с лососем, три – с тунцом, две – с морским гребешком и одну – с креветкой. Еще заказали салат из маринованных осьминожек с водорослями, рисовый суп с крабами и ко всему этому – глубокий 3-х литровый кувшин с холодным шербетом. Все это просили доставить в течение получаса в 525 номер. Вспомнив рассказ о странном мальчике из этого номера, Василий затараторил: «Возьмите пирожное – оно понравится вашему мальчику!», но в трубке уже раздавались короткие гудки.
Через 25 минут Василий поднимался в лифте на пятый этаж, держа в руке поднос с блюдами японской кухни и кувшином шербета. Он работал в этом ресторане третий год и научился виртуозно управляться с подносами и подачей блюд, непринужденно болтать с клиентами и располагать их к щедрым чаевым. Работа его вполне устраивала – скользящий график оставлял достаточно времени для гулянок, ночные смены служили прекрасным предлогом для того, чтобы не показываться дома у родителей по нескольку недель, к тому же всегда рядом крутились симпатичные горничные и администраторы. Правда, время от времени родителям все же удавалось застать дома своего блудного сына и тогда они обрушивали не него весь свой праведный гнев за «бездарное прожигание лучших лет», а также - «отсутствие идеалов и устремлений». Василий считал все это сущим бредом, но, будучи по натуре человеком добросердечным, родителей своих жалел. После таких разговоров он очень расстраивался, подумывал даже поступить в какой-нибудь институт или женится, но, выйдя за порог дома, тут же об этом забывал.
Подойдя к комнате 525, Василий постучал в дверь и приготовил дежурную улыбку. Однако, открывать ему не спешили. Василий постучал еще раз, погромче. В ответ раздались шлепающие шаги, замок повернулся и изнутри послышался неприятно дребезжащий голос: «заходи уж!». Шаги тут же прошлепали назад, в глубь комнаты. Василий толкнул дверь и остолбенел, увидев открывшуюся ему картину. Весь коридор был залит водой, причем в лужах плавали непонятно откуда взявшиеся водоросли и кувшинки. «У вас что – трубу прорвало?» - крикнул Василий. «Это тебя прорвало сегодня утром, когда ты на этого дебила Ермолая наконец наорал!» - отозвался из комнаты все тот же дребезжащий голос. И тут же добавил: «Проходи уже давай, чего встал? Неси чего принес!». Тяжело вздохнув, Василий пошел прямо по лужам по коридору. «Не надо мне от него чаевых, - решил он, - поставлю сейчас поднос и уйду…». Однако, то что он увидел в комнате, заставило его снова остановится.
Комнаты, собственно, не было. Точнее – была только та ее стена, что примыкала к коридору. Дальше ковровое покрытие практичного коричневого цвета таинственным образом переходило в лужайку, покрытую травой, а за ней и вовсе виднелось озеро, заросшее камышами. «Опять он встал как истукан!» - раздалось из камышей, - «сюда давай подходи! Тебя не съедим, не боись!». Василий сделал несколько шагов в сторону озера и тут наконец разглядел своего собеседника. Более странного существа ему еще видеть не приходилось – это был небольшого роста коренастый мужичек, подозрительно похожий на лягушку. Увидев подносы, мужичек-лягушка деловито подскочил к Василию, схватил несколько сушей с подноса и со словами «давай помогай!» повлек его к самому берегу озера. Василию оставалось только подчиниться…
Водная гладь была во многих местах затянута ряской, но в оставшихся просветах вода была поразительно чистой. В одном из таких просветов, неподалеку от берега стоял журавль и неспешно чистил оперенье. Василий невольно залюбовался грациозной птицей и даже перестал удивляться всей странности происходящего. Между тем, журавль закончил свой туалет и чуть заметно кивнул стоящему рядом с Василием мужичку-лягушке. Тот принялся с энтузиазмом кидать ему суши, а журавль, по прежнему стоя на одной ноге и лишь поворачивая клюв в нужном направлении, ловил лакомство и тут же его проглатывал. «Теперь ты!» - толкнул в бок зазевавшегося Василия мужичек-лягушка. Василий стал кидать журавлю оставшиеся суши, но у него получалось это совсем не так здорово, как у Лягушонка. Журавлю приходилось наклоняться то в одну, то в другую сторону гораздо сильнее, чем прежде, а одна суша и вовсе улетела так далеко, что, печально булькнув, исчезла в ряске. «Эх ты, растяпа!» - взъелся лягушонок, - «Считай, что это утонули твои чаевые!». Василий загрустил. Но не из-за чаевых, а из-за того, что не смог он быть достойным этой прекрасной птицы и что какой-то неказистый лягушонок и тот оказался проворней его. Между тем, лягушонок уже плыл, рассекая ряску, прямиком к Журавлю. На голове он удерживал поднос с кувшином и двумя мисками – с супом и салатом.
Пока Журавль ел и пил, то опуская клюв в миски или кувшин, то запрокидывая его высоко над головой, Лягушонок умудрялся из-под подноса увещевать Василия: «Твоя проблема, - дребезжал он, - в том, что ты - повсюду и при этом - нигде. Это, конечно, могло бы быть высшей стадией просветления и многие искатели духа тебе бы завидовали. Но это – в том случае, если бы ты был в этом везде-нигде – уже, а не пока. А ты пока что – пока. Потому что чтобы действительно быть повсюду и нигде одновременно, нужно сперва побывать конкретно где-то, причем ни один раз и не два… Ква! Впрочем, сколько – это всегда по-разному, главное – это где и насколько конкретно. Вот тогда уже – пожалуйста тебе. А так – нет…». После этой глубокомысленной речи Лягушонок замолчал. Какое-то время было лишь слышно, как клацает клюв у Журавля и временами всплескивает вода, потревоженная мелкими рыбешками. Наконец Журавль насытился, Лягушонок приплыл к берегу и отдал Василию поднос с опустевшими мисками и кувшином. «Ну так что? Ты теперь – куда?», - спросил у него Лягушонок. «Туда…», - Василий неопределенно махнул рукой в том направлении, откуда, как ему казалось, он пришел. «Ну, давай-давай!», - хмыкнул Лягушонок и, прыгнув в озеро, резво поплыл брасом в сгущающийся над озером туман. Василий повернулся к озеру спиной и пошел, надеясь вскоре увидеть хорошо знакомое ковровое покрытие… Он никак не мог выбросить из головы бессвязную речь Лягушонка… Так, задумавшись, он шел довольно долго, глядя себе под ноги, а когда поднял глаза – увидел, что идет вдоль берега озера. Туман становился все гуще и Василий совершенно не мог понять, где он находится и куда ему нужно идти. «Это не над озером туман, а в твоей бестолковой башке!» - раздался где-то рядом хорошо знакомый дребезжащий голос, - «Я же говорю – сосредоточится ты ни на чем не можешь, вот и ходишь-бродишь кругами. А еще ты очень сильно напрягаешься, чтобы хоть где-то оказаться и хоть что-то понять. Но напряжение – дискретно и требует усилий. А вокруг все течет и изменяется… Вот и выходит, Василий, что вокруг тебя – сплошной туман… Утро туманное, утро седое…ооой-еееее… омммм» - запел вдруг Лягушонок ужасным дискантом. Василий так расстроился, что перестал напряженно вглядываться в туман. Он уселся прямо на траву и закрыл глаза… Перед его внутреннем взором тут же появился Лягушонок. Он сидел в огромном цветке лотоса и продолжал петь свою странную песню. Рядом с ним прекрасным недвижным изваянием стоял Журавль. «Один взмах крыльев – и ты где угодно. Вот что такое свобода «везде-нигде»». Это произнес уже другой голос, негромкий, но мощный, как аккорд, вобравший в себя все ноты – от самых низких, идущих из самой земли, до самых высоких, сошедших с горных вершин. Один только взмах…
Через 25 минут Василий поднимался в лифте на пятый этаж, держа в руке поднос с блюдами японской кухни и кувшином шербета. Он работал в этом ресторане третий год и научился виртуозно управляться с подносами и подачей блюд, непринужденно болтать с клиентами и располагать их к щедрым чаевым. Работа его вполне устраивала – скользящий график оставлял достаточно времени для гулянок, ночные смены служили прекрасным предлогом для того, чтобы не показываться дома у родителей по нескольку недель, к тому же всегда рядом крутились симпатичные горничные и администраторы. Правда, время от времени родителям все же удавалось застать дома своего блудного сына и тогда они обрушивали не него весь свой праведный гнев за «бездарное прожигание лучших лет», а также - «отсутствие идеалов и устремлений». Василий считал все это сущим бредом, но, будучи по натуре человеком добросердечным, родителей своих жалел. После таких разговоров он очень расстраивался, подумывал даже поступить в какой-нибудь институт или женится, но, выйдя за порог дома, тут же об этом забывал.
Подойдя к комнате 525, Василий постучал в дверь и приготовил дежурную улыбку. Однако, открывать ему не спешили. Василий постучал еще раз, погромче. В ответ раздались шлепающие шаги, замок повернулся и изнутри послышался неприятно дребезжащий голос: «заходи уж!». Шаги тут же прошлепали назад, в глубь комнаты. Василий толкнул дверь и остолбенел, увидев открывшуюся ему картину. Весь коридор был залит водой, причем в лужах плавали непонятно откуда взявшиеся водоросли и кувшинки. «У вас что – трубу прорвало?» - крикнул Василий. «Это тебя прорвало сегодня утром, когда ты на этого дебила Ермолая наконец наорал!» - отозвался из комнаты все тот же дребезжащий голос. И тут же добавил: «Проходи уже давай, чего встал? Неси чего принес!». Тяжело вздохнув, Василий пошел прямо по лужам по коридору. «Не надо мне от него чаевых, - решил он, - поставлю сейчас поднос и уйду…». Однако, то что он увидел в комнате, заставило его снова остановится.
Комнаты, собственно, не было. Точнее – была только та ее стена, что примыкала к коридору. Дальше ковровое покрытие практичного коричневого цвета таинственным образом переходило в лужайку, покрытую травой, а за ней и вовсе виднелось озеро, заросшее камышами. «Опять он встал как истукан!» - раздалось из камышей, - «сюда давай подходи! Тебя не съедим, не боись!». Василий сделал несколько шагов в сторону озера и тут наконец разглядел своего собеседника. Более странного существа ему еще видеть не приходилось – это был небольшого роста коренастый мужичек, подозрительно похожий на лягушку. Увидев подносы, мужичек-лягушка деловито подскочил к Василию, схватил несколько сушей с подноса и со словами «давай помогай!» повлек его к самому берегу озера. Василию оставалось только подчиниться…
Водная гладь была во многих местах затянута ряской, но в оставшихся просветах вода была поразительно чистой. В одном из таких просветов, неподалеку от берега стоял журавль и неспешно чистил оперенье. Василий невольно залюбовался грациозной птицей и даже перестал удивляться всей странности происходящего. Между тем, журавль закончил свой туалет и чуть заметно кивнул стоящему рядом с Василием мужичку-лягушке. Тот принялся с энтузиазмом кидать ему суши, а журавль, по прежнему стоя на одной ноге и лишь поворачивая клюв в нужном направлении, ловил лакомство и тут же его проглатывал. «Теперь ты!» - толкнул в бок зазевавшегося Василия мужичек-лягушка. Василий стал кидать журавлю оставшиеся суши, но у него получалось это совсем не так здорово, как у Лягушонка. Журавлю приходилось наклоняться то в одну, то в другую сторону гораздо сильнее, чем прежде, а одна суша и вовсе улетела так далеко, что, печально булькнув, исчезла в ряске. «Эх ты, растяпа!» - взъелся лягушонок, - «Считай, что это утонули твои чаевые!». Василий загрустил. Но не из-за чаевых, а из-за того, что не смог он быть достойным этой прекрасной птицы и что какой-то неказистый лягушонок и тот оказался проворней его. Между тем, лягушонок уже плыл, рассекая ряску, прямиком к Журавлю. На голове он удерживал поднос с кувшином и двумя мисками – с супом и салатом.
Пока Журавль ел и пил, то опуская клюв в миски или кувшин, то запрокидывая его высоко над головой, Лягушонок умудрялся из-под подноса увещевать Василия: «Твоя проблема, - дребезжал он, - в том, что ты - повсюду и при этом - нигде. Это, конечно, могло бы быть высшей стадией просветления и многие искатели духа тебе бы завидовали. Но это – в том случае, если бы ты был в этом везде-нигде – уже, а не пока. А ты пока что – пока. Потому что чтобы действительно быть повсюду и нигде одновременно, нужно сперва побывать конкретно где-то, причем ни один раз и не два… Ква! Впрочем, сколько – это всегда по-разному, главное – это где и насколько конкретно. Вот тогда уже – пожалуйста тебе. А так – нет…». После этой глубокомысленной речи Лягушонок замолчал. Какое-то время было лишь слышно, как клацает клюв у Журавля и временами всплескивает вода, потревоженная мелкими рыбешками. Наконец Журавль насытился, Лягушонок приплыл к берегу и отдал Василию поднос с опустевшими мисками и кувшином. «Ну так что? Ты теперь – куда?», - спросил у него Лягушонок. «Туда…», - Василий неопределенно махнул рукой в том направлении, откуда, как ему казалось, он пришел. «Ну, давай-давай!», - хмыкнул Лягушонок и, прыгнув в озеро, резво поплыл брасом в сгущающийся над озером туман. Василий повернулся к озеру спиной и пошел, надеясь вскоре увидеть хорошо знакомое ковровое покрытие… Он никак не мог выбросить из головы бессвязную речь Лягушонка… Так, задумавшись, он шел довольно долго, глядя себе под ноги, а когда поднял глаза – увидел, что идет вдоль берега озера. Туман становился все гуще и Василий совершенно не мог понять, где он находится и куда ему нужно идти. «Это не над озером туман, а в твоей бестолковой башке!» - раздался где-то рядом хорошо знакомый дребезжащий голос, - «Я же говорю – сосредоточится ты ни на чем не можешь, вот и ходишь-бродишь кругами. А еще ты очень сильно напрягаешься, чтобы хоть где-то оказаться и хоть что-то понять. Но напряжение – дискретно и требует усилий. А вокруг все течет и изменяется… Вот и выходит, Василий, что вокруг тебя – сплошной туман… Утро туманное, утро седое…ооой-еееее… омммм» - запел вдруг Лягушонок ужасным дискантом. Василий так расстроился, что перестал напряженно вглядываться в туман. Он уселся прямо на траву и закрыл глаза… Перед его внутреннем взором тут же появился Лягушонок. Он сидел в огромном цветке лотоса и продолжал петь свою странную песню. Рядом с ним прекрасным недвижным изваянием стоял Журавль. «Один взмах крыльев – и ты где угодно. Вот что такое свобода «везде-нигде»». Это произнес уже другой голос, негромкий, но мощный, как аккорд, вобравший в себя все ноты – от самых низких, идущих из самой земли, до самых высоких, сошедших с горных вершин. Один только взмах…
Обсуждения Часть 2