Это был грот - уютная малогабаритная пещерка на вершине горы. Обрывистый склон её опоясывала бурная речушка с чистой быстрой и холодной водой. Спуститься к ней можно по узкой тропе, которую в народе называют козьей, змеившейся меж корявых сосенок и седых в трещинах скальных хрящей. Противоположная, более пологая сторона горы - царство мачтовых исполинов, сомкнувших кроны в поднебесье и обрекших подножие на вечный полумрак и прозябание. Тем не менее, густые заросли малины, акации и шиповника прижились и превратили реликтовый лес в непроходимые дебри. Сказочный привкус с намёком на «там чудеса, там леший бродит» придавал ядовито-зелёный ковёр из хвощей и папоротника. Последний, как известно, цветёт одну только ночь в году и указывает зарытые клады. На такого любителя отыскивать земные сокровища с помощью колдовских чар набрёл у подножия горы.
Присматривал место для ночлега, как потянуло дымом. Потом увидел костёр и его разжигателя - мужчину лет шестидесяти, может с гаком, высокого, сухопарого, подвижного.
- Доброго здоровья доброму человеку.
Прикрывшись от огня рукой, незнакомец ощупал внимательным взглядом.
- И вам не кашлять.
Скованный нелюбезностью, мялся, не зная на что решиться.
- Да вы садитесь, садитесь. Зачем котёнка с собой таскаете?
- В лесу нашёл.
- Так несите домой.
- Нет дома.
- Это как?
Я присел, по-турецки скрестив ноги, снял Маркизу (это всё-таки была кошечка) с плеча и опустил на землю.
- Так получилось.
- Баба выгнала?
- Нет жены.
- Детям не люб?
- И детей нет.
- Может, и дома не было?
- Был - отняли.
- Бывает, - незнакомец окончил расспросы и протянул руку. - Скоробогатов Фадей Фадеич.
В котелке над костром закипела вода.
- Сейчас чайку попьём, - сказал Фадей и бросил в неё горсть заварки.
Маркиза, наигравшись собачьим хвостом, вскарабкалась на лежащего Саида и свернулась клубочком.
- Смотри-ка, - подивился новый знакомец, - какие они у вас дружные.
Подтянул рюкзак, порылся и извлёк галету, отломил половину, бросил.
- На, Тузик, Бобик, Шарик. Как тебя там?
Саид лишь потянул носом и чихнул от попавшей в ноздри травинки. Маркиза скатилась клубочком и зашипела, выгнув спинку, готовая броситься и растерзать желтевшую в темноте галету.
- С утра закормлены, - посетовал Фадей Фадеич и покосился на меня. - А вы как на счёт подкрепиться?
На мой отказ:
- Ну, тогда по чайку.
И угостил ароматным, приправленным лесными травами, кипятком.
- Из какого роду-племени, какого сословия? - интересовался Скоробогатов. - Как зовут-величают?
Я представился.
- Было время, ворочал капиталишком - потом всё прахом. Начинать сызнова, сил нет - подался в странники.
- Звучит, как «в беглые», - усмехнулся Фадей.
- Пусть будет, коли нравится, но не каторжанин.
- Да ты не бойся, не велик и я законник - в лесах счастье мыкаю.
Чай пили без сахара по очереди из одной кружки, но выдули весь котелок.
Ближе к полуночи Скоробогатов засобирался.
- Вы как, спать будете - палатка свободна - или у костра подежурите?
- А вы куда?
- На промысел. Полночь - самое время.
- Звучит по каторжански. Можно мне с вами? А палатку сторожить пса оставим.
Осторожно ступая, Фадей Фадеич светил фонариком под ноги. Движения как у сапёра на минном поле - настолько неторопливы - и я понял, промысел начался. Шёл следом, но как не силился понять…, решил спросить. Шёпотом:
- Что промышляем?
- Тс-с-с. Следы подземных кладовых.
Скоробогатов опустился на колени, поманил жестом.
- Смотри. Видишь?
- Что это?
- Стебель папоротника. Он в полночь расцветает, если под ним таится самоцвет.
- Легенда?
- Быль.
И всего-то? Мне расхотелось шастать по ночному лесу.
- Я подожду вас у костра.
Луч фонаря упёрся мне в лицо.
- Что задумал?
- Совсем не то, о чём сейчас подумали. Неужто похож на человека, которому нужны сокровища? Дайте вашу руку.
Несложными манипуляциями в мозговых извилинах убедил Скоробогатова, что мне можно доверять. Он только подивился:
- И никакого азарта? Ну, ты, блин, не мужик.
У палатки развёл костёр поярче, под голову Саида, Маркизу на грудь - прилёг ночь коротать. Быть может, где-то на степном раздолье она нарядна звёздами, и зори, как румяна, здесь же глухой колодец - лишь запах, шорохи и тьма. Но думается хорошо: о том, о сём, как жизнь изменчива, судьба не предсказуема - то морг, то свалка, то лесной костёр. Назавтра быть к чему готовым? Знать бы….
Вернулся охотник за сокровищами под утро весь мокрый от росы. Чертыхался, переодеваясь у костра:
- Ведьмин лес! Туманы тут и днём таятся, а ночью - дело гиблое.
Присел к огню, покосился на меня:
- Не спали?
Подтянул рюкзак, поковырялся в нём.
- Опа-на! - на ладони самоцвет в полмизинца отразил всполох пламени.
- Что это?
- Рубин. А здесь сапфир, - он протянул мне кварцевый страз величиной с кулак. - Если увидите.
Я не увидел.
- С помощью колдовского цвета нашли?
- Да где там - под корнями сваленной сосны. Тут этого богатства видимо-невидимо.
- Ну, так копали бы подряд.
- Копать нельзя - здесь заповедник.
- А под цветами можно?
- Ну, там я цапнул куш - и был таков.
- Гоняют?
- Гонять гоняют, но не догоняют. Пока - тьфу, тьфу.
Рассвет, заштриховав полутени, оконтурил округу. Фадей Фадеич сварил суп из рыбной консервы, приправил сухарями.
- Ешьте ложкой из котелка, а я прямо из чашки через край.
- Да вы не беспокойтесь: приучил организм обходиться без пищи. И пушистых тоже.
- Ну, это вы бросьте, - Скоробогатов извлёк из чашки кусочек кильки, позвал Маркизу. - Кис-кис.
Та выгнула дугою спинку, бочком-бочком ступая, приблизилась, осторожно понюхала подачку, потом фыркнула, царапнула Фадеичу мизинец и стремглав скрылась за Саидом.
- Вот, стервец! - добродушно выругался кладоискатель и кинул рыбёшку собаке.
Саид размазал её лапой по траве.
- Корми таких, - обиделся Скоробогатов.
- Чай ваш ништяк, - я подлизался.
- С душицей. Только в чём его заварим - суп в котелке.
Потом нашёлся - перелил варево в чашку, всполоснул тару и, наполнив водой, подвесил над огнём.
- В обед сам съем, раз вы такой закормленный. А может быть, стесняетесь?
- Не поверили? Хотите, вас отныне навсегда лишу желания питаться?
- Это вы бросьте. Глисты в кишечник? Видал я одного такого, доходягу.
- Да нет, как раз в отличной форме будете - ни грамма жира, только кости, мышцы да кожный покров, через который питаться будете из окружающей среды. И никакого колдовства - фокус был известен одноклеточным задолго до появления сложных организмов. Но память ваша генная его хранит - лишь стоит пробудить.
- Без дураков?
- Да вот же вам пример, - я кивнул на своих животных. - Дайте руки.
Фадей Фадеевич Скоробогатов - почётный геолог СССР, автор ряда монографий о минеральных богатствах Урала и Сибири, открыватель нескольких месторождений полезных ископаемых, одно из которых, никелевое, могло озолотить, если б соответствующие документы были вовремя и правильно оформлены. Я притушил горечь потерь, убрал меркантильную подоплёку из интереса к цветам папоротника, чтоб не обескураживали неудачи, и запрограммировал на терпимость к ближайшим родственникам, хлопнув дверью, от которых он ушёл весною «в поле».
- Ну, как себя чувствуете?
- Кажись нормально, - лесной старатель почесал чело. На глаза ему попалась чашка с варевом. - Теперь добро-то пропадёт.
- А вы съешьте - хуже не будет.
- Да вроде только что поел, - Скоробогатов взял чашку, ложку и приступил.
- И ягоды ешьте, в лесу найдёте, и орехи - всё усвоится. Вас теперь не будет мучить голод в отсутствии еды, и жажда, когда воды не будет. Болеть не станете - хоть в прорубе купайтесь, хоть босиком по снегу.
Кладоискатель доел уху, всполоснул чашку и снова в свой рюкзак за свои сокровища. Протянул рубин:
- Возьмите.
Я отказался:
- Подарите снохе, или продайте и отдайте деньгами - купите себе покой на всю зиму.
Фадей Фадеич продолжал суетиться:
- Ночь не спал, а чувствую себя бодрячком, только в душе покоя нет - вот как-то, в должниках-то не привык….
Порылся в рюкзаке, почмокал недовольный, встрепенулся:
- Говорили, с фатирой напряжёнка - есть одна на примете. Конечно, не люкс в гостинице, но об эту пору жить можно. В стародавние времена, гласит история, даже зимой монахи там обитались, отшельники. Теперь разве только косолапый. Идёмте, покажу.
Скатали палатку, затушили костёр. Потом полдня едва пролазною тропой средь исполинских сосен сквозь заросли подлеска поднимались в гору. И вот она, вершина, и вот она, пещера.
- Здесь много лет святоши обитали - один помрёт, другой припрётся. Молились, жили, а после бурь искали самоцветы под вывороченными корнями. Куда потом? Должно быть, в монастырь несли, а может, прятали. Я их искал, но не нашёл. Вот посчастливится тебе - мне половину.
Не буду фантазировать, как и какие силы создавали этот грот в скале, но не забыты стол и ложе, и даже табурет - скруглённый сталагмит. Вот что уж точно рук человеческих творение - над ложем крест в стене по православному шестиконечный. Хозяина тайги следов обетования я не нашёл.
- Откуда быль?
- Столкнулся с ним нос к носу вон там, шагах, наверно, тридцати.
- Кто убежал?
- Со мной ружьё, а он своё забыл в берлоге.
- Стрелял?
- Вверх, только для острастки. Потом пещеру обнаружил.
Грот мне понравилась, и спутникам моим - обнюхались в момент. Поблагодарил старателя, сказал, что остаюсь, но не спешил он уходить. Поставил рядышком палатку и натаскал валежника - костёр палили ночи напролёт, вели беседы за жизнь, за философию, за пацифизм. А днями ловили рыбу удочкой, варили в котелке уху.
- Таков инстинкт врождённый: и есть не хочется, а брюхо набиваешь, - ворчал геолог, варево мешая.
- Скорее летний отпуск - река, рыбалка. Как тут без ухи?
- Тебя гнус достаёт? И мне лишь только слышится - твои всё фокусы?
- Теперь твои. Ещё немало открытий чудных твой организм тебе готовит - устанешь удивляться. За миллионы лет, что длилась эволюция, багаж солидный припасён - вот где сокровища.
Уходил Фадей Фадеич налегке, оставив мне палатку, спальные принадлежности, котелок с треногой.
- По внучкам соскучился. Но если плохо примут, зимовать к тебе вернусь.
Грот не гроб - здесь веселее. Над головою солнце, облака, внизу река шумит на перекатах да бликами играет. Поют пернатые, а аромат сосновый…. словами не сказать. Когда ж гроза бушует над окрестностью, уютней места не сыскать.
С рассветом ложе покидал и вниз бежал тропою до мшелых по бокам и лысых сверху гольцов - гиппопотамов Лимпопо, приткнувших к берегу. С них прыгал в воду и скользил в её глубинах, нимало не заботясь о дыхании. Мог океан перенырнуть, а в тесных берегах лишь щук пугал, хватая за хвосты, да выдре корчил рожицы - смотри-ка, деловая.
И спал, и бегал, и ходил - всё нагишом. На третий день или четвёртый одежду всю и обувь снял, запрятал в дальний угол. Поскольку чаще встретить можно здесь медведя - стесняться некого, а сменной одежонки нет, и до ближайшего универмага вёрст…. как бы ни соврать. А ветки с иглами, сучки сухие да роса буквально за неделю могли любой прикид в лохмотья превратить, а тело голое массажем лишь бодрили. Ступням приятней и полезней бегать по траве, хвое опавшей, шишкам и камням.
После пробежки и купания бродил средь вековых сосен. Они шумели в поднебесье густыми кронами, а будто песню пели о богатырской воле да подневольной доле. Чтоб вникнуть в смысл, прикладывался ухом к стволу в два-три обхвата и слышал гул, с небес передаваемых корнями в недра. Под эту музыку я засыпал и ощущал себя частицею природы - такой же вечной и необходимой. Моё призвание - осмыслить всё, понять и объяснить. И в пользу обратить, пока не знаю для кого. Но счастлив был, и хочется того же для всех и вся.
Под вечер возвращался в грот. Налюбовавшись красками заката и всполохом костра, ложился спать под шёпот и миганье звёзд. А если дали заносила облачная хмарь, зарницы красили безрадостное небо и прочили грозу.
Проблемы были у меня.
От травмы черепной утратил силу зрения мой левый глаз. Причина в чём? Вошёл, увидел, исцелил. На радужную оболочку хренотень налипшую убрал. С фокусом как будто нелады - поправил. В зрачке сменил подзамутившуюся жидкость. Всё мысленно, всё силою ума. И заморгал мой левый глаз не хуже правого. В смысле, вернулось зрение до прежней остроты.
Со слухом что? Как будто воспалён ушной канал - распух и затвердел, и пережал вестибулярный аппарат. Ну, это тоже поправимо. Тихонечко-тихонечко, по клеточкам и даже на молекулы ту плотность рассосал душевными напрягами - и слух вернулся, а головы кружения ушли.
Вот только ямка в черепе никак не поддавалась, и глаз Масяни врос, как тут и был. Что за напасть! Я и проникнуть в эту полость никак не мог, и суть её понять - как будто бы нужна, но для чего. Быть может, выпуклостью изнутри мне подпирала новые мозги, так изменившиеся после травмы? Отчаявшись, на том и успокоился. И Шивы третий глаз принял, хотя не видел им. Подумал, что кристалл, возможно, служит мне антенной для интерполяции души. Попробовал, и получилось - телепатическая связь с хвостатыми. И пёс Саид, и кошечка Маркиза от мысленного зова стремглав неслись ко мне.
Моим друзьям четвероногим жилось, скажу, не плохо. Саид в пробежках и прогулках сопровождал меня, но к гроту только возвратясь, Маркизе место уступал - та по пятам за мной, наскучавшись. На ложе ей место красное - подмышкой у меня, и на коленях у костра. Я говорил с ними, чтоб не забыть звук человеческого голоса - они внимали: мурлыкала Маркиза, пёс заливался лаем. Им невдомек, откуда, что и почему к ним привалило - просто наслаждались нечаянно дарованным и были благодарны.
Я ж терзался.
Казалось, черепная травма вернула мне способности оптимизатора. И даже более того - седые грива и борода по грудь не старили меня ничуть. Ну, может, только внешне. А в организме день ото дня я ощущал омоложение - заряд на долгожительство (а может навсегда?). Не замечал и прежде за собой способностей к целительству и экстрасенству. Ну, Билли-то, тот мог, а мне откуда дар? От молотка? Я стал способен проникать в чужого мозга клетки, и даже более того - настраивать их и понимать. Такие вот приобретения.
Теперь потери. Я потерял потенцию - уж не влечёт меня любовных игр страсть, и женщина не кажется загадкой. Быть может, это плата за бессмертие? О чём-то о таком говаривал двойник мой Лёшка, арбузных семечек мичурин. Либо ты множишься и умираешь, иль вечен, но бесплоден - таков природы приговор. Хотя суров - ведь можно было как-то извернуться и отношения сберечь (вы понимаете какие) без размножения. Тут, как ни бился, был бессилен. И смирился.
Шли дни, недели, лето пролетело.
Отголосили журавли в осеннем небе и клином подались на юг. Прощаясь, клялся, что дождусь! Печально и светло в природе, и на душе святая благодать. На крест смотрю, в стене долблёный - с тобой мне зимовать. Наверное, в постах, молитвах, чтении книг церковных быстрее время пролетает, но где мне веру взять, коль её нет?
В преддверье первых холодов пожаловал незваный гость. Вернее гостья - медведица, матёрая и на сносях. Маркиза первая учуяла и шмыг за мою спину, оскалившись, к ногам Саид прижался. Потом и я увидел - медвежью морду во входном проёме.
Заходи, будь гостьей и располагайся. Шагнул навстречу, отправив мысленный позыв - меня не бойся. Ты зимовать явилась? Места хватит - засыпай ложись. Сон твой обережём, здоровьишко поправим - я чувствую в тебе свинец. От браконьерской пули?
В ответ рычание.
- Ты гонишь нас? - я вслух сказал. - Напрасно, вместе веселее. И теплее, зима грозится лютой быть - смотри сколь ягоды в лесу.
На голос мой звериный рык.
- На битву вызываешь? А подобру никак? Ну что ж….
Напряг всю умственную мощь и через Масянин глаз сигнал направил - смирись иль уходи. Сумрак пещеры пронзил холодный луч. Гостья рыкнула надсадно, прочь подалась - смиренье ей не по нутру. А жаль - ведь мог немало сделать для неё и будущего медвежонка. Хотел наутро попросить Саида отыскать следы, но передумал - к чему навязываться, раз был отвергнут. Найдёт себе берлогу - лес глухой.
А после выпал снег, ударили морозы - пришла зима. Запорошенный, заваленный и заметённый в своём уютном гроте я философствовал с собой наедине. Искал истоки мироздания, пронзая мыслью время и пространство, и память клеточную теребя до самого неорганического состояния. Казалось, что материя была всегда, но мне Венера говорила, что ей предтечею энергия была, но память то, увы, не сохранила. Или бессилен разум мой тех рубежей достичь?
Вводя рассудок в летаргическое состояние, я отдыхал, паря в дыму над Бородинским полем, или качался на вантах «Санта Марии» Христофора. Мне клеточная память показала, как падали от вражьих стрел спартанцы Леонида, как строил усыпальницу Хеопс, и как Адама Ева совратила (на театральной сцене французских королей). Гулял я по холмам, усеянным костями динозавров. Свидетелем был остывания Земли, когда из раскалённого осколка солнца сложился ком. Но что же было прежде? Был Хаос - мрак, оглушающая тишина и абсолютно не было движения. Так вот каков ты ноль отсчёта исторического бытия.
Рубеж достигнут, но нет ответа - откуда всё взялось?
Пришла весна.
Растаяли снега, и я возобновил пробежки по утрам, радуясь, что не сошёл с ума в бесплодных поисках начал начала. Казалось, жизнь моя сложилась, и дело времени все тайны мне постичь, но вот однажды, в преддверье лета….
Сбежал тропою вниз, встал на колени и зачерпнул в пригоршню речной воды. Как холодна, чиста, прозрачна! И как вкусна!
- Ой, смотрите, - звонкий голос с того берега, - голый дед.
- Наверно, снежный человек.
- Как поживаешь, йети?
Я поднял голову. Двое парней и девушка на берегу за речкой рассматривали меня и торопились снять на кинокамеру. Туристы, надо думать - на природу выбрались, да забрались уж больно далеко. Счёл благоразумным в контакты не вступать, купанье отложить, и молча удалиться на вершину. Пошёл, а за спиной:
- Эй, стой, куда ты? Мы не желаем тебе зла.
- Скажи, ты, правда, снежный человек?
- Слабо его поймать?
- Какой же это йети - старик безумный искупаться вышел.
- Здесь нет жилья.
- А я и говорю, что чокнутый.
Поднявшись выше, увидел на противоположном берегу машину легковую, костёр, палатку, а вот людей там не было - наверное, пересекают реку и лезут в гору, преследуя меня. Ну, что ж….
Вернулся в грот, надел единственный наряд и сел у входа поджидать, закон гостеприимства соблюсти - «добро пожаловать» сказать. Напрасно ждал - их не было тотчас, ни в полдень, ни в закатный час. Костёр палил до полуночи, чтоб знали, где меня найти. Не заявились….
Ночь минула.
И с ней растаяли следы присутствия не прошеных гостей - авто, палатка и костёр.
Принял обычный повседневный вид, то есть лишил себя одежды, и потрусил тропою вниз. На повороте с обрывистой скалы, мельком взглянувши вниз, увидел девушку не в джинсах и штормовке, как вчера, а в купальнике на дне реки, под двухметровым слоем прозрачной как стекло воды.
Никак беда случилась?
Ускорил бег, добрался до гольцов и прыгнул в воду. Проплыл немного против струй течения и оказался под скалой над телом, что на дне реки. Нырнул, поднялся на поверхность с грузом, доставил на гольцы. У девушки пробита голова и ссадины в боках - сорвалась со скалы, бедняжка, преследуя меня. Но где твои друзья? Ответ напрашивался - убежали.
Поднялся в грот, уложил тело на палатку, присмотрелся….
Как хороша бровями и губами, ресницами сомкнутых глаз. Наверное, отроду ей лет восемнадцать - благословенный возраст, время ль умирать?
Её ладонь в моей. Так, так, посмотрим, милая, возможно ль воскрешение. Проломлен череп, но мозг не повреждён - надежда есть. Потеря крови велика - да, Бог с ней, восстановим. Чисты ли лёгкие? Чисты. Вода лишь в пищеводе. Переломы рёбер - я их сращу, целее прежних будут. Давай, голубка, просыпайся - ты можешь жить, и ты должна. Но сколь ни бился я, жизнь не вернулась.
Пойдём другим путём. Проник к ней в мозг. Студентка, звали Евой. Немного с возрастом ошибся - ей девятнадцать минуло уже. И нет у ней любимого - так, увлечение одно. За ним и увлеклась на пикничок. Себя увидел в памяти её - седым, лохматым и нагим. О, Господи, ну, что за вид!
Компьютер цел и хоть сейчас в работу. Давай, дружок, давай - пошевели рукой. И дрогнула рука, и пальцы сжались. Теперь ногой - коленочку она согнула. Ты можешь встать? Могла б и встать, да сам одумался - что я творю? Зачем мне зомби вместо человека?
Задумался надолго. Всё цело и могло бы жить, но жизни нет. Прекрасная принцесса, не заколдована ли ты? Где принца взять для поцелуя? Сгожусь ли я? И я склонился, и уст её коснулся поцелуем, потом чела. Всё тщетно - принцесса, как была, мертва.
Искать, надо искать - в ней миллионы клеток, быть может, хоть одна жива. Из искры той раздуть бы пламя, чтоб занялось по телу по всему и возродило к жизни. И я искал….
Да клетки живы - бери любую и клонируй Еву. А как мне эту девушку спасти?
Часы летели, как минуты - вот день угас, ночь пролетела. Шаги у входа, голоса.
- Саид, нельзя.
Люди в форме:
- Вы задержаны.
- Одеться можно?
- Да.
Какая всё-таки нелепость - хотел спасти, а думают, что надругаться. А те, кто раньше с нею был, кто бросил девушку и убежал, теперь в свидетелях.
- Наручников не надо, сержант, я сам пойду.
- Пойдёшь, куда ты денешься, - и застегнул второй браслет на свою руку.
Так и спускались с ним с горы - плечо к плечу, рука об руку. А парни в форме МЧС несли носилки. У гольцов стояла лодка надувная с мотором подвесным. Прощай, принцесса дорогая, расходятся пути - тебя увозят в морг, меня в кутузку. Что ж не судьба тебе помочь, хотя пытался и думал, что смогу. Наверное, не там искал. Ещё неопытен. Прости.
- В чём моя вина? - спросил сержанта.
- Там разберутся: есть тело - возбудят и дело. А мне тебя доставить надо.
- А их что не браслетишь? - кивнул на тех, кто раньше с нею был.
- Не убегут. Теперь кто кинется бежать, тот виноват - смекай.
УАЗик потряхивает на просёлочной дороге. В салоне все молчат - что говорить: погибла девушка в расцвете юных лет. Пижона два, не напрягая сил, ретировались. А полоумный старикан хотел над трупом надругаться. Как скверна жизнь!
- Тебе не отбрыкаться, - вещает капитан с переднего сиденья.
Мог возразить - есть доказательства? Мог упрекнуть - была возможность девушку спасти, а мне не дали. Но я молчу - жалок лепет оправданий, судьба свершит свой приговор. Смирюсь с любым решением суда - не воля мне нужна, а знания. Могу бег времени, ведущий к старости, вспять повернуть, но как связать порвавшуюся жизни нить - не разумею.
- Хреновая тебе грозит статья, - гундосит капитан. - Таких кастрируют на зоне.
Что за причина ему меня жалеть иль ненавидеть? Участием исполнен иль ехидством? Проникнуть в мозг да подсмотреть, какие мысли держит капитан милиции.
Масяня, напрягись! Невидимый простому глазу луч коснулся капитанова затылка.
Усталость, потное бельё, боль повреждённого мениска, сын двоечник, жена толстуха…. Где мысли обо мне? Ага - брезгливость, отвращение и скука.
- Ты раньше в морге не работал?
Напрасно чванишься - могу тебя сейчас я, капитан, заставить в ноги мне упасть и лобызать колени. Могу проблемы все решить…. Но ограничился лишь чинкою сустава.
- Фу, вроде отпустило, - он потёр колено, сказал водителю. - Я подремлю.
И голова к плечу склонилась.
Мой третий глаз невидимым лучом вскрыл тайну помыслов водителя УАЗа. Он в мыслях пел. Чему-то радовался, напевая:
- Крепче за баранку держись шофёр….
Любит профессию свою?
- Пусть пропахли руки дождём и бензином….
Дорог романтик? Так шёл бы в дальнобои.
- Радостно встречать тебя с маленьким сыном….
Чает семью увидеть? Рад возвращению домой? К чему гадать - весь мозг его как на ладони. Э, нет, брат, ты поёшь лишь от того, что плохо говоришь. Заика ты - вот в чём причина. Ну, дело поправимо. Вот этот узелок нейронов размотать, и будешь ты иным говорунам подстать.
Чего молчим? Не верим счастью своему? Стесняемся? Боимся?
Водитель протянул к сержанту руку:
- Валер, дай сигарету.
- Ты закурил что ль?
- Пока принюхиваюсь.
- Не стоит начинать - потом спасибо скажешь.
- Зажилил?
- Отвали.
Помолчали. На рытвине сержант ткнулся косицею в стекло и встрепенулся.
- Ты ж заикался.
- Надоело.
- Ну-ну.
Мы с тобой, сержант, как братья, скованные одной цепью: случись, что на дороге - судьбу поделим. Давай уж заодно посмотрим, чем достаёт тебя шальная жизнь.
Потерь немало. Учёба в институте, пьянка, отчисление. Служба во внутренних войсках, ГИБДД, подстава. Переведён в патрульно-постовые, засада, перестрелка и ранение. Награда и хана карьере. Теперь боишься, что вот-вот из органов попрут, а жить на гражданке не умеем. Чем помочь?
Не груб ты от природы и не озлобился от неудач. Ты вдумчив и признаёшь причинно-следственную связь, не веря в чудеса и совпадения. Стоп-стоп, да ты рождён, чтоб следователем стать, а мы тебе поможем.
Вношу программные поправки и дополняю информацией. Ну, мистер Шерлок Холмс, за дело!
Меня определили в КПЗ.
- Три дня тебе сидеть, - сказал охранник, ужин раздавая. - Потом отпустят, если не предъявят обвинение.
- Ну, что, дедок, набедокурил? - спросил сокамерник бритоголовый, мою еду глазами пожирая.
Подвинул ему чашку:
- Вы ешьте - я с утра закормлен.
- Вот это дело! Что за статейку тебе шьют?
- Я не силён в параграфах УК.
Ещё один весь синий от наколок вмешался в разговор:
- Ты расскажи, что было - статью мы подберём.
Я рассказал, как девушку поднял со дна из-под обрыва, как силился спасти.
- И где тут криминал?
- Когда нашли мою обитель, она в купальнике, я без одежды был.
Переглянулась камера: всё ясно - некрофил.
В наколках весь который в дверь постучал.
- Чего тебе? - откинулось окошко.
- Эй, начальник, почто не уважаешь публику - ведь мы не фраера. Грязь в камеру зачем засунули - два шага до греха.
- Заткнись и спать ложись, - ответило окно и с грохотом закрылось.
Зловещая установилась тишина. Потом бритоголовый:
- Ты вот что, труполюб, на нары не рассчитывай, за стол больше не суйся. В углу парашу видишь? Там приземляйся.
Я мог бы всех троих в толчок тот окунуть, под нары запихнуть иль на коленях всю ночь псалмы заставить петь. Но разве виноват козёл, что бородой трясёт - природа всё, природа. А здесь обычаи. И воспитание.
Присел на корточки в углу в соседях у параши. А те за стол - в картишки резаться. Посмотрим, что за люди.
Худой и тощий, с дряблыми щеками - квартирный вор, с открытой формою туберкулёза в лёгких. Вот вам кого бояться, а вы меня прессуете….
Бритоголовый - гоп-стопник четырежды судимый, наркоман с психическим расстройством, бывает буйным и опасным. Пока ширяется - спокоен, ну, а при ломке - убъёт и глазом не моргнёт.
Татуированный - мокрушник, гниёт от сифилиса, и некому лечить. Придётся мне. Где угнездилась та зараза, что кости размягчает? Впрочем, где бы ни была - здесь скальпель не поможет. На борьбу весь организм настроить надо, компьютер подключить - чтоб клетка каждая непримиримостью пылала, заразу прочь гнала.
Ну, что, Масяня, ты готова? Тогда приступим….
- Ой, худо мне, - весь синий от наколок карты бросил. - Пойду, прилягу.
- Что, ломка?
- С чего бы? Всё нутро горит.
Через минуту он в глубоком забытьи, не дышит даже - так напряжены в смертельной схватке со смертельною болезнью все силы. И дольше длится кома пусть, но будет он здоров и чист душой. Об этом тоже позаботился, не тратя даром времени в мозгу.
- К чёрту! Не идёт игра, - бритоголовый встал из-за стола. - Эй, труполюб, открой-ка пасть. Коронки золотые есть?
Я луч невидимый через Масянин глаз в него направил.
- Что такое? Ха-ха-ха! Кажись, накрыло.
Качнулся он назад, присел на табурет, откинулся спиной на стол.
- Откуда кайф? Твои проказы, труполюб? Ты говорил, что мёртвую со дна достал и оживить пытался. Готов поверить, что не измывался. Ещё добавить можешь?
- Приляг, чтоб не упасть.
- Причалюсь наверху, тебе топчан свой уступлю - айда, располагайся.
Я перебрался.
- Давай, давай - ты обещал.
И вот уже второй сокамерник почует в коме - на излечении психика и совесть. Проснётся новым человеком для общества и для себя.
Квартирный вор раскладывал пасьянс, потом готовился ко сну, потом прилёг. Ворочался, вздыхал и наконец, не выдержал:
- Слышь, ты, друид, волшебных повелитель снов, мне чарочку налить не сможешь?
- Ты выпить хочешь?
- Нет, бабу голую во сне.
Тебе, родимый, палку Коха без микроскопа показать, а ты….
А вслух сказал:
- Не хочешь ли Антонием на время стать - пошоркать спину Клеопатре?
- С великим удовольствием - кхе, кхе….
Прокашлявшись, он сплюнул на пол.
- Ну, так усни.
Царица в ванной, и тысячи бактерий Коха, коих надобно сразить, чтобы пробиться к Клеопатре. Любовь и сон тебе помогут очистить лёгкие и затянуть каверны, заляпанную душу отряхнуть от скверны. Спи, лечась, и просыпайся честным и здоровым.
Тихо стало в камере - не слышно и дыхания.
Ещё троим помог мой дар. Пусть людям и не самым лучшим, но с видом на житьё-бытьё, а девушку не спас. Ведь кажется, постиг в структуре человека всё, с закрытыми глазами собрать и разобрать сумею, спасу в пол шаге от черты, а вот за ней - не разумею. И некого спросить, и негде прочитать - всё надо постигать.
На этом, успокоившись, уснул.
Наутро в КПЗ переполох - шутка ли, три трупа. Ну, не трупа, а всё-таки живые так не спят - ни нашатырь, ни тормашения, ни искушения врачей не могут разбудить. Свезли их в лазарет. Меня к начальству.
- Что с ними сделал ты? Их завтра выпускать - задержаны в притоне, а на арест следак не может накопать.
- Пускай поспят до самостоятельного пробуждения - это лечебный сон.
- Ты кто?
- Целитель.
Майор наморщил лоб.
- Ты их гипнозом?
Пусть будет, раз иное сложно к пониманию.
- Я усыпил их для того, чтобы болезни удалить из организма и склонность к воровству и беззаконию изжить.
- Не хочешь ли сказать…. Ну, хорошо, давай посмотрим. А если не проснутся?
- Вадим Сергеич Белооков, Бельмо в преступном мире, проснётся завтра к вечеру без тяги к наркоте и не грабителем со стажем, а агнецом в душе. С недельку пролежит Духно - туберкулёз не шутка, свищи не синяки. Всех дольше в коме будет Корольков, но встанет чистым и здоровым.
- Я должен на слово тебе поверить?
- Зачем же на слово - могу и доказать. Вас беспокоят камни в почках, и вы не знаете, на что решиться, когда и как их удалять. Хотите, организм настрою так, что впредь они не будут зарождаться, а те, что уже есть, рассыпятся и выйдут вон.
- Про камни на лице прочёл?
- Зачем, их вижу наяву.
- Как долог срок?
- Два-три часа оздоровительного сна.
- Ты случаем не Мессинг? Он, говорят, вот так от Сталина ушёл, загипнотизировав кремлёвскую охрану.
- Вольф Мессинг - шарлатан, а я - целитель. Мне дар особый свыше дан, чтоб людям помогать.
- Ты посиди-ка в камере, Целитель, а я подумаю.
В конце того же дня он навестил меня.
- Я подумал, если по утопшей что накопают на тебя, в СИЗО переведут. Так уж лечи, пока ты здесь.
- И не боитесь? Дайте руки - вижу, что боитесь. Хотел бы убежать - я убежал ещё в пути сюда. Поверьте мне. Ложитесь….
Спит майор, а мне не устоять против соблазна проникнуть к нему в мозг. Кирилл Петрович Реутов (ну, почему не Троекуров - вот был бы шарм) неплохой, однако, человек - из тех, что в органы пришли по комсомольскому призыву. Ведь неспроста чуть не в глаза зовут его коллеги Чистоплюем. Мне нечего ему добавить в душу, займёмся телом - там всегда найдутся лекарю дела….
За три часа оздоровительного сна раз двадцать в камеру через глазок смотрели - картина не менялась: я у стола, майор на нарах. Потом вошёл охранник:
- Что с ним?
- Сейчас проснётся - лучше не будить.
И он присел.
- Так вы действительно болезни лечите?
- А что у вас?
- Говорят, что ревматизм - вот здесь болит, и здесь.
- Я научу вас самоизлечению. Глаза закройте. Выше переносицы почти во лбу сейчас зажжётся огонёк. Видите? Светящаяся точка - это подсознание. Теперь направьте её к месту боли и прикажите боль убрать. Смелей-смелей. Ну? Отпустило? Вот видите. Так поступайте каждый раз, когда прихватит.
- Что-то новое, - сказал майор. Он уже открыл глаза и наблюдал за нами.
- Самоанализ и контроль - под силу каждому.
- Я слышал, подсознание нашёптывает разгадки тайн, но чтоб лечить….
- А что вы вообще о нём слыхали?
Майор поднялся с нар, подсел к столу.
- Подсознание есть тень сознания.
- А что, по-вашему, сознание?
- Это жизнь, томящаяся в теле.
- А смерть - УДО (условное досрочное освобождение)?
- Какая жизнь - иному смерть как избавление. Мой дядька генерал-майор в саду на яблони повесился утренней зарёй.
- Мук совести не вынес?
- Мук рака лёгких - его болезнь живым сжирала. Ну, я пойду.
- Как себя чувствуете?
- Вроде бы неплохо, но вскрытие покажет, говорят врачи.
Последующие дни и ночи, не смыкая глаз, я врачевал ментов, задержанных, ментовскую родню….
Майор привёз картавого сынишку. Минут через пятнадцать он выдал мне:
- Карл у Клары украл кораллы, а я у папы пистолет стащу.
Пришлось мальчишке править и мозги.
Наконец явился сам помощник городского прокурора, закрыл лечебницу:
- Свободны - по делу о погибшей вас не в чем обвинить.
Заставил расписаться и подвёл к окну:
- По вашу душу.
У здания ГОВД перед крыльцом парадным собрался народ.
- Кто это?
- Фанаты вашего таланта. Не стоило так афишировать себя.
- Я лишь хотел помочь.
- Теперь, однако, помощь нужна вам.
- Ну да конечно, ведь я не в силах всё человечество оздоровить.
- Если хотите, я отвезу вас на вокзал.
- Мне нужно в заповедник, там, в пещере остались четвероногие друзья.
- Я отвезу вас с заднего двора, инкогнито.
И он провёл меня в свой чёрный «Мерседес», заставил лечь на заднее сиденье.
- Так надёжней.
Закончились короткие пробежки меж светофоров, машина вышла на простор.
- Вы не могли бы маму посмотреть мою, - сказал помощник прокурора. - Как говорится, услуга за услугу.
- Что с ней?
- Не встаёт.
- Давайте съездим. Это где?
- За городом в селе.
Забор высокий пытался скрыть высокий особняк, какой селянам не построить. Три этажа, на первом - огромное фойе с аквариумом в полстены, и пальмы в кадках, полотнища известнейших картин. Должно быть, репродукции….
- Наверх, пожалуйста, - хозяин торопил.
Под балдахином на роскошном ложе дремала женщина с седыми волосами. Ей девушка в передничке на синем платьице читала детектив.
- Идите, Лиза. Мама, спишь? Я чудо-лекаря привёз - тебя он пусть посмотрит.
- А? Что? - глаза открылись, но не увидели меня и сына тоже. Взгляд неосмысленный блуждал в пространстве, не ведая за что бы зацепиться.
- Мне руку для контакта надо.
- Мама, руку дай.
- А? Что? Вы отравить меня хотите?
- Ты глупостей не говори, - помпрокурора сунул руку под одеяло и вытащил трясущуюся кисть с бордовыми ногтями.
Обширнейший склероз в обоих полушариях, расстроен мозжечок, в осколках памяти - врачи психиатрической больницы, холодная вода, уколы, красный свет.
- Есть два пути её выздоровления: естественный - от летаргического сна, искусственный - от моей настройки. У каждого свои достоинства и недостатки. Естественный продлиться может долго - полгода, год, а то и два. Но выздоровление стопроцентно - она проснётся с организмом без единого изъяна и долго проживёт. Искусственный…. Я не могу вам поручиться, что до всего смогу дойти и хвори победить. Все клетки мне физически не охватить, и где-то может притаиться рецидив. На что решитесь?
- Вот этот сон…. А вдруг она из комы не вернётся? Где вас искать?
- Искать, чтоб наказать? Не бойтесь, живых умею я спасать. Вот мёртвой девушке не повезло - пока бессилен против смерти.
- Колдуйте, я пойду - не буду вам мешать.
Вечером того же дня и в том же доме.
- Как мама?
- Спит - теперь надолго.
- Отужинаете с нами?
- Вы собирались отвезти меня.
- Ну что вы, на ночь глядя? К тому же сюда едет человек и жаждет встречи с вами.
- Ещё один больной?
- Нет, деловой.
Пришлось отужинать. Потом бильярд. Потом сигара с кофе на террасе под куполом ночного неба. И наконец….
- Прошу вас в кабинет.
Деловой улыбкой золотой и жирной лапой приветствовал меня.
- Рад, очень рад. Иван Иванович Грицай. А вас?
- Я БОМЖ без имени, можете - эй, ты. Как вам удобно.
- Весьма оригинально. Откуда же талант?
- Случайность, как всегда. Кому-то молния способности дала, а мне от молотка достались. - Я почесал пандану. - Ударом в лоб.
- Весьма занятно. Теперь, как сказывали мне, вы лечите людей гипнозом?
- Не совсем. Я - настройщик. Ведь мозг человеческий это компьютер, способный глючить, зависать и даже отключаться.
- Ваш инструмент?
- Телепатическая мысль, способная влиять на клетки головного мозга. Но надо знать, куда попасть, что сделать и не навредить.
- Вы экстрасенс?
- Не буду отрицать. Умею мысли я читать, и вы сейчас, как на ладони.
- Неужто? Это интересно. О чём я думаю?
- О прибыли, конечно - как мой талант себе на пользу обратить. Гораздо интересней, как появились вы на свет.
- Из чрева матери в роддоме.
- Я не о том. Вы были комсомольским вожаком. После Великого Развала сошлись с братвой, общак держали. Когда Движение менты вязали, смотались вы и всплыли здесь под видом делового джентльмена. Вы - новая российская элита, замешанная на крови братвы.
Он щурил глаз, смотрел через стакан, зубами губы жирные кусал.
- И ваш ответ?
- Я говорю вам нет.
- А что последует за этим, предвидеть можете?
Я оглянулся на помпрокурора.
- Мне была объявлена свобода.
Но тот развёл руками - увы. Я усмехнулся горько:
- Не страшно вам дорогу магу заступать, ведь я могу вас сделать дураками и памяти лишить?
- Что ж не лишил, когда повязан был над трупом? - теперь хозяин дома улыбку натянул.
Устал я. Устал я в эти дни гораздо более чем в поисках первоистоков. Не хочется прямить извилины двум негодяям - судьба сама накажет их. Мне их не жаль.
- Устал. Нельзя ли в ванну?
- Откат пошёл? - настала очередь и деловому усмехнуться. - Но до тех пор, пока лояльность не докажешь, с охраной будешь.
Помпрокурора:
- И помни, ночью по усадьбе собаки без цепи….
За дверью кабинета два шкафа с пустыми антресолями пристроились к моей спине и проводили в ванную. Я там разделся, снял пандану. Ну что, Масяня, покажем им на что способны, и пропустил сквозь тело свет. Вернулся в коридор, швырнул охранникам одежду:
- Другой прикид несите мне.
И прочь пошёл невидимый никем. Добрался до балкона. Ну что, Масяня, взорлим у мира в сером хламе - если летать умеем, что толку землю бить ногами. Невидимый, неслышимый и невесомый я оторвался от перил балкона и, плавно набирая высоту, поплыл по воздуху в ночную даль. Туда, где солнце село за горою, где ждут меня мои пушистые друзья.
То-то радости от встречи - они и не заметили, что невидимый я. А мне подумалось, что угол преломления им тоже стоит поменять - ведь будут нас искать.
Угомонились пред рассветом, а на пробежку вышел я - уж солнце высоко. Глядь, девушка на валуне сидит нагая, из вороха ромашек плетёт венок.
- Здравствуй, - удивился. - Кто ты?
- Я Ева - не узнал меня?
- Ты жива?! А тут что делаешь?
- Жду тебя. Боялась, не дождусь - мне нынче улетать.
- Куда? Зачем? В таком-то виде?
- На Божий суд - ведь я душа, и нынче на исходе девятый день, как бренные останки покинула.
- Чудные, Господи, дела!
- Уже готов, примерь, - венок ромашковый мне на чело надела.
Я удивился:
- Меня ты видеть можешь?
- Ведь я душа. Гораздо удивительнее то, что видишь ты меня. Простому смертному такое недоступно.
- Ну, значит, я бессмертен.
- Бессмертна лишь душа, а ты телесен.
Предположение, а может быть, догадка лучом прозрения вдруг осветили мозг.
- Видать, конфуз произошёл. От травмы черепной, - коснулся пальцами Масяниного глаза, - сознание совсем покинуло меня, а вот душа осталась и правит бал.
- И что ж Всевышний, так её и не призвал?
- А я в его реестрах и не числюсь - я человек другого измерения.
- Чудно. Ну, Бог с тобой. А мне пора.
- Постой. Ты не хотела бы вернуться в своё тело и жить со мною здесь, на природе, познавая мир? Сейчас за ним слетаю и извлеку из-под земли. Все травмы и болячки излечу, и даже тления следов не сыщешь - ведь я Целитель.
- Не стоит. Я как раз в реестре, и срок земного пребывания уже истёк. Прощай. Жаль мы не встретились при нашей жизни - без всякого сомнения, была б твоей. Позволь мне поцелуй вернуть.
Дуновение, чуть ощутимое, сродни дыханию, коснулось губ. Ева растаяла во мне.
Венок остался на челе.
А. Агарков. 8-909-071-13-94
п. Увельский 2011г.
Присматривал место для ночлега, как потянуло дымом. Потом увидел костёр и его разжигателя - мужчину лет шестидесяти, может с гаком, высокого, сухопарого, подвижного.
- Доброго здоровья доброму человеку.
Прикрывшись от огня рукой, незнакомец ощупал внимательным взглядом.
- И вам не кашлять.
Скованный нелюбезностью, мялся, не зная на что решиться.
- Да вы садитесь, садитесь. Зачем котёнка с собой таскаете?
- В лесу нашёл.
- Так несите домой.
- Нет дома.
- Это как?
Я присел, по-турецки скрестив ноги, снял Маркизу (это всё-таки была кошечка) с плеча и опустил на землю.
- Так получилось.
- Баба выгнала?
- Нет жены.
- Детям не люб?
- И детей нет.
- Может, и дома не было?
- Был - отняли.
- Бывает, - незнакомец окончил расспросы и протянул руку. - Скоробогатов Фадей Фадеич.
В котелке над костром закипела вода.
- Сейчас чайку попьём, - сказал Фадей и бросил в неё горсть заварки.
Маркиза, наигравшись собачьим хвостом, вскарабкалась на лежащего Саида и свернулась клубочком.
- Смотри-ка, - подивился новый знакомец, - какие они у вас дружные.
Подтянул рюкзак, порылся и извлёк галету, отломил половину, бросил.
- На, Тузик, Бобик, Шарик. Как тебя там?
Саид лишь потянул носом и чихнул от попавшей в ноздри травинки. Маркиза скатилась клубочком и зашипела, выгнув спинку, готовая броситься и растерзать желтевшую в темноте галету.
- С утра закормлены, - посетовал Фадей Фадеич и покосился на меня. - А вы как на счёт подкрепиться?
На мой отказ:
- Ну, тогда по чайку.
И угостил ароматным, приправленным лесными травами, кипятком.
- Из какого роду-племени, какого сословия? - интересовался Скоробогатов. - Как зовут-величают?
Я представился.
- Было время, ворочал капиталишком - потом всё прахом. Начинать сызнова, сил нет - подался в странники.
- Звучит, как «в беглые», - усмехнулся Фадей.
- Пусть будет, коли нравится, но не каторжанин.
- Да ты не бойся, не велик и я законник - в лесах счастье мыкаю.
Чай пили без сахара по очереди из одной кружки, но выдули весь котелок.
Ближе к полуночи Скоробогатов засобирался.
- Вы как, спать будете - палатка свободна - или у костра подежурите?
- А вы куда?
- На промысел. Полночь - самое время.
- Звучит по каторжански. Можно мне с вами? А палатку сторожить пса оставим.
Осторожно ступая, Фадей Фадеич светил фонариком под ноги. Движения как у сапёра на минном поле - настолько неторопливы - и я понял, промысел начался. Шёл следом, но как не силился понять…, решил спросить. Шёпотом:
- Что промышляем?
- Тс-с-с. Следы подземных кладовых.
Скоробогатов опустился на колени, поманил жестом.
- Смотри. Видишь?
- Что это?
- Стебель папоротника. Он в полночь расцветает, если под ним таится самоцвет.
- Легенда?
- Быль.
И всего-то? Мне расхотелось шастать по ночному лесу.
- Я подожду вас у костра.
Луч фонаря упёрся мне в лицо.
- Что задумал?
- Совсем не то, о чём сейчас подумали. Неужто похож на человека, которому нужны сокровища? Дайте вашу руку.
Несложными манипуляциями в мозговых извилинах убедил Скоробогатова, что мне можно доверять. Он только подивился:
- И никакого азарта? Ну, ты, блин, не мужик.
У палатки развёл костёр поярче, под голову Саида, Маркизу на грудь - прилёг ночь коротать. Быть может, где-то на степном раздолье она нарядна звёздами, и зори, как румяна, здесь же глухой колодец - лишь запах, шорохи и тьма. Но думается хорошо: о том, о сём, как жизнь изменчива, судьба не предсказуема - то морг, то свалка, то лесной костёр. Назавтра быть к чему готовым? Знать бы….
Вернулся охотник за сокровищами под утро весь мокрый от росы. Чертыхался, переодеваясь у костра:
- Ведьмин лес! Туманы тут и днём таятся, а ночью - дело гиблое.
Присел к огню, покосился на меня:
- Не спали?
Подтянул рюкзак, поковырялся в нём.
- Опа-на! - на ладони самоцвет в полмизинца отразил всполох пламени.
- Что это?
- Рубин. А здесь сапфир, - он протянул мне кварцевый страз величиной с кулак. - Если увидите.
Я не увидел.
- С помощью колдовского цвета нашли?
- Да где там - под корнями сваленной сосны. Тут этого богатства видимо-невидимо.
- Ну, так копали бы подряд.
- Копать нельзя - здесь заповедник.
- А под цветами можно?
- Ну, там я цапнул куш - и был таков.
- Гоняют?
- Гонять гоняют, но не догоняют. Пока - тьфу, тьфу.
Рассвет, заштриховав полутени, оконтурил округу. Фадей Фадеич сварил суп из рыбной консервы, приправил сухарями.
- Ешьте ложкой из котелка, а я прямо из чашки через край.
- Да вы не беспокойтесь: приучил организм обходиться без пищи. И пушистых тоже.
- Ну, это вы бросьте, - Скоробогатов извлёк из чашки кусочек кильки, позвал Маркизу. - Кис-кис.
Та выгнула дугою спинку, бочком-бочком ступая, приблизилась, осторожно понюхала подачку, потом фыркнула, царапнула Фадеичу мизинец и стремглав скрылась за Саидом.
- Вот, стервец! - добродушно выругался кладоискатель и кинул рыбёшку собаке.
Саид размазал её лапой по траве.
- Корми таких, - обиделся Скоробогатов.
- Чай ваш ништяк, - я подлизался.
- С душицей. Только в чём его заварим - суп в котелке.
Потом нашёлся - перелил варево в чашку, всполоснул тару и, наполнив водой, подвесил над огнём.
- В обед сам съем, раз вы такой закормленный. А может быть, стесняетесь?
- Не поверили? Хотите, вас отныне навсегда лишу желания питаться?
- Это вы бросьте. Глисты в кишечник? Видал я одного такого, доходягу.
- Да нет, как раз в отличной форме будете - ни грамма жира, только кости, мышцы да кожный покров, через который питаться будете из окружающей среды. И никакого колдовства - фокус был известен одноклеточным задолго до появления сложных организмов. Но память ваша генная его хранит - лишь стоит пробудить.
- Без дураков?
- Да вот же вам пример, - я кивнул на своих животных. - Дайте руки.
Фадей Фадеевич Скоробогатов - почётный геолог СССР, автор ряда монографий о минеральных богатствах Урала и Сибири, открыватель нескольких месторождений полезных ископаемых, одно из которых, никелевое, могло озолотить, если б соответствующие документы были вовремя и правильно оформлены. Я притушил горечь потерь, убрал меркантильную подоплёку из интереса к цветам папоротника, чтоб не обескураживали неудачи, и запрограммировал на терпимость к ближайшим родственникам, хлопнув дверью, от которых он ушёл весною «в поле».
- Ну, как себя чувствуете?
- Кажись нормально, - лесной старатель почесал чело. На глаза ему попалась чашка с варевом. - Теперь добро-то пропадёт.
- А вы съешьте - хуже не будет.
- Да вроде только что поел, - Скоробогатов взял чашку, ложку и приступил.
- И ягоды ешьте, в лесу найдёте, и орехи - всё усвоится. Вас теперь не будет мучить голод в отсутствии еды, и жажда, когда воды не будет. Болеть не станете - хоть в прорубе купайтесь, хоть босиком по снегу.
Кладоискатель доел уху, всполоснул чашку и снова в свой рюкзак за свои сокровища. Протянул рубин:
- Возьмите.
Я отказался:
- Подарите снохе, или продайте и отдайте деньгами - купите себе покой на всю зиму.
Фадей Фадеич продолжал суетиться:
- Ночь не спал, а чувствую себя бодрячком, только в душе покоя нет - вот как-то, в должниках-то не привык….
Порылся в рюкзаке, почмокал недовольный, встрепенулся:
- Говорили, с фатирой напряжёнка - есть одна на примете. Конечно, не люкс в гостинице, но об эту пору жить можно. В стародавние времена, гласит история, даже зимой монахи там обитались, отшельники. Теперь разве только косолапый. Идёмте, покажу.
Скатали палатку, затушили костёр. Потом полдня едва пролазною тропой средь исполинских сосен сквозь заросли подлеска поднимались в гору. И вот она, вершина, и вот она, пещера.
- Здесь много лет святоши обитали - один помрёт, другой припрётся. Молились, жили, а после бурь искали самоцветы под вывороченными корнями. Куда потом? Должно быть, в монастырь несли, а может, прятали. Я их искал, но не нашёл. Вот посчастливится тебе - мне половину.
Не буду фантазировать, как и какие силы создавали этот грот в скале, но не забыты стол и ложе, и даже табурет - скруглённый сталагмит. Вот что уж точно рук человеческих творение - над ложем крест в стене по православному шестиконечный. Хозяина тайги следов обетования я не нашёл.
- Откуда быль?
- Столкнулся с ним нос к носу вон там, шагах, наверно, тридцати.
- Кто убежал?
- Со мной ружьё, а он своё забыл в берлоге.
- Стрелял?
- Вверх, только для острастки. Потом пещеру обнаружил.
Грот мне понравилась, и спутникам моим - обнюхались в момент. Поблагодарил старателя, сказал, что остаюсь, но не спешил он уходить. Поставил рядышком палатку и натаскал валежника - костёр палили ночи напролёт, вели беседы за жизнь, за философию, за пацифизм. А днями ловили рыбу удочкой, варили в котелке уху.
- Таков инстинкт врождённый: и есть не хочется, а брюхо набиваешь, - ворчал геолог, варево мешая.
- Скорее летний отпуск - река, рыбалка. Как тут без ухи?
- Тебя гнус достаёт? И мне лишь только слышится - твои всё фокусы?
- Теперь твои. Ещё немало открытий чудных твой организм тебе готовит - устанешь удивляться. За миллионы лет, что длилась эволюция, багаж солидный припасён - вот где сокровища.
Уходил Фадей Фадеич налегке, оставив мне палатку, спальные принадлежности, котелок с треногой.
- По внучкам соскучился. Но если плохо примут, зимовать к тебе вернусь.
Грот не гроб - здесь веселее. Над головою солнце, облака, внизу река шумит на перекатах да бликами играет. Поют пернатые, а аромат сосновый…. словами не сказать. Когда ж гроза бушует над окрестностью, уютней места не сыскать.
С рассветом ложе покидал и вниз бежал тропою до мшелых по бокам и лысых сверху гольцов - гиппопотамов Лимпопо, приткнувших к берегу. С них прыгал в воду и скользил в её глубинах, нимало не заботясь о дыхании. Мог океан перенырнуть, а в тесных берегах лишь щук пугал, хватая за хвосты, да выдре корчил рожицы - смотри-ка, деловая.
И спал, и бегал, и ходил - всё нагишом. На третий день или четвёртый одежду всю и обувь снял, запрятал в дальний угол. Поскольку чаще встретить можно здесь медведя - стесняться некого, а сменной одежонки нет, и до ближайшего универмага вёрст…. как бы ни соврать. А ветки с иглами, сучки сухие да роса буквально за неделю могли любой прикид в лохмотья превратить, а тело голое массажем лишь бодрили. Ступням приятней и полезней бегать по траве, хвое опавшей, шишкам и камням.
После пробежки и купания бродил средь вековых сосен. Они шумели в поднебесье густыми кронами, а будто песню пели о богатырской воле да подневольной доле. Чтоб вникнуть в смысл, прикладывался ухом к стволу в два-три обхвата и слышал гул, с небес передаваемых корнями в недра. Под эту музыку я засыпал и ощущал себя частицею природы - такой же вечной и необходимой. Моё призвание - осмыслить всё, понять и объяснить. И в пользу обратить, пока не знаю для кого. Но счастлив был, и хочется того же для всех и вся.
Под вечер возвращался в грот. Налюбовавшись красками заката и всполохом костра, ложился спать под шёпот и миганье звёзд. А если дали заносила облачная хмарь, зарницы красили безрадостное небо и прочили грозу.
Проблемы были у меня.
От травмы черепной утратил силу зрения мой левый глаз. Причина в чём? Вошёл, увидел, исцелил. На радужную оболочку хренотень налипшую убрал. С фокусом как будто нелады - поправил. В зрачке сменил подзамутившуюся жидкость. Всё мысленно, всё силою ума. И заморгал мой левый глаз не хуже правого. В смысле, вернулось зрение до прежней остроты.
Со слухом что? Как будто воспалён ушной канал - распух и затвердел, и пережал вестибулярный аппарат. Ну, это тоже поправимо. Тихонечко-тихонечко, по клеточкам и даже на молекулы ту плотность рассосал душевными напрягами - и слух вернулся, а головы кружения ушли.
Вот только ямка в черепе никак не поддавалась, и глаз Масяни врос, как тут и был. Что за напасть! Я и проникнуть в эту полость никак не мог, и суть её понять - как будто бы нужна, но для чего. Быть может, выпуклостью изнутри мне подпирала новые мозги, так изменившиеся после травмы? Отчаявшись, на том и успокоился. И Шивы третий глаз принял, хотя не видел им. Подумал, что кристалл, возможно, служит мне антенной для интерполяции души. Попробовал, и получилось - телепатическая связь с хвостатыми. И пёс Саид, и кошечка Маркиза от мысленного зова стремглав неслись ко мне.
Моим друзьям четвероногим жилось, скажу, не плохо. Саид в пробежках и прогулках сопровождал меня, но к гроту только возвратясь, Маркизе место уступал - та по пятам за мной, наскучавшись. На ложе ей место красное - подмышкой у меня, и на коленях у костра. Я говорил с ними, чтоб не забыть звук человеческого голоса - они внимали: мурлыкала Маркиза, пёс заливался лаем. Им невдомек, откуда, что и почему к ним привалило - просто наслаждались нечаянно дарованным и были благодарны.
Я ж терзался.
Казалось, черепная травма вернула мне способности оптимизатора. И даже более того - седые грива и борода по грудь не старили меня ничуть. Ну, может, только внешне. А в организме день ото дня я ощущал омоложение - заряд на долгожительство (а может навсегда?). Не замечал и прежде за собой способностей к целительству и экстрасенству. Ну, Билли-то, тот мог, а мне откуда дар? От молотка? Я стал способен проникать в чужого мозга клетки, и даже более того - настраивать их и понимать. Такие вот приобретения.
Теперь потери. Я потерял потенцию - уж не влечёт меня любовных игр страсть, и женщина не кажется загадкой. Быть может, это плата за бессмертие? О чём-то о таком говаривал двойник мой Лёшка, арбузных семечек мичурин. Либо ты множишься и умираешь, иль вечен, но бесплоден - таков природы приговор. Хотя суров - ведь можно было как-то извернуться и отношения сберечь (вы понимаете какие) без размножения. Тут, как ни бился, был бессилен. И смирился.
Шли дни, недели, лето пролетело.
Отголосили журавли в осеннем небе и клином подались на юг. Прощаясь, клялся, что дождусь! Печально и светло в природе, и на душе святая благодать. На крест смотрю, в стене долблёный - с тобой мне зимовать. Наверное, в постах, молитвах, чтении книг церковных быстрее время пролетает, но где мне веру взять, коль её нет?
В преддверье первых холодов пожаловал незваный гость. Вернее гостья - медведица, матёрая и на сносях. Маркиза первая учуяла и шмыг за мою спину, оскалившись, к ногам Саид прижался. Потом и я увидел - медвежью морду во входном проёме.
Заходи, будь гостьей и располагайся. Шагнул навстречу, отправив мысленный позыв - меня не бойся. Ты зимовать явилась? Места хватит - засыпай ложись. Сон твой обережём, здоровьишко поправим - я чувствую в тебе свинец. От браконьерской пули?
В ответ рычание.
- Ты гонишь нас? - я вслух сказал. - Напрасно, вместе веселее. И теплее, зима грозится лютой быть - смотри сколь ягоды в лесу.
На голос мой звериный рык.
- На битву вызываешь? А подобру никак? Ну что ж….
Напряг всю умственную мощь и через Масянин глаз сигнал направил - смирись иль уходи. Сумрак пещеры пронзил холодный луч. Гостья рыкнула надсадно, прочь подалась - смиренье ей не по нутру. А жаль - ведь мог немало сделать для неё и будущего медвежонка. Хотел наутро попросить Саида отыскать следы, но передумал - к чему навязываться, раз был отвергнут. Найдёт себе берлогу - лес глухой.
А после выпал снег, ударили морозы - пришла зима. Запорошенный, заваленный и заметённый в своём уютном гроте я философствовал с собой наедине. Искал истоки мироздания, пронзая мыслью время и пространство, и память клеточную теребя до самого неорганического состояния. Казалось, что материя была всегда, но мне Венера говорила, что ей предтечею энергия была, но память то, увы, не сохранила. Или бессилен разум мой тех рубежей достичь?
Вводя рассудок в летаргическое состояние, я отдыхал, паря в дыму над Бородинским полем, или качался на вантах «Санта Марии» Христофора. Мне клеточная память показала, как падали от вражьих стрел спартанцы Леонида, как строил усыпальницу Хеопс, и как Адама Ева совратила (на театральной сцене французских королей). Гулял я по холмам, усеянным костями динозавров. Свидетелем был остывания Земли, когда из раскалённого осколка солнца сложился ком. Но что же было прежде? Был Хаос - мрак, оглушающая тишина и абсолютно не было движения. Так вот каков ты ноль отсчёта исторического бытия.
Рубеж достигнут, но нет ответа - откуда всё взялось?
Пришла весна.
Растаяли снега, и я возобновил пробежки по утрам, радуясь, что не сошёл с ума в бесплодных поисках начал начала. Казалось, жизнь моя сложилась, и дело времени все тайны мне постичь, но вот однажды, в преддверье лета….
Сбежал тропою вниз, встал на колени и зачерпнул в пригоршню речной воды. Как холодна, чиста, прозрачна! И как вкусна!
- Ой, смотрите, - звонкий голос с того берега, - голый дед.
- Наверно, снежный человек.
- Как поживаешь, йети?
Я поднял голову. Двое парней и девушка на берегу за речкой рассматривали меня и торопились снять на кинокамеру. Туристы, надо думать - на природу выбрались, да забрались уж больно далеко. Счёл благоразумным в контакты не вступать, купанье отложить, и молча удалиться на вершину. Пошёл, а за спиной:
- Эй, стой, куда ты? Мы не желаем тебе зла.
- Скажи, ты, правда, снежный человек?
- Слабо его поймать?
- Какой же это йети - старик безумный искупаться вышел.
- Здесь нет жилья.
- А я и говорю, что чокнутый.
Поднявшись выше, увидел на противоположном берегу машину легковую, костёр, палатку, а вот людей там не было - наверное, пересекают реку и лезут в гору, преследуя меня. Ну, что ж….
Вернулся в грот, надел единственный наряд и сел у входа поджидать, закон гостеприимства соблюсти - «добро пожаловать» сказать. Напрасно ждал - их не было тотчас, ни в полдень, ни в закатный час. Костёр палил до полуночи, чтоб знали, где меня найти. Не заявились….
Ночь минула.
И с ней растаяли следы присутствия не прошеных гостей - авто, палатка и костёр.
Принял обычный повседневный вид, то есть лишил себя одежды, и потрусил тропою вниз. На повороте с обрывистой скалы, мельком взглянувши вниз, увидел девушку не в джинсах и штормовке, как вчера, а в купальнике на дне реки, под двухметровым слоем прозрачной как стекло воды.
Никак беда случилась?
Ускорил бег, добрался до гольцов и прыгнул в воду. Проплыл немного против струй течения и оказался под скалой над телом, что на дне реки. Нырнул, поднялся на поверхность с грузом, доставил на гольцы. У девушки пробита голова и ссадины в боках - сорвалась со скалы, бедняжка, преследуя меня. Но где твои друзья? Ответ напрашивался - убежали.
Поднялся в грот, уложил тело на палатку, присмотрелся….
Как хороша бровями и губами, ресницами сомкнутых глаз. Наверное, отроду ей лет восемнадцать - благословенный возраст, время ль умирать?
Её ладонь в моей. Так, так, посмотрим, милая, возможно ль воскрешение. Проломлен череп, но мозг не повреждён - надежда есть. Потеря крови велика - да, Бог с ней, восстановим. Чисты ли лёгкие? Чисты. Вода лишь в пищеводе. Переломы рёбер - я их сращу, целее прежних будут. Давай, голубка, просыпайся - ты можешь жить, и ты должна. Но сколь ни бился я, жизнь не вернулась.
Пойдём другим путём. Проник к ней в мозг. Студентка, звали Евой. Немного с возрастом ошибся - ей девятнадцать минуло уже. И нет у ней любимого - так, увлечение одно. За ним и увлеклась на пикничок. Себя увидел в памяти её - седым, лохматым и нагим. О, Господи, ну, что за вид!
Компьютер цел и хоть сейчас в работу. Давай, дружок, давай - пошевели рукой. И дрогнула рука, и пальцы сжались. Теперь ногой - коленочку она согнула. Ты можешь встать? Могла б и встать, да сам одумался - что я творю? Зачем мне зомби вместо человека?
Задумался надолго. Всё цело и могло бы жить, но жизни нет. Прекрасная принцесса, не заколдована ли ты? Где принца взять для поцелуя? Сгожусь ли я? И я склонился, и уст её коснулся поцелуем, потом чела. Всё тщетно - принцесса, как была, мертва.
Искать, надо искать - в ней миллионы клеток, быть может, хоть одна жива. Из искры той раздуть бы пламя, чтоб занялось по телу по всему и возродило к жизни. И я искал….
Да клетки живы - бери любую и клонируй Еву. А как мне эту девушку спасти?
Часы летели, как минуты - вот день угас, ночь пролетела. Шаги у входа, голоса.
- Саид, нельзя.
Люди в форме:
- Вы задержаны.
- Одеться можно?
- Да.
Какая всё-таки нелепость - хотел спасти, а думают, что надругаться. А те, кто раньше с нею был, кто бросил девушку и убежал, теперь в свидетелях.
- Наручников не надо, сержант, я сам пойду.
- Пойдёшь, куда ты денешься, - и застегнул второй браслет на свою руку.
Так и спускались с ним с горы - плечо к плечу, рука об руку. А парни в форме МЧС несли носилки. У гольцов стояла лодка надувная с мотором подвесным. Прощай, принцесса дорогая, расходятся пути - тебя увозят в морг, меня в кутузку. Что ж не судьба тебе помочь, хотя пытался и думал, что смогу. Наверное, не там искал. Ещё неопытен. Прости.
- В чём моя вина? - спросил сержанта.
- Там разберутся: есть тело - возбудят и дело. А мне тебя доставить надо.
- А их что не браслетишь? - кивнул на тех, кто раньше с нею был.
- Не убегут. Теперь кто кинется бежать, тот виноват - смекай.
УАЗик потряхивает на просёлочной дороге. В салоне все молчат - что говорить: погибла девушка в расцвете юных лет. Пижона два, не напрягая сил, ретировались. А полоумный старикан хотел над трупом надругаться. Как скверна жизнь!
- Тебе не отбрыкаться, - вещает капитан с переднего сиденья.
Мог возразить - есть доказательства? Мог упрекнуть - была возможность девушку спасти, а мне не дали. Но я молчу - жалок лепет оправданий, судьба свершит свой приговор. Смирюсь с любым решением суда - не воля мне нужна, а знания. Могу бег времени, ведущий к старости, вспять повернуть, но как связать порвавшуюся жизни нить - не разумею.
- Хреновая тебе грозит статья, - гундосит капитан. - Таких кастрируют на зоне.
Что за причина ему меня жалеть иль ненавидеть? Участием исполнен иль ехидством? Проникнуть в мозг да подсмотреть, какие мысли держит капитан милиции.
Масяня, напрягись! Невидимый простому глазу луч коснулся капитанова затылка.
Усталость, потное бельё, боль повреждённого мениска, сын двоечник, жена толстуха…. Где мысли обо мне? Ага - брезгливость, отвращение и скука.
- Ты раньше в морге не работал?
Напрасно чванишься - могу тебя сейчас я, капитан, заставить в ноги мне упасть и лобызать колени. Могу проблемы все решить…. Но ограничился лишь чинкою сустава.
- Фу, вроде отпустило, - он потёр колено, сказал водителю. - Я подремлю.
И голова к плечу склонилась.
Мой третий глаз невидимым лучом вскрыл тайну помыслов водителя УАЗа. Он в мыслях пел. Чему-то радовался, напевая:
- Крепче за баранку держись шофёр….
Любит профессию свою?
- Пусть пропахли руки дождём и бензином….
Дорог романтик? Так шёл бы в дальнобои.
- Радостно встречать тебя с маленьким сыном….
Чает семью увидеть? Рад возвращению домой? К чему гадать - весь мозг его как на ладони. Э, нет, брат, ты поёшь лишь от того, что плохо говоришь. Заика ты - вот в чём причина. Ну, дело поправимо. Вот этот узелок нейронов размотать, и будешь ты иным говорунам подстать.
Чего молчим? Не верим счастью своему? Стесняемся? Боимся?
Водитель протянул к сержанту руку:
- Валер, дай сигарету.
- Ты закурил что ль?
- Пока принюхиваюсь.
- Не стоит начинать - потом спасибо скажешь.
- Зажилил?
- Отвали.
Помолчали. На рытвине сержант ткнулся косицею в стекло и встрепенулся.
- Ты ж заикался.
- Надоело.
- Ну-ну.
Мы с тобой, сержант, как братья, скованные одной цепью: случись, что на дороге - судьбу поделим. Давай уж заодно посмотрим, чем достаёт тебя шальная жизнь.
Потерь немало. Учёба в институте, пьянка, отчисление. Служба во внутренних войсках, ГИБДД, подстава. Переведён в патрульно-постовые, засада, перестрелка и ранение. Награда и хана карьере. Теперь боишься, что вот-вот из органов попрут, а жить на гражданке не умеем. Чем помочь?
Не груб ты от природы и не озлобился от неудач. Ты вдумчив и признаёшь причинно-следственную связь, не веря в чудеса и совпадения. Стоп-стоп, да ты рождён, чтоб следователем стать, а мы тебе поможем.
Вношу программные поправки и дополняю информацией. Ну, мистер Шерлок Холмс, за дело!
Меня определили в КПЗ.
- Три дня тебе сидеть, - сказал охранник, ужин раздавая. - Потом отпустят, если не предъявят обвинение.
- Ну, что, дедок, набедокурил? - спросил сокамерник бритоголовый, мою еду глазами пожирая.
Подвинул ему чашку:
- Вы ешьте - я с утра закормлен.
- Вот это дело! Что за статейку тебе шьют?
- Я не силён в параграфах УК.
Ещё один весь синий от наколок вмешался в разговор:
- Ты расскажи, что было - статью мы подберём.
Я рассказал, как девушку поднял со дна из-под обрыва, как силился спасти.
- И где тут криминал?
- Когда нашли мою обитель, она в купальнике, я без одежды был.
Переглянулась камера: всё ясно - некрофил.
В наколках весь который в дверь постучал.
- Чего тебе? - откинулось окошко.
- Эй, начальник, почто не уважаешь публику - ведь мы не фраера. Грязь в камеру зачем засунули - два шага до греха.
- Заткнись и спать ложись, - ответило окно и с грохотом закрылось.
Зловещая установилась тишина. Потом бритоголовый:
- Ты вот что, труполюб, на нары не рассчитывай, за стол больше не суйся. В углу парашу видишь? Там приземляйся.
Я мог бы всех троих в толчок тот окунуть, под нары запихнуть иль на коленях всю ночь псалмы заставить петь. Но разве виноват козёл, что бородой трясёт - природа всё, природа. А здесь обычаи. И воспитание.
Присел на корточки в углу в соседях у параши. А те за стол - в картишки резаться. Посмотрим, что за люди.
Худой и тощий, с дряблыми щеками - квартирный вор, с открытой формою туберкулёза в лёгких. Вот вам кого бояться, а вы меня прессуете….
Бритоголовый - гоп-стопник четырежды судимый, наркоман с психическим расстройством, бывает буйным и опасным. Пока ширяется - спокоен, ну, а при ломке - убъёт и глазом не моргнёт.
Татуированный - мокрушник, гниёт от сифилиса, и некому лечить. Придётся мне. Где угнездилась та зараза, что кости размягчает? Впрочем, где бы ни была - здесь скальпель не поможет. На борьбу весь организм настроить надо, компьютер подключить - чтоб клетка каждая непримиримостью пылала, заразу прочь гнала.
Ну, что, Масяня, ты готова? Тогда приступим….
- Ой, худо мне, - весь синий от наколок карты бросил. - Пойду, прилягу.
- Что, ломка?
- С чего бы? Всё нутро горит.
Через минуту он в глубоком забытьи, не дышит даже - так напряжены в смертельной схватке со смертельною болезнью все силы. И дольше длится кома пусть, но будет он здоров и чист душой. Об этом тоже позаботился, не тратя даром времени в мозгу.
- К чёрту! Не идёт игра, - бритоголовый встал из-за стола. - Эй, труполюб, открой-ка пасть. Коронки золотые есть?
Я луч невидимый через Масянин глаз в него направил.
- Что такое? Ха-ха-ха! Кажись, накрыло.
Качнулся он назад, присел на табурет, откинулся спиной на стол.
- Откуда кайф? Твои проказы, труполюб? Ты говорил, что мёртвую со дна достал и оживить пытался. Готов поверить, что не измывался. Ещё добавить можешь?
- Приляг, чтоб не упасть.
- Причалюсь наверху, тебе топчан свой уступлю - айда, располагайся.
Я перебрался.
- Давай, давай - ты обещал.
И вот уже второй сокамерник почует в коме - на излечении психика и совесть. Проснётся новым человеком для общества и для себя.
Квартирный вор раскладывал пасьянс, потом готовился ко сну, потом прилёг. Ворочался, вздыхал и наконец, не выдержал:
- Слышь, ты, друид, волшебных повелитель снов, мне чарочку налить не сможешь?
- Ты выпить хочешь?
- Нет, бабу голую во сне.
Тебе, родимый, палку Коха без микроскопа показать, а ты….
А вслух сказал:
- Не хочешь ли Антонием на время стать - пошоркать спину Клеопатре?
- С великим удовольствием - кхе, кхе….
Прокашлявшись, он сплюнул на пол.
- Ну, так усни.
Царица в ванной, и тысячи бактерий Коха, коих надобно сразить, чтобы пробиться к Клеопатре. Любовь и сон тебе помогут очистить лёгкие и затянуть каверны, заляпанную душу отряхнуть от скверны. Спи, лечась, и просыпайся честным и здоровым.
Тихо стало в камере - не слышно и дыхания.
Ещё троим помог мой дар. Пусть людям и не самым лучшим, но с видом на житьё-бытьё, а девушку не спас. Ведь кажется, постиг в структуре человека всё, с закрытыми глазами собрать и разобрать сумею, спасу в пол шаге от черты, а вот за ней - не разумею. И некого спросить, и негде прочитать - всё надо постигать.
На этом, успокоившись, уснул.
Наутро в КПЗ переполох - шутка ли, три трупа. Ну, не трупа, а всё-таки живые так не спят - ни нашатырь, ни тормашения, ни искушения врачей не могут разбудить. Свезли их в лазарет. Меня к начальству.
- Что с ними сделал ты? Их завтра выпускать - задержаны в притоне, а на арест следак не может накопать.
- Пускай поспят до самостоятельного пробуждения - это лечебный сон.
- Ты кто?
- Целитель.
Майор наморщил лоб.
- Ты их гипнозом?
Пусть будет, раз иное сложно к пониманию.
- Я усыпил их для того, чтобы болезни удалить из организма и склонность к воровству и беззаконию изжить.
- Не хочешь ли сказать…. Ну, хорошо, давай посмотрим. А если не проснутся?
- Вадим Сергеич Белооков, Бельмо в преступном мире, проснётся завтра к вечеру без тяги к наркоте и не грабителем со стажем, а агнецом в душе. С недельку пролежит Духно - туберкулёз не шутка, свищи не синяки. Всех дольше в коме будет Корольков, но встанет чистым и здоровым.
- Я должен на слово тебе поверить?
- Зачем же на слово - могу и доказать. Вас беспокоят камни в почках, и вы не знаете, на что решиться, когда и как их удалять. Хотите, организм настрою так, что впредь они не будут зарождаться, а те, что уже есть, рассыпятся и выйдут вон.
- Про камни на лице прочёл?
- Зачем, их вижу наяву.
- Как долог срок?
- Два-три часа оздоровительного сна.
- Ты случаем не Мессинг? Он, говорят, вот так от Сталина ушёл, загипнотизировав кремлёвскую охрану.
- Вольф Мессинг - шарлатан, а я - целитель. Мне дар особый свыше дан, чтоб людям помогать.
- Ты посиди-ка в камере, Целитель, а я подумаю.
В конце того же дня он навестил меня.
- Я подумал, если по утопшей что накопают на тебя, в СИЗО переведут. Так уж лечи, пока ты здесь.
- И не боитесь? Дайте руки - вижу, что боитесь. Хотел бы убежать - я убежал ещё в пути сюда. Поверьте мне. Ложитесь….
Спит майор, а мне не устоять против соблазна проникнуть к нему в мозг. Кирилл Петрович Реутов (ну, почему не Троекуров - вот был бы шарм) неплохой, однако, человек - из тех, что в органы пришли по комсомольскому призыву. Ведь неспроста чуть не в глаза зовут его коллеги Чистоплюем. Мне нечего ему добавить в душу, займёмся телом - там всегда найдутся лекарю дела….
За три часа оздоровительного сна раз двадцать в камеру через глазок смотрели - картина не менялась: я у стола, майор на нарах. Потом вошёл охранник:
- Что с ним?
- Сейчас проснётся - лучше не будить.
И он присел.
- Так вы действительно болезни лечите?
- А что у вас?
- Говорят, что ревматизм - вот здесь болит, и здесь.
- Я научу вас самоизлечению. Глаза закройте. Выше переносицы почти во лбу сейчас зажжётся огонёк. Видите? Светящаяся точка - это подсознание. Теперь направьте её к месту боли и прикажите боль убрать. Смелей-смелей. Ну? Отпустило? Вот видите. Так поступайте каждый раз, когда прихватит.
- Что-то новое, - сказал майор. Он уже открыл глаза и наблюдал за нами.
- Самоанализ и контроль - под силу каждому.
- Я слышал, подсознание нашёптывает разгадки тайн, но чтоб лечить….
- А что вы вообще о нём слыхали?
Майор поднялся с нар, подсел к столу.
- Подсознание есть тень сознания.
- А что, по-вашему, сознание?
- Это жизнь, томящаяся в теле.
- А смерть - УДО (условное досрочное освобождение)?
- Какая жизнь - иному смерть как избавление. Мой дядька генерал-майор в саду на яблони повесился утренней зарёй.
- Мук совести не вынес?
- Мук рака лёгких - его болезнь живым сжирала. Ну, я пойду.
- Как себя чувствуете?
- Вроде бы неплохо, но вскрытие покажет, говорят врачи.
Последующие дни и ночи, не смыкая глаз, я врачевал ментов, задержанных, ментовскую родню….
Майор привёз картавого сынишку. Минут через пятнадцать он выдал мне:
- Карл у Клары украл кораллы, а я у папы пистолет стащу.
Пришлось мальчишке править и мозги.
Наконец явился сам помощник городского прокурора, закрыл лечебницу:
- Свободны - по делу о погибшей вас не в чем обвинить.
Заставил расписаться и подвёл к окну:
- По вашу душу.
У здания ГОВД перед крыльцом парадным собрался народ.
- Кто это?
- Фанаты вашего таланта. Не стоило так афишировать себя.
- Я лишь хотел помочь.
- Теперь, однако, помощь нужна вам.
- Ну да конечно, ведь я не в силах всё человечество оздоровить.
- Если хотите, я отвезу вас на вокзал.
- Мне нужно в заповедник, там, в пещере остались четвероногие друзья.
- Я отвезу вас с заднего двора, инкогнито.
И он провёл меня в свой чёрный «Мерседес», заставил лечь на заднее сиденье.
- Так надёжней.
Закончились короткие пробежки меж светофоров, машина вышла на простор.
- Вы не могли бы маму посмотреть мою, - сказал помощник прокурора. - Как говорится, услуга за услугу.
- Что с ней?
- Не встаёт.
- Давайте съездим. Это где?
- За городом в селе.
Забор высокий пытался скрыть высокий особняк, какой селянам не построить. Три этажа, на первом - огромное фойе с аквариумом в полстены, и пальмы в кадках, полотнища известнейших картин. Должно быть, репродукции….
- Наверх, пожалуйста, - хозяин торопил.
Под балдахином на роскошном ложе дремала женщина с седыми волосами. Ей девушка в передничке на синем платьице читала детектив.
- Идите, Лиза. Мама, спишь? Я чудо-лекаря привёз - тебя он пусть посмотрит.
- А? Что? - глаза открылись, но не увидели меня и сына тоже. Взгляд неосмысленный блуждал в пространстве, не ведая за что бы зацепиться.
- Мне руку для контакта надо.
- Мама, руку дай.
- А? Что? Вы отравить меня хотите?
- Ты глупостей не говори, - помпрокурора сунул руку под одеяло и вытащил трясущуюся кисть с бордовыми ногтями.
Обширнейший склероз в обоих полушариях, расстроен мозжечок, в осколках памяти - врачи психиатрической больницы, холодная вода, уколы, красный свет.
- Есть два пути её выздоровления: естественный - от летаргического сна, искусственный - от моей настройки. У каждого свои достоинства и недостатки. Естественный продлиться может долго - полгода, год, а то и два. Но выздоровление стопроцентно - она проснётся с организмом без единого изъяна и долго проживёт. Искусственный…. Я не могу вам поручиться, что до всего смогу дойти и хвори победить. Все клетки мне физически не охватить, и где-то может притаиться рецидив. На что решитесь?
- Вот этот сон…. А вдруг она из комы не вернётся? Где вас искать?
- Искать, чтоб наказать? Не бойтесь, живых умею я спасать. Вот мёртвой девушке не повезло - пока бессилен против смерти.
- Колдуйте, я пойду - не буду вам мешать.
Вечером того же дня и в том же доме.
- Как мама?
- Спит - теперь надолго.
- Отужинаете с нами?
- Вы собирались отвезти меня.
- Ну что вы, на ночь глядя? К тому же сюда едет человек и жаждет встречи с вами.
- Ещё один больной?
- Нет, деловой.
Пришлось отужинать. Потом бильярд. Потом сигара с кофе на террасе под куполом ночного неба. И наконец….
- Прошу вас в кабинет.
Деловой улыбкой золотой и жирной лапой приветствовал меня.
- Рад, очень рад. Иван Иванович Грицай. А вас?
- Я БОМЖ без имени, можете - эй, ты. Как вам удобно.
- Весьма оригинально. Откуда же талант?
- Случайность, как всегда. Кому-то молния способности дала, а мне от молотка достались. - Я почесал пандану. - Ударом в лоб.
- Весьма занятно. Теперь, как сказывали мне, вы лечите людей гипнозом?
- Не совсем. Я - настройщик. Ведь мозг человеческий это компьютер, способный глючить, зависать и даже отключаться.
- Ваш инструмент?
- Телепатическая мысль, способная влиять на клетки головного мозга. Но надо знать, куда попасть, что сделать и не навредить.
- Вы экстрасенс?
- Не буду отрицать. Умею мысли я читать, и вы сейчас, как на ладони.
- Неужто? Это интересно. О чём я думаю?
- О прибыли, конечно - как мой талант себе на пользу обратить. Гораздо интересней, как появились вы на свет.
- Из чрева матери в роддоме.
- Я не о том. Вы были комсомольским вожаком. После Великого Развала сошлись с братвой, общак держали. Когда Движение менты вязали, смотались вы и всплыли здесь под видом делового джентльмена. Вы - новая российская элита, замешанная на крови братвы.
Он щурил глаз, смотрел через стакан, зубами губы жирные кусал.
- И ваш ответ?
- Я говорю вам нет.
- А что последует за этим, предвидеть можете?
Я оглянулся на помпрокурора.
- Мне была объявлена свобода.
Но тот развёл руками - увы. Я усмехнулся горько:
- Не страшно вам дорогу магу заступать, ведь я могу вас сделать дураками и памяти лишить?
- Что ж не лишил, когда повязан был над трупом? - теперь хозяин дома улыбку натянул.
Устал я. Устал я в эти дни гораздо более чем в поисках первоистоков. Не хочется прямить извилины двум негодяям - судьба сама накажет их. Мне их не жаль.
- Устал. Нельзя ли в ванну?
- Откат пошёл? - настала очередь и деловому усмехнуться. - Но до тех пор, пока лояльность не докажешь, с охраной будешь.
Помпрокурора:
- И помни, ночью по усадьбе собаки без цепи….
За дверью кабинета два шкафа с пустыми антресолями пристроились к моей спине и проводили в ванную. Я там разделся, снял пандану. Ну что, Масяня, покажем им на что способны, и пропустил сквозь тело свет. Вернулся в коридор, швырнул охранникам одежду:
- Другой прикид несите мне.
И прочь пошёл невидимый никем. Добрался до балкона. Ну что, Масяня, взорлим у мира в сером хламе - если летать умеем, что толку землю бить ногами. Невидимый, неслышимый и невесомый я оторвался от перил балкона и, плавно набирая высоту, поплыл по воздуху в ночную даль. Туда, где солнце село за горою, где ждут меня мои пушистые друзья.
То-то радости от встречи - они и не заметили, что невидимый я. А мне подумалось, что угол преломления им тоже стоит поменять - ведь будут нас искать.
Угомонились пред рассветом, а на пробежку вышел я - уж солнце высоко. Глядь, девушка на валуне сидит нагая, из вороха ромашек плетёт венок.
- Здравствуй, - удивился. - Кто ты?
- Я Ева - не узнал меня?
- Ты жива?! А тут что делаешь?
- Жду тебя. Боялась, не дождусь - мне нынче улетать.
- Куда? Зачем? В таком-то виде?
- На Божий суд - ведь я душа, и нынче на исходе девятый день, как бренные останки покинула.
- Чудные, Господи, дела!
- Уже готов, примерь, - венок ромашковый мне на чело надела.
Я удивился:
- Меня ты видеть можешь?
- Ведь я душа. Гораздо удивительнее то, что видишь ты меня. Простому смертному такое недоступно.
- Ну, значит, я бессмертен.
- Бессмертна лишь душа, а ты телесен.
Предположение, а может быть, догадка лучом прозрения вдруг осветили мозг.
- Видать, конфуз произошёл. От травмы черепной, - коснулся пальцами Масяниного глаза, - сознание совсем покинуло меня, а вот душа осталась и правит бал.
- И что ж Всевышний, так её и не призвал?
- А я в его реестрах и не числюсь - я человек другого измерения.
- Чудно. Ну, Бог с тобой. А мне пора.
- Постой. Ты не хотела бы вернуться в своё тело и жить со мною здесь, на природе, познавая мир? Сейчас за ним слетаю и извлеку из-под земли. Все травмы и болячки излечу, и даже тления следов не сыщешь - ведь я Целитель.
- Не стоит. Я как раз в реестре, и срок земного пребывания уже истёк. Прощай. Жаль мы не встретились при нашей жизни - без всякого сомнения, была б твоей. Позволь мне поцелуй вернуть.
Дуновение, чуть ощутимое, сродни дыханию, коснулось губ. Ева растаяла во мне.
Венок остался на челе.
А. Агарков. 8-909-071-13-94
п. Увельский 2011г.
Обсуждения Целитель