Бесконечность

Новый день разгорался непредсказуемо и пестро. Тонул в бесчинстве красок, вспыхивал оттенками и полутонами, заворачивался в зыбкий шлейф сменяющих друг друга картин.

Нет, не так. Новый день начинался предсказуемо и пошло. Кларк стоял у распахнутого окна и скучающим взглядом перелистывал приевшиеся до зевоты аляповатые детали пейзажа. Каменистый пляж, у самой воды обрывающийся узкой полоской горячего серебряного песка, небо, лоснящееся золотом, забрызганное прозрачно-бирюзовыми каплями солнца...

Я хочу написать о Витебске, все до самой последней строчки. Описать все улицы, лестницы, дома из красного кирпича, сиротливый бюстик Суворова, на изогнутой старой улице, вновь поднимающиеся церкви, на горе у креста, с которой помню казалось бы еще так недавно сигали на портфелях по снегу и конечно немилосердно резали их о торчащие из земли гвозди и просто ржавые прутья, а дома потом говорили, что это какие-то недобрые люди в автобусе... И стыдно было за эту ложь и боязно что узнают и весело...

Знакомство… Встреча… Свидание… Поцелуй… Симпатия… Влюбленность…. Секс… Любовь… Разлука… Расставание… И снова знакомство… Бесконечный круг… Боль… Слезы… Счастье… Радость… Печаль… Порой задумываешься зачем влюбляться снова, ведь опять может быть больно… Но… Все равно бросаешься с головой в этот омут под названием любовь, не боясь утонуть, погибнуть, пропасть попав в водоворот чувств. Это как наркотик… Такое сладкое чувство… Ты пьешь его по глотку или выпиваешь сразу стакан, хмелея как от алкоголя...

Когда я говорю, он, зевая, смотрит за горизонт, а спустя час после того, как я зарываю последнее слово в песок, - оживлятся. В такие минуты он часто с жаром утверждает, что я бесподобна и, вне всякого сомнения, самая особенная девушка из всех, кого он когда-либо встречал. Я знаю, что он бесконечно несчастен в эту минуту, поэтому бью его по голове влажным полотенцем и долго ношусь по пляжу, несмотря на то, что он ни разу не погнался за мной следом. Его безразличие ставит меня в глупое положение...

Он собирает древние книги и все еще думает, что они научат его истине. Когда, приходя домой, я обнаруживаю на заднем дворе небольшой костер из проросших плющом манускриптов, я уже знаю, что он снова нашел неколебимый и вечный источник вселенской мудрости. Он кажется взволнованным и сбитым с толку, в сотый раз, находя новые плоды познания добра и зла. Это означает, что как минимум до субботы мне можно не точить карандаши.

Поэтому я подолгу наблюдаю за ветвями деревьев. Я все еще жду, что...

«Напишите книгу свое кровью, и ваши кости обратятся в золото», - вот что сказано на обложке тетради, которую он всегда носит с собой. Иногда, когда мы ложимся спать, он кладет ее под подушку, утверждая, что это позволяет ему даже во сне участвовать в постижении высоких материй. Тогда я кладу под свою подушку кирпич, утверждая, что это позволит спасти его от разматериализации в том случае, если во сне его духовный рост намного опередит физические возможности тела. Он целуешь мои руки и хвалит за...

Иногда в нашем доме, построенном на воздушных сваях, случаются дни молчания. Они складываются из дырявых мешков смеха, шумных разговоров, вырастающих из темного пива и сбежавших с соседских огородов гномов, игры в петанк, сидения в кресле-качалке, шатаемой ветром, фотографий и прочитанных чужим стихов... В такие дни я сильнее, чем когда-либо, чувствую, что пространство наполнено лишь им, и на всем лежит его взгляд, и во всем – его голос. Мне хочется написать ему письмо, что-то очень красивое и...

Порой, когда я прихожу к нему в комнату, неся в подоле спелые лесные орехи и летние яблоки, откусив которые начинаешь видеть, его в ней нет. Только на столе лежит толстая книга, и ветер играет страницами, шелестит и смеется – попробуй, догадайся, где он.

А мне и не нужно догадываться. Никто из тех, кого я знаю, не умеет читать книги, минуя слова и буквы, только он. Я знаю, что бы я ни говорила в эти минуты, он не прервет своего путешествия, зато вечером меня ждет удивительный рассказ о...

Однажды Октябрь Борисович попал в больницу. Колесников узнал об этом в тот же день и придя обнаружил его спящим вытянувшись на кровати как тонкая наполовину сгоревшая лучина.

Стараясь не разбудить его, он тихонько сел на стул в изголовье. На тумбочке лежал лист бумаги. Не двигаясь что бы старый стул не заскрипел Колесников скосил глаза и прочитал:

«…Сначала это чувство похоже на легкий оттенок ностальгии, который приходит в середине путешествия, когда ты уже посмотрел все...

Помнишь свои первые шаги в постижении музыкальной грамоты? Ты сидишь на неудобном табурете без спинки, ноги едва касаются пола. Перед тобой непослушные тугие клавиши, над ними ноты - крючки, непонятные значки, надписи на итальянском.

Рядом - учитель. Ты изо всех сил пытаешься понять, что зашифровано в нотах, при этом чуть не ломаешь суставы пальцев, силясь поставить их на нужные клавиши в нужной последовательности, с нужным усилием... Но все, что ты слышишь, - лишь какая-то какофония...