Говорят, что тьма скрывает то, что не положено видеть при свете дня. На самом деле, она открывает то, что мы не решаемся показывать днём. Одной ночью я сделал маленькое открытие. Началось всё с того, что появилось какое-то неопределённое чувство. Оно складывалось из разрозненных элементов, исчезало и вновь появлялось, когда в поле зрения возникала новая деталь.
Но дело было даже не в этом. Был отличный день. После тяжёлой недели было так приятно устроить себе выходной и, думаете, куда я пошёл? Я мог бы придумать тысячи вариантов, как провести приятно время, и мысли крутились вокруг меня, подобно рою разноцветных мотыльков, каждый со своим названием и предложением, но, как только я переступил порог своей квартиры, ноги понесли меня прямиком в поток из двигающихся людей. Сам не знаю, что на меня нашло, и, готов поклясться, я этого не хотел, но тем не менее последовал именно туда, куда вела река из улыбающихся лиц, вздёрнутых носов, улавливающих живительных праздничный воздух, и шутливо перемигивающихся парочек.
Сначала взгляд останавливался на пролетающих мимо машинах, потом – на уютно приютившихся дворах, в которых на лавочках сидели и болтали о чём-то своём молодые люди, прерываясь только для того, чтобы глотнуть холодного пенистого пива. Появлялись ухмыляющиеся панки и пролетали девчушки с рюкзаками, на которых были намалёваны черепа. Всё это двигалось вокруг меня, а я сам нёсся, словно большой белый шар.
Вот выросло административное кирпичное здание с флагом, потом последовала площадь с фонтаном, собиравшим вокруг себя людей, различных по качествам и стандартам, которые сами когда-то восприняли. Появился щит с высвечивающей надписью: «Это наш город».
Я стоял перед ним и думал, что заставило меня остановиться. Действительно, в этой фразе есть неведомый смысл. Это их город. И люди тоже их. Вся его внутренняя инфраструктура готова с радостью подхватить тебя и заключить в свои объятья, повесить ярлык, а потом также легко бросить без всего, таким, каким ты пришёл.
А ушёл бы ты? На твоё место, уже освободившееся, стал бы другой, как смазанная новенькая запчасть в машине готова заменить заржавевшую.
Понятно, что то, что мы вынуждены принимать, мы принимаем для выживания. Понятно, что то, что мы принимаем, является заключением в рамки, где вас уважают либо презирают, либо вообще не замечают. Где вы можете быть всегда оценены, и вам вынесут вердикт. И вы должны будете соответствовать. И вы должны будете менять шкуру, чтобы перейти на новую ступень нового соответствия. Но не из клетки.
Вот они, движутся вокруг меня, люди, научившиеся поглощать, но не создавать, люди, научившиеся быть полезными, но не приносить пользу себе. Толку во всём, чем они занимаются, чуть. Новые убеждения, новая мода, новые игрушки, а сами такие же, как их отцы и предки. Муравейник.
Отметив в своём жизненном блокноте эту деталь, я продолжал свой путь. Точнее, путь, который меня вёл сам.
Этот вечер напоминал искрящееся шампанское. А шампанское не открывают просто так, нужен какой-то повод. Но до этого вы смотрите на то, как отражаются отблески от свечей на стенках бокалов, как поднимаются, не торопясь, и постепенно исчезают маленькие пузырьки, слушаете, как отсчитывают секунды часы. И что-то подсказывает, что должно случиться какое-то маленькое чудо. Оно действительно случиться и будет длиться совсем недолго, ровно столько, сколько времени пройдёт до исчезновения последнего пузырька или до того, как сидящие за столом не ощутят, как по груди разливается тепло, а между ними наступает близость.
Так и я пытался уловить секунды чуда этой ночью. Я всматривался в броские витрины, плакаты, огни, ночные светильники, всматривался в звёзды, появляющиеся из-за сетей струящихся в вышине проводов, лица, особенно в глаза, а также с интересом оглядывал одежду этих людей, от шляп до туфель или ботинок. И продолжал своё движение, прерывающееся разве что только ожиданием, когда светофор отсчитает 20 секунд, чтобы следующий поток из машин мог проехать и влиться в другой поток, более крупный.
От моих ботинок разлетались по сторонам кусочки от снега, который я, не глядя, задевал, а потом по ним же скользил дальше. Я перепрыгивал через несколько ступеней, когда на пути появлялась лестница, а рука задевала уже следующие стальные перила, чтобы перенести тело вперёд. Так, постепенно, я углублялся в дебри города, и в какой-то момент понял, что уже иду непроизвольно, без всякой цели. Время потеряло всякий смысл. Оно вообще было для меня огромным расписанием жизни, это время. Необходимостью оно врезалось, когда я усилием воли спрыгивал с кровати в начале недели, выделяя и подчёркивая дела, которые должен был сделать. Надо оплатить счета за телефоны, надо отнести посылки на почту, надо ровно в 10:15 быть на работе, и ни в коем случае не стоит забывать о предписаниях, а также надо ещё купить продукты, да и ещё самому перекусить и принять вместе с кофе таблетки, иначе усталость возьмёт своё. Надо заехать за дочкой в школу, а ещё помочь подготовить ей работу на завтра, и ни в коем случае нельзя пропустить концерт, пойти на который запланировала ещё месяц назад жена и её подруги. И так хотелось положить это время в карман, нет, даже засунуть его поглубже в мешок и выкинуть в мусорный бак, а ещё лучше просто забыть, что оно существует. Самому, в конце-концов, забыться, чтобы хоть на миг сорвать удавку необходимости с шеи и вздохнуть полной грудью.
Кажется, сейчас мне удалось это сделать. По крайней мере, я перестал быть привычным собой, таким нудным и расплывающимся, какой-то деталью в нелепом нечто. Но чем же я стал?
Вот тут-то и заключалась вся загвоздка. Я слышал свой голос, но это был не тот мой голос, который изо дня в день изловчился говорить одно и то же так, что даже губы не могли принять иное положение, кроме привычного, разработанного годами тренировки. Я чувствовал свои руки, но это тоже были не мои руки, которые перебирали и стремились схватить побольше, потому что иначе невозможно было выжить. Я чувствовал свои ноги, но вместо того, чтобы неуверенно перешагивать, огибая препятствия, они неслись, приподнимая тело. Иными словами я был собой полностью.
И в тот же миг, когда я это осознал, мысли тоже стали моими. Они вырвались из глухого чулана, где пылились заброшенные целую вечность. Они наперебой пытались мне рассказать, что же я есть такое, они показывали мне мои детские картинки, луг возле дядиного дома и холм, на который я любил взбираться перед закатом. Они показали мне даже то, что я видел только во снах, а наутро забывал, считая, что это бред, навеянный пережитым днём.
Сны несли очень много личного. Похоже на некие путешествия или подсказки. Особенные сны были в острые или трудные периоды жизни. Они действительно помогали. Они заставляли задумываться о тех вещах, к которым логика повседневности даже не посмела бы притронуться и соединить. Оказывается, они были всегда рядом, они пытались мне что-то показать и напомнить.
Но вместе с этим открытием было ещё что-то. Я был не только собой, из моих глаз смотрело другое существо. О нём я имел только смутное представление, однако знал, что оно не желает мне зла. Напротив, оно было очень любопытным и стремилось познать этот мир. Я позволил этой ночью ему выйти. Это было потрясающе! Такое ощущение, будто ты уже не движешься в линейной плоскости, но уже паришь над сутью вещей. И сами вещи вдруг стали какими-то плоскими. Точнее, открытием для меня явилось то, что я всю свою жизнь провёл среди этих плоских квадратов, линий, точек, но теперь, когда моё сознание смогло видеть меня самого, такого же плоского, я понял, что мир значительно уменьшился, как будто кто-то взял и скомкал его, как лист бумаги. Я понял, что должен жить не потому что так всё устроено, но потому что мне так надо. Мы были с ним едины.
Теперь я знаю, что мне надо сделать. Постепенно, шаг за шагом, я буду давать себе больше свободы, я буду вносить частицу себя самого в эту жизнь.
Я – тот, кто учится, и тот, кто находит, всего лишь белый шар, всего лишь голос...
Но дело было даже не в этом. Был отличный день. После тяжёлой недели было так приятно устроить себе выходной и, думаете, куда я пошёл? Я мог бы придумать тысячи вариантов, как провести приятно время, и мысли крутились вокруг меня, подобно рою разноцветных мотыльков, каждый со своим названием и предложением, но, как только я переступил порог своей квартиры, ноги понесли меня прямиком в поток из двигающихся людей. Сам не знаю, что на меня нашло, и, готов поклясться, я этого не хотел, но тем не менее последовал именно туда, куда вела река из улыбающихся лиц, вздёрнутых носов, улавливающих живительных праздничный воздух, и шутливо перемигивающихся парочек.
Сначала взгляд останавливался на пролетающих мимо машинах, потом – на уютно приютившихся дворах, в которых на лавочках сидели и болтали о чём-то своём молодые люди, прерываясь только для того, чтобы глотнуть холодного пенистого пива. Появлялись ухмыляющиеся панки и пролетали девчушки с рюкзаками, на которых были намалёваны черепа. Всё это двигалось вокруг меня, а я сам нёсся, словно большой белый шар.
Вот выросло административное кирпичное здание с флагом, потом последовала площадь с фонтаном, собиравшим вокруг себя людей, различных по качествам и стандартам, которые сами когда-то восприняли. Появился щит с высвечивающей надписью: «Это наш город».
Я стоял перед ним и думал, что заставило меня остановиться. Действительно, в этой фразе есть неведомый смысл. Это их город. И люди тоже их. Вся его внутренняя инфраструктура готова с радостью подхватить тебя и заключить в свои объятья, повесить ярлык, а потом также легко бросить без всего, таким, каким ты пришёл.
А ушёл бы ты? На твоё место, уже освободившееся, стал бы другой, как смазанная новенькая запчасть в машине готова заменить заржавевшую.
Понятно, что то, что мы вынуждены принимать, мы принимаем для выживания. Понятно, что то, что мы принимаем, является заключением в рамки, где вас уважают либо презирают, либо вообще не замечают. Где вы можете быть всегда оценены, и вам вынесут вердикт. И вы должны будете соответствовать. И вы должны будете менять шкуру, чтобы перейти на новую ступень нового соответствия. Но не из клетки.
Вот они, движутся вокруг меня, люди, научившиеся поглощать, но не создавать, люди, научившиеся быть полезными, но не приносить пользу себе. Толку во всём, чем они занимаются, чуть. Новые убеждения, новая мода, новые игрушки, а сами такие же, как их отцы и предки. Муравейник.
Отметив в своём жизненном блокноте эту деталь, я продолжал свой путь. Точнее, путь, который меня вёл сам.
Этот вечер напоминал искрящееся шампанское. А шампанское не открывают просто так, нужен какой-то повод. Но до этого вы смотрите на то, как отражаются отблески от свечей на стенках бокалов, как поднимаются, не торопясь, и постепенно исчезают маленькие пузырьки, слушаете, как отсчитывают секунды часы. И что-то подсказывает, что должно случиться какое-то маленькое чудо. Оно действительно случиться и будет длиться совсем недолго, ровно столько, сколько времени пройдёт до исчезновения последнего пузырька или до того, как сидящие за столом не ощутят, как по груди разливается тепло, а между ними наступает близость.
Так и я пытался уловить секунды чуда этой ночью. Я всматривался в броские витрины, плакаты, огни, ночные светильники, всматривался в звёзды, появляющиеся из-за сетей струящихся в вышине проводов, лица, особенно в глаза, а также с интересом оглядывал одежду этих людей, от шляп до туфель или ботинок. И продолжал своё движение, прерывающееся разве что только ожиданием, когда светофор отсчитает 20 секунд, чтобы следующий поток из машин мог проехать и влиться в другой поток, более крупный.
От моих ботинок разлетались по сторонам кусочки от снега, который я, не глядя, задевал, а потом по ним же скользил дальше. Я перепрыгивал через несколько ступеней, когда на пути появлялась лестница, а рука задевала уже следующие стальные перила, чтобы перенести тело вперёд. Так, постепенно, я углублялся в дебри города, и в какой-то момент понял, что уже иду непроизвольно, без всякой цели. Время потеряло всякий смысл. Оно вообще было для меня огромным расписанием жизни, это время. Необходимостью оно врезалось, когда я усилием воли спрыгивал с кровати в начале недели, выделяя и подчёркивая дела, которые должен был сделать. Надо оплатить счета за телефоны, надо отнести посылки на почту, надо ровно в 10:15 быть на работе, и ни в коем случае не стоит забывать о предписаниях, а также надо ещё купить продукты, да и ещё самому перекусить и принять вместе с кофе таблетки, иначе усталость возьмёт своё. Надо заехать за дочкой в школу, а ещё помочь подготовить ей работу на завтра, и ни в коем случае нельзя пропустить концерт, пойти на который запланировала ещё месяц назад жена и её подруги. И так хотелось положить это время в карман, нет, даже засунуть его поглубже в мешок и выкинуть в мусорный бак, а ещё лучше просто забыть, что оно существует. Самому, в конце-концов, забыться, чтобы хоть на миг сорвать удавку необходимости с шеи и вздохнуть полной грудью.
Кажется, сейчас мне удалось это сделать. По крайней мере, я перестал быть привычным собой, таким нудным и расплывающимся, какой-то деталью в нелепом нечто. Но чем же я стал?
Вот тут-то и заключалась вся загвоздка. Я слышал свой голос, но это был не тот мой голос, который изо дня в день изловчился говорить одно и то же так, что даже губы не могли принять иное положение, кроме привычного, разработанного годами тренировки. Я чувствовал свои руки, но это тоже были не мои руки, которые перебирали и стремились схватить побольше, потому что иначе невозможно было выжить. Я чувствовал свои ноги, но вместо того, чтобы неуверенно перешагивать, огибая препятствия, они неслись, приподнимая тело. Иными словами я был собой полностью.
И в тот же миг, когда я это осознал, мысли тоже стали моими. Они вырвались из глухого чулана, где пылились заброшенные целую вечность. Они наперебой пытались мне рассказать, что же я есть такое, они показывали мне мои детские картинки, луг возле дядиного дома и холм, на который я любил взбираться перед закатом. Они показали мне даже то, что я видел только во снах, а наутро забывал, считая, что это бред, навеянный пережитым днём.
Сны несли очень много личного. Похоже на некие путешествия или подсказки. Особенные сны были в острые или трудные периоды жизни. Они действительно помогали. Они заставляли задумываться о тех вещах, к которым логика повседневности даже не посмела бы притронуться и соединить. Оказывается, они были всегда рядом, они пытались мне что-то показать и напомнить.
Но вместе с этим открытием было ещё что-то. Я был не только собой, из моих глаз смотрело другое существо. О нём я имел только смутное представление, однако знал, что оно не желает мне зла. Напротив, оно было очень любопытным и стремилось познать этот мир. Я позволил этой ночью ему выйти. Это было потрясающе! Такое ощущение, будто ты уже не движешься в линейной плоскости, но уже паришь над сутью вещей. И сами вещи вдруг стали какими-то плоскими. Точнее, открытием для меня явилось то, что я всю свою жизнь провёл среди этих плоских квадратов, линий, точек, но теперь, когда моё сознание смогло видеть меня самого, такого же плоского, я понял, что мир значительно уменьшился, как будто кто-то взял и скомкал его, как лист бумаги. Я понял, что должен жить не потому что так всё устроено, но потому что мне так надо. Мы были с ним едины.
Теперь я знаю, что мне надо сделать. Постепенно, шаг за шагом, я буду давать себе больше свободы, я буду вносить частицу себя самого в эту жизнь.
Я – тот, кто учится, и тот, кто находит, всего лишь белый шар, всего лишь голос...
Обсуждения Белый шар