Короткие рассказы – истории про свободу.
1. История первая - Нищий, копеечка и бизнесмен.
2. История вторая - Гастарбайтер.
3. История третья – Чемпион.
4. История четвёртая – Белая кость.
1. История первая - Нищий, копеечка и бизнесмен.
2. История вторая - Гастарбайтер.
3. История третья – Чемпион.
4. История четвёртая – Белая кость.
5. История пятая – Прыжок.
6. История шестая – Золотая рыбка.
7. История седьмая – Про свободу.
В детстве мне очень нравилась труба. Я любил этот звучный и выразительный инструмент. Особенно, когда играло несколько труб одновременно. Звук от них очень гармонично сливался, пронизывал и заполнял собой весь объём вокруг. Но при этом каждая из труб сохраняла свой характер - немного отличалась и выделялась своим звуком из всех других. И я обычно очень внимательно вслушивался в них, чтобы уловить эту разницу...
И вот я в военном училище. Я не знаю насколько этот сюжет подходит для истории про свободу, но только находясь уже здесь, я вдруг понял, что в городе теперь покажусь не скоро, а через - и это не шутка - полгода! И то... если отпустят. А эти полгода, как оказалось, я буду регулярно маршировать на занятия и с занятий, ходить в наряды по роте, на кухню и в караулы. Да, надо было бы поменьше мне в детстве слушать эту чёртову трубу!
* * *
А началось всё с выпускного. Помню, как попал на дверь открытых дверей в нашем военном институте. Очень озадачен был я выбором будущего вуза. И там что-то не так, и там что-то не то.
- А почему бы тебе не сходить на выпускной в наше военное училище? - спросила мама.
И вот я среди посетителей. Концерт. Показательные выступления выпускников. Вот они, молодые лейтенанты! Атлетические фигуры как у Давида – скульптуры Микелянджело – превосходная осанка, военная выправка, всё на зависть гражданской публике. Все как на подбор: военный мундир, превосходно сшитый, ещё больше подчёркивающий эту осанку, чёткость в движениях - как в исторических романах. Восхитительные манеры, женский восторг: какие-то они необычные, эти лейтенанты, - «белая кость»!
А потом только и было разговоров:
- Какие-то они особенные, эти летёхи!
- А вообще-то и неплохо, наверно, быть офицером!
- Да. И сейчас им вроде хорошо платят. Дамочки разные на них просто западают, видел?
- И что в них такого волшебного, не пойму? Ну, хорошо вышколены они просто и всё.
- Нет, что ни говори, а порода видна! «Белая кость»!
- Да ладно, какая там «белая кость»! Это раньше, при царе батюшке все офицеры были благородных кровей и высокого воспитания. Вот их то и называли «белой костью». А сейчас мы профукали армию то. Где у нас там «белая кость»?
- Нет. Всё равно я с тобой не согласен! Всё равно офицеров у нас ни с кем не сравнить! Выделяются они своим благородством.
То ли заело меня да ещё кое-кого из ребят, то ли захотели мы серьёзно разобраться: есть ли у нас сейчас в армии «белая кость» или нет - а попутно стать такими же как и они - пяток парней из нашей школы выпуска того года в это военное училище поступили.
* * *
Когда ты вымотался как чёрт - обычно проваливаешься в сон как в беспамятство. И тогда ночь пролетает как одно мгновенье. Конечно, снов никаких ты не видишь, и это хорошо, потому что если сны и бывают - обычно кошмары. И теперь тебе кажется, что вот только что ты закрыл свои свинцовые веки - как уже снова раздаётся этот звонкий вопль дневального: "Рота подъём!" В такой момент ты отдал бы всё на свете, чтобы не выбираться из-под своего тёплого одеяла - но твёрдо знаешь, что сейчас ты должен усилием воли вновь разлепить веки, откинуть одеяло и сесть на кровать. Это всё несмотря на то, что ты опять не выспишься, и в голове у тебя будет гудеть как в телеграфном столбе. Но сейчас тебе надо разлепить веки... и если ты сел на кровать - всё остальное уже проще. Теперь тебе надо максимально быстро одеваться, чтобы не встать в строй последним. И если ты не зазевался и не попал в опоздавшие (которые обычно остаются в роте мыть белый камень - при дамах стараюсь выражаться прилично), то через 3 минуты ты оказываешься уже на зимнем морозе. Привычное буханье сапог справа и слева, спереди и сзади - ты бежишь вместе с ротой. Ступни неудобно бьются о стенки грубых сапогов, когда ты переставляешь их с пятки на носок. Ну вот, наспех замотанная портянка на правой ноге опять сбилась, и ты с беспокойством ощущаешь пальцами своей ноги холодный сапог. И привычная боль от старого мозоля опять даёт о себе знать. Только бы не растереть его в кровь, как в прошлый раз! Всё равно придётся бежать со всеми и до конца - три круга вокруг училища - и никого из командиров не волнует, растёр ты мозоль до крови или нет. Здесь всё подчинено суровой необходимости!
Ты учащённо дышишь и ругаешь бестолкового старшину, злишься на упрямого командира отделения - какие же они тупые! Настоящие военные! Боже! Что я здесь делаю? Занимаюсь какой-то дурью - бегаю по утрам в сапогах, и по морозу! Боже мой! А ведь мог бы учиться в каком-нибудь гражданском вузе, на какой-нибудь блатной и престижной специальности - как мои одноклассники, например. И кому это вообще надо - утренние бега? Вот ведь какой-то урод придумал! Поскорей бы это всё закончилось! Поскорее! Но потом вспоминаешь, что прошло всего полгода, как ты здесь, и успокаиваешься. Ведь это значит, что впереди ещё три с половиной года этой суровой военной необходимости! Три с половиной года - каждое утро на морозе, вместо того чтобы выспаться как следует, бухать сапогами! Вот же я кретин был, когда поступал! И о чём я думал, когда шёл на этот выпускной концерт? Ну а раз поступил - суровая необходимость, парень! Зачем же я в детстве так много слушал трубу?
Но вот, наконец, разгорячённые курсанты шумною толпой вваливаются в роту: красные лица, пар идёт столбом от потных тел - процедура умывания. Умываются курсанты после зарядки обычно по пояс, фыркая и крякая от холодной воды, которую поливают на свои торсы. Это конечно лучше, чем бегать вокруг училища - первое удовольствие после вопля дневального: "Рота подъём".
- Ты бежал сегодня как лось! Я еле успевал за тобой! Хотел спросить: куда это ты так торопился?
- А ты сегодня бежал как слон. Два раза мне своими копытами 45-го размера на пятку наступил. Конечно, тут побежишь как лось, чтобы от такого слона оторваться!
- Так, «слоны» и «лоси» быстро моются, одеваются и идут в строй. Пташкин, Чурочкин - опять будете телепаться позже всех? И не забывайте, что сегодня мы в наряд по кухне заступаем!
Вот, знакомьтесь, - это и есть наш командир отделения!
* * *
Сегодня заступаем в наряд по кухне... О-о-о-о! Наряд по кухне - это самое жёсткое военное испытание! (После восемнадцатикилометрового марш-броска на полевой учебный центр, конечно.) Сколько же много про эту кухню рассказывают! Но это - отдельная история. И мне про это здесь даже и вспоминать не хочется! Да и воздержусь, пожалуй, чтобы не травмировать присутствующих здесь дам...
* * *
К счастью, по кухне мы ходим не каждый день! И это очень радует, особенно после того, как ты, наконец-то, сдаёшь этот самый страшный наряд! А раз сегодня дежурит другое подразделение (в следующий после наряда день в это даже и не сразу можно поверить) - значит, мы снова в числе тех курсантов, кто приходит на кухню просто покушать! Пища в училище такая: вроде как что-то поел... забил в зоб что-то прилично, а вроде как и ничего не ел. В желудке плотно - но всё равно чего-то не хватает.
Но это ещё и не всё! Желудок то полный, а мы снова дружно бухаем сапогами. Теперь уже по плацу. Возвращаемся в роту из столовой. Запевала горланит опять всю ту же песню про связиста, которого любимая опять не дождётся, а рота вторит ему в припеве - казармы уже совсем близко.
* * *
Но вот мы в роте. Две шеренги курсантов вытянулись по безупречной прямой вдоль всего ротного коридора. Как здорово! Безупречный строй - подтянутые курсанты. И – я: в настоящих военных сапогах, в гимнастёрке с аккуратно подшитым и эффектным воротничком в петлицах, туго затянутый ремнём. Возможно, сейчас я даже выгляжу как те молодые лейтенанты... А рядом - мои товарищи. Сейчас выйдет командир роты и отдаст новые распоряжения. Всё по настоящему, по-военному! Но командира что-то нет…
Моё место во второй шеренге. Здесь спокойней: подальше от глаз старших командиров. С интересом рассматриваю ровный ряд спереди из спин своих товарищей. Интересно, превратятся ли они в таких же стройных офицеров с военной выправкой и превосходной осанкой как на выпускном? И как быстро, если это и произойдёт когда-нибудь? Интересно, что сейчас скажет ротный? И где же он?
Но безмолвные стены ротного коридора не могли дать мне тогда ответа на этот вопрос. Время шло, и в строю стоять уже становилось неинтересно. Что-то ротный явно не торопится! И воротничок на шее уже становится тугим. Ещё немного, и он уже давит. Тугой, наглухо застёгнутый воротничок гимнастёрки, ноет спина, и я чувствую, как неторопливое и тягучее время старается согнуть её в вопросительный знак. Когда же выйдет командир, когда? Неужели он забыл про нас?
Ещё через некоторое время становится совершенно очевидно, что он совсем и никуда и не торопится: «У-у-у! Тоска! Неужели мы каждый раз будем по полчаса - по часу, стоя в строю, все четыре года ждать командира?»
И я вдруг прозрел и постиг новое правило: «У старшего командира есть привилегия - не торопиться к подчинённым, ожидающим его распоряжений в строю. Выходить когда ему захочется. Курсанты должны вставать в строй быстро и как можно быстрее. А командиры должны выходить к курсантам как можно медленнее. В результате курсанты большую часть времени проводят, стоя в строю. Это и есть срочная строевая служба. Поэтому военнослужащим и нужна отличная строевая подготовка!»
Время становится ещё больше утомительным, замедляется и растягивается. Тебе становится жаль этих бесцельно потерянных минут... Ещё сильнее ноет шея, и чувствуется свинцовая тяжесть и усталость в спине. От тугого ремня начинает урчать и бурлить в животе. И ты стараешься больше разогнуть спину, вытянуться как струнка и втянуть живот, чтобы легче перенести это нудное и бестолковое стояние в строю. И через некоторое время к тебе от безысходности приходит мысль: «Ну, раз меня тут держат в строю - я пока буду тренировать свою осанку, чтобы быть таким же, как те молодые лейтенанты - время хоть в чём-то не пропадёт зря»…
Вспоминаешь молодых лейтенантов на том вечере, их безупречную военную осанку, и вдруг неожиданная разгадка приходит к тебе: «Они также бесконечно долго и бесцельно стояли в строю и старались все эти четыре года выпрямить свою изнывающую от напряжения спину - вот откуда и появилась у них такая осанка!»
* * *
- Руби ты опять сел на мою табуретку?
- Ты что прикалываешься? Где на ней написано, что она твоя? Или она стала твоей, потому что ты на ней вчера сидел?
- Смотри, не поставишь её на место - опять погон пришьёшь криво и будешь думать: почему так получилось.
- Если ты не будешь стоять над душой и каркать, то погон криво у меня никак не получится!
Сегодня мы готовимся к переходу на зимнюю форму. Пришиваем погоны и петельки на ПШ, а потом и на толстую шинель - всё надо обшить. Операция вроде простая, но правый погон, который ты пришиваешь вторым, обычно оказывается чуть-чуть завален назад. Чуть-чуть - это на один миллиметр. Но в военном училище даже миллиметр - это настоящая катастрофа! Там конечно никто не измеряет линейкой, но строгий сержант различит эту разницу своим зорким взглядом, даже если будет стоять в другом конце ротного коридора! Начинается зимний сезон, и это хорошо - холодно уже ходить в летних гимнастёрках. Но начинается он, конечно же, со строевого смотра. И ты с волнением надеваешь на себя китель от ПШ и идёшь к зеркалу. Затем расстроенный, вздыхаешь и в очередной раз срезаешь погон. А весь секрет в том, что пришивая его, ты ориентируешься по шву на плече. Но по мере того как стяжки прочно притягивают его к кителю, сам погон наглухо закрывает этот шов - поэтому пришить его идеально ровно по шву крайне затруднительно. А именно этого и требуют командиры.
И ты снова вначале раз десять примеряешь его ко шву, а затем сильно прижимаешь его пальцами, чтобы он не сместился относительно шва, пока ты с трудом протыкаешь ПШ и толстую основу погона. И иногда, вдруг с неожиданной лёгкостью вылезая с другого конца, игла с удовольствием впивается в твой палец. Игла, которая чуть раньше до этого притворялась совсем тупой и никак не хотела протыкать основу. Но ты терпишь эту очередную выходку, потому как завтра ты должен предстать на смотре в своём лучшем и образцовом виде. Поэтому ты не отпускаешь от поверхности свой пострадавший палец, чтобы погон опять не сместился относительно шва. И где то раза с четвёртого ты, наконец, пришиваешь всё ровно, с нетерпением бежишь к зеркалу - и-и-и-и!.. Вот незадача! Теперь всё ровно... но нижний край погона поднялся от рукава... чуть выше, чем положено! Чуть-чуть. На миллиметр. Опять этот чёртов миллиметр! И ты со злой решимостью берёшься вновь за озорную иглу и беспристрастные ножницы в твёрдой уверенности, что будешь биться с погоном столько, сколько это будет необходимо - до самого победного конца! Потому что по-другому у военных и не бывает - такова их суровая необходимость!
* * *
Сегодня кросс - 3 километра. Как всегда перед стартом небольшое предательское волнение. Никогда не получается догадаться: откуда оно берётся, ведь бывал же в переделках и поопаснее, чем обычный кросс! Мои товарищи настроены очень серьёзно - бежать из последних сил, лишь бы быть в числе первых трёх лидеров. Потому что лидерство - это большая ценность, это уважение в коллективе.
Команда: "Старт!", и - понеслось! Сапоги забухали по асфальтовой дорожке. Словно отпущенные пружины, курсанты устремились вперёд. Ноги энергично отталкиваются от земли. Но тяжесть сапог быстро даёт о себе знать. Ноги становятся тяжелее и тяжелее. Время постепенно растягивается и замедляет свой ход. Дыхание становится прерывистым и очень затруднённым - тяжело дышать. Но ты знаешь, что тебе надо продолжать перебирать этими внезапно отяжелевшими ногами и раздувать лёгкие - тогда, как это обычно говорят опытные кросс-мэны, откроется второе дыхание и бежать станет легче.
Кажется что земля, от которой ты отталкиваешься своими ногами сдвигается всё тяжелее и тяжелее, а время растянулось до такой степени, что уже почти остановилось.. А ведь ты пробежал всего только треть дистанции.. И спасительное второе дыхание никак не появляется..
И ты неодобрительно думаешь про сапоги, которые конечно отличаются от кроссовок, гасят шаг и в которых так тяжело оттолкнуться от асфальта. И ещё конечно очень нехорошо думаешь о старшине, который заставил тебя бежать и о своём командире отделения, который мчится в числе первых – как настоящая придурковатая лошадь с раздувающимися ноздрями.
Ну вот поток воздуха, который ты с трудом втягиваешь в лёгкие, уже обжигает бронхи и становится горячо вверху груди. Во рту накапливается слюна, которую надо бы как то умудриться сплюнуть. Но ты этого не можешь, чтобы не прервать с каким-то болезненным хрипом и жалобным свистом втягивающийся в лёгкие глоток драгоценного воздуха.
Но всё это значит, что пройдено уже половина дистанции. Ты держишься в первой десятке, завидуешь первым бегунам: настоящие лошади - невозможно угнаться! И сочувствуешь тем кто снова сзади: Э-э-э-х!.. слабаки.
И вот сапоги становятся уже невыносимо тяжёлые. И уже с большим трудом передвигаешь ноги, потому как они еле отрываются от земли. Обычно думаешь в такие моменты: наверно, со стороны я сейчас почти стою на месте! Но как бы тебе не было тяжело - ты всё равно добежишь, и прибежишь лидером, даже не в середняках. Огорчённый тем, что обещанное второе дыхание так и не открывается - ободряешь себя: Не дрейфь! Осталось всего там какая-то третья часть!
Но мысль о том, что всё-таки сейчас умрёшь, пока ещё не покидает тебя. Но потом ты думаешь: ну всё таки я не могу же бежать вместе с этими слабаками, которые сзади тебя! Если я буду правильно дышать, то должно уже открыться второе дыхание и мне будет легче.
И твоё ритмичный вдох и выдох заглушает всё вокруг - но второе дыхание не приходит.
И вот в глазах уже начинает темнеть, это значит, что ты уже у самого финиша. И теперь ты не веришь свалившемуся на тебя счастью - ты финишировал и вроде как остался жив! ...условно. Потому как тело твоё ещё при смерти. Ты сплёвываешь накопившуюся слюну, и стараешься отдышаться и выйти из того коматозного состояния в котором ты прибежал до финиша. А краем глаза наблюдаешь за первыми лидерами которые ходят кругами рядом с финишем как и ты, и теми из отставших, кто ещё только прибегает с квадратными глазами на заветную линию. И, наконец, ты обнаруживаешь, что 2-е дыхание так и не открылось – но теперь оно тебе уже и без надобности!
Но самый приятный момент в кроссе - это когда мы с чувством выполненного долга шествовали с дистанции уже обратно, в роту. Мы снова маршируем все вместе, и это уже стало для нас привычным. Но только в этот раз мы уносим с собой ещё одну победу! Мы справились с ещё одним значительным испытанием на нашей дистанции к офицерскому званию и к золотым лейтенантским погонам.
Конечно, был у нас и ещё один момент, связанный с этим, или даже с ещё более грандиозным, чем кросс - событием, аналогичным событием. На следующий день в конце уже ставшей обыденной для нас физзарядки мы наблюдали за возвращением с марш-броска соседнего с нашим батальоном. Марш-бросок шесть километров! В два раза больше чем дистанция нашего кросса! В полной боевой выкладке, с автоматом и с полным боекомплектом помимо обычных тяжеленных сапог! В это трудно поверить и трудно себе даже представить! Старшекурсники - настоящие герои, возвращающиеся со штурма в лучах восходящего солнца! Атлетические фигуры как у Давида работы Микелянджело! Уставшие, еле волочащие свои ноги, автоматы, сапёрские лопаты и подсумки с запасными магазинами болтающиеся на зажатом в руке ремне, но счастливые за эту свою очередную победу! Зато теперь я знаю, откуда берутся эти атлетические фигуры!
* * *
И вот на плацу мы все стоим в строю, в сине-бирюзовой, парадной, офицерской форме. Накрахмаленные рубашки и чёрные галстучки. Вместо тяжёлых сапогов - офицерские ботиночки. Я с восхищением оглядываю своих товарищей: точеные атлетические фигуры, безупречная офицерская осанка, красивая форма, каждая пуговка словно припаяна - точно на своём месте. Остроконечные звёздочки на золотых лейтенантских погонах - предел наших грёз и мечтаний все эти долгие четыре года.
Сегодня начальник училища читает приказ о присвоении нам первого офицерского звания. Стройные шеренги выпускников. Полная тишина. Справа у трибуны застыл в безмолвии оркестр. Голос начальника одну за другой читает наши фамилии. Конечно, не все сразу. И их не одна сотня. Но время не кажется тягучим и растянувшимся. Все слушают с упоением каждый звук! И не ноют от напряжения натренированные спины. Выпускники впитывают в себя каждую торжественную минуту! И вот теперь мы лейтенанты! Грянул оркестр, шеренги замаршировали...
Сейчас пройдём по плацу мы в последний раз! Я вспомнил, как делали мы это в последней тренировке: мы все в восторге диком по плацу лупим сапогами! ещё чуть-чуть - бетон не выдержит и треснет, настолько дружный, четкий, сильный у нас шаг!
Сегодня город наводнён молодыми лейтенантами. Красавчики, все как на подбор - один лучше другого! И я среди них! Я в городе! Снова на свободе! В золотых лейтенантских погонах! Вот она - моя свобода! Моя свобода несёт в себе оттенки счастья. Вот он какой - вкус свободы!
Ловлю на себе дамские взгляды. Ах, какие офицеры! Ах! «Белая кость»!
И самому не верится, что я выдержал... Как я выдержал? Целых четыре года! Утренний подъём и физзарядка! Всё время - стоя в строю, а в перерывах - строевая или чистка оружия. Кроссы и марш-броски... Наряды, караул и кухня. Нелёгких четыре года. А выдержал я потому... Потому...
И вспомнил вдруг школу. Урок по философии. Это в школе то - философия? Так и осталось загадкой - чья это была затея. Но сегодня у нас за столом - настоящий философ:
- Здравствуйте, дети! Все считают, что философия это очень сложный предмет!
- Но все сложное потому таким кажется, что непонятным является!
- А философия - очень простая наука, потому что изучает она самые общие законы жизни. Общие, это потому что одни и те же законы лежат в основе множества самых разных явлений!
- Ну, например, ребята, как вы думаете, что для человека самым дорогим является?
Ваня Балбескин - безнадёжный двоечник и матёрый хулиган, сразу крикнул с галёрки:
- Свобода!
- Очень замечательно! Свобода! Что же для нас такое свобода?
У-у-у! Просто всколыхнулся лес рук:
- Свобода, это когда не заставляют ходить в школу!
- И это когда родители тебя не поучают!
- Это когда тебе родители купили крутой мотоцикл!
- Или у тебя под боком классная тачка!
- А на соседнем сиденье - крутая телка!
- Хорошо, хорошо! Пока достаточно! Возьмём для начала: «когда не надо ходить в школу!» А как это возможно, чтобы не надо было ходить в школу?
- Ну, надо самому выучить все уроки.
- Необходимо сдать все экзамены экстерном!
- Надо продолжать учиться и закончить 10 класс!
- Видите, дорогие дети: каждый из вас сказал разные вещи, но у всех прозвучало – «надо» или «необходимо»! И вы про это говорите, значит, вы это осознаёте!
- Кроме того, на проверку окажется, что среди вас есть такие, которые этим сейчас и занимаются. Фактически, вы это и делаете!
- Ха-ха-ха-ха!
- Вот и получается, что свобода - это осознанная необходимость!
Вот так я этих военные четыре года и продержался! Теперь, из опыта прожитых лет, хотел бы к этой истине и ещё добавить:
«Свобода - есть осознанная необходимость.
И обладают ею те, кто успевает понять это ещё до того, как необходимость эта превратится в необходимость вынужденную… и в несвободу!»
Ух ты, боже, - смотрю я вокруг - как много военных: на Красной площади - маршируют военные, в Китае - очень много военных, в Казахстане на Байкануре - военные, в Сирии и Ливии - одни военные, в персидском заливе просто валом военных - плавают там на больших кораблях. Вообщем, это и понятно. Возможно, так и должно быть, ведь они - стражи свободы и демократии! У нас это - стражи нашей свободы, а у них - стражи их свободы! Правда, никак не пойму я: как это может иметь свобода своих стражей?
Да, единственный минус всей этой истории - много сейчас военных. Очень стало это банально, и никого ты этим не удивишь. А я ещё заметил, что: насколько стало больше военных - ровно настолько меньше хороших писателей. Писатели получаются сегодня в дефиците. Очень много военных, и очень мало хороших писателей!
И вот теперь я решил для себя достичь новой свободы: стать хорошим писателем. Чтобы люди получали удовольствие и радость, читая мои короткие рассказы. Вот это - по мне!
А ещё - иметь много-много читателей. А ещё – помочь им стать чуть свободнее! И теперь мне часто приходится сидеть допоздна за компьютером. Часто ноет поясница и наваливается какая-то тяжесть... А в глазах иногда начинают кружиться какие-то "мошки". Или всё вокруг начинает светиться так, что уже больше невозможно смотреть на экран! Но я не отступаю и не сдаюсь! У меня теперь есть новая осознанная необходимость! В наше время золотые кирпичи не падают с неба, и свобода не даётся даром: Чтобы получить что-то, уж если ты этого захотел, необходимо кое-что предпринять и сделать для этого.
Так вот, теперь, из опыта прожитых лет, истина от философа представляется мне усечённой, и хотел бы я к этой истине кое-что добавить и ещё: «Свобода есть осознанная необходимость, но сама эта необходимость не приведёт к свободе. Этому миру надо что-то дать, чтобы он отблагодарил тебя новой свободой».
6. История шестая – Золотая рыбка.
7. История седьмая – Про свободу.
История четвёртая – «Белая Кость».
В детстве мне очень нравилась труба. Я любил этот звучный и выразительный инструмент. Особенно, когда играло несколько труб одновременно. Звук от них очень гармонично сливался, пронизывал и заполнял собой весь объём вокруг. Но при этом каждая из труб сохраняла свой характер - немного отличалась и выделялась своим звуком из всех других. И я обычно очень внимательно вслушивался в них, чтобы уловить эту разницу...
И вот я в военном училище. Я не знаю насколько этот сюжет подходит для истории про свободу, но только находясь уже здесь, я вдруг понял, что в городе теперь покажусь не скоро, а через - и это не шутка - полгода! И то... если отпустят. А эти полгода, как оказалось, я буду регулярно маршировать на занятия и с занятий, ходить в наряды по роте, на кухню и в караулы. Да, надо было бы поменьше мне в детстве слушать эту чёртову трубу!
* * *
А началось всё с выпускного. Помню, как попал на дверь открытых дверей в нашем военном институте. Очень озадачен был я выбором будущего вуза. И там что-то не так, и там что-то не то.
- А почему бы тебе не сходить на выпускной в наше военное училище? - спросила мама.
И вот я среди посетителей. Концерт. Показательные выступления выпускников. Вот они, молодые лейтенанты! Атлетические фигуры как у Давида – скульптуры Микелянджело – превосходная осанка, военная выправка, всё на зависть гражданской публике. Все как на подбор: военный мундир, превосходно сшитый, ещё больше подчёркивающий эту осанку, чёткость в движениях - как в исторических романах. Восхитительные манеры, женский восторг: какие-то они необычные, эти лейтенанты, - «белая кость»!
А потом только и было разговоров:
- Какие-то они особенные, эти летёхи!
- А вообще-то и неплохо, наверно, быть офицером!
- Да. И сейчас им вроде хорошо платят. Дамочки разные на них просто западают, видел?
- И что в них такого волшебного, не пойму? Ну, хорошо вышколены они просто и всё.
- Нет, что ни говори, а порода видна! «Белая кость»!
- Да ладно, какая там «белая кость»! Это раньше, при царе батюшке все офицеры были благородных кровей и высокого воспитания. Вот их то и называли «белой костью». А сейчас мы профукали армию то. Где у нас там «белая кость»?
- Нет. Всё равно я с тобой не согласен! Всё равно офицеров у нас ни с кем не сравнить! Выделяются они своим благородством.
То ли заело меня да ещё кое-кого из ребят, то ли захотели мы серьёзно разобраться: есть ли у нас сейчас в армии «белая кость» или нет - а попутно стать такими же как и они - пяток парней из нашей школы выпуска того года в это военное училище поступили.
* * *
Когда ты вымотался как чёрт - обычно проваливаешься в сон как в беспамятство. И тогда ночь пролетает как одно мгновенье. Конечно, снов никаких ты не видишь, и это хорошо, потому что если сны и бывают - обычно кошмары. И теперь тебе кажется, что вот только что ты закрыл свои свинцовые веки - как уже снова раздаётся этот звонкий вопль дневального: "Рота подъём!" В такой момент ты отдал бы всё на свете, чтобы не выбираться из-под своего тёплого одеяла - но твёрдо знаешь, что сейчас ты должен усилием воли вновь разлепить веки, откинуть одеяло и сесть на кровать. Это всё несмотря на то, что ты опять не выспишься, и в голове у тебя будет гудеть как в телеграфном столбе. Но сейчас тебе надо разлепить веки... и если ты сел на кровать - всё остальное уже проще. Теперь тебе надо максимально быстро одеваться, чтобы не встать в строй последним. И если ты не зазевался и не попал в опоздавшие (которые обычно остаются в роте мыть белый камень - при дамах стараюсь выражаться прилично), то через 3 минуты ты оказываешься уже на зимнем морозе. Привычное буханье сапог справа и слева, спереди и сзади - ты бежишь вместе с ротой. Ступни неудобно бьются о стенки грубых сапогов, когда ты переставляешь их с пятки на носок. Ну вот, наспех замотанная портянка на правой ноге опять сбилась, и ты с беспокойством ощущаешь пальцами своей ноги холодный сапог. И привычная боль от старого мозоля опять даёт о себе знать. Только бы не растереть его в кровь, как в прошлый раз! Всё равно придётся бежать со всеми и до конца - три круга вокруг училища - и никого из командиров не волнует, растёр ты мозоль до крови или нет. Здесь всё подчинено суровой необходимости!
Ты учащённо дышишь и ругаешь бестолкового старшину, злишься на упрямого командира отделения - какие же они тупые! Настоящие военные! Боже! Что я здесь делаю? Занимаюсь какой-то дурью - бегаю по утрам в сапогах, и по морозу! Боже мой! А ведь мог бы учиться в каком-нибудь гражданском вузе, на какой-нибудь блатной и престижной специальности - как мои одноклассники, например. И кому это вообще надо - утренние бега? Вот ведь какой-то урод придумал! Поскорей бы это всё закончилось! Поскорее! Но потом вспоминаешь, что прошло всего полгода, как ты здесь, и успокаиваешься. Ведь это значит, что впереди ещё три с половиной года этой суровой военной необходимости! Три с половиной года - каждое утро на морозе, вместо того чтобы выспаться как следует, бухать сапогами! Вот же я кретин был, когда поступал! И о чём я думал, когда шёл на этот выпускной концерт? Ну а раз поступил - суровая необходимость, парень! Зачем же я в детстве так много слушал трубу?
Но вот, наконец, разгорячённые курсанты шумною толпой вваливаются в роту: красные лица, пар идёт столбом от потных тел - процедура умывания. Умываются курсанты после зарядки обычно по пояс, фыркая и крякая от холодной воды, которую поливают на свои торсы. Это конечно лучше, чем бегать вокруг училища - первое удовольствие после вопля дневального: "Рота подъём".
- Ты бежал сегодня как лось! Я еле успевал за тобой! Хотел спросить: куда это ты так торопился?
- А ты сегодня бежал как слон. Два раза мне своими копытами 45-го размера на пятку наступил. Конечно, тут побежишь как лось, чтобы от такого слона оторваться!
- Так, «слоны» и «лоси» быстро моются, одеваются и идут в строй. Пташкин, Чурочкин - опять будете телепаться позже всех? И не забывайте, что сегодня мы в наряд по кухне заступаем!
Вот, знакомьтесь, - это и есть наш командир отделения!
* * *
Сегодня заступаем в наряд по кухне... О-о-о-о! Наряд по кухне - это самое жёсткое военное испытание! (После восемнадцатикилометрового марш-броска на полевой учебный центр, конечно.) Сколько же много про эту кухню рассказывают! Но это - отдельная история. И мне про это здесь даже и вспоминать не хочется! Да и воздержусь, пожалуй, чтобы не травмировать присутствующих здесь дам...
* * *
К счастью, по кухне мы ходим не каждый день! И это очень радует, особенно после того, как ты, наконец-то, сдаёшь этот самый страшный наряд! А раз сегодня дежурит другое подразделение (в следующий после наряда день в это даже и не сразу можно поверить) - значит, мы снова в числе тех курсантов, кто приходит на кухню просто покушать! Пища в училище такая: вроде как что-то поел... забил в зоб что-то прилично, а вроде как и ничего не ел. В желудке плотно - но всё равно чего-то не хватает.
Но это ещё и не всё! Желудок то полный, а мы снова дружно бухаем сапогами. Теперь уже по плацу. Возвращаемся в роту из столовой. Запевала горланит опять всю ту же песню про связиста, которого любимая опять не дождётся, а рота вторит ему в припеве - казармы уже совсем близко.
* * *
Но вот мы в роте. Две шеренги курсантов вытянулись по безупречной прямой вдоль всего ротного коридора. Как здорово! Безупречный строй - подтянутые курсанты. И – я: в настоящих военных сапогах, в гимнастёрке с аккуратно подшитым и эффектным воротничком в петлицах, туго затянутый ремнём. Возможно, сейчас я даже выгляжу как те молодые лейтенанты... А рядом - мои товарищи. Сейчас выйдет командир роты и отдаст новые распоряжения. Всё по настоящему, по-военному! Но командира что-то нет…
Моё место во второй шеренге. Здесь спокойней: подальше от глаз старших командиров. С интересом рассматриваю ровный ряд спереди из спин своих товарищей. Интересно, превратятся ли они в таких же стройных офицеров с военной выправкой и превосходной осанкой как на выпускном? И как быстро, если это и произойдёт когда-нибудь? Интересно, что сейчас скажет ротный? И где же он?
Но безмолвные стены ротного коридора не могли дать мне тогда ответа на этот вопрос. Время шло, и в строю стоять уже становилось неинтересно. Что-то ротный явно не торопится! И воротничок на шее уже становится тугим. Ещё немного, и он уже давит. Тугой, наглухо застёгнутый воротничок гимнастёрки, ноет спина, и я чувствую, как неторопливое и тягучее время старается согнуть её в вопросительный знак. Когда же выйдет командир, когда? Неужели он забыл про нас?
Ещё через некоторое время становится совершенно очевидно, что он совсем и никуда и не торопится: «У-у-у! Тоска! Неужели мы каждый раз будем по полчаса - по часу, стоя в строю, все четыре года ждать командира?»
И я вдруг прозрел и постиг новое правило: «У старшего командира есть привилегия - не торопиться к подчинённым, ожидающим его распоряжений в строю. Выходить когда ему захочется. Курсанты должны вставать в строй быстро и как можно быстрее. А командиры должны выходить к курсантам как можно медленнее. В результате курсанты большую часть времени проводят, стоя в строю. Это и есть срочная строевая служба. Поэтому военнослужащим и нужна отличная строевая подготовка!»
Время становится ещё больше утомительным, замедляется и растягивается. Тебе становится жаль этих бесцельно потерянных минут... Ещё сильнее ноет шея, и чувствуется свинцовая тяжесть и усталость в спине. От тугого ремня начинает урчать и бурлить в животе. И ты стараешься больше разогнуть спину, вытянуться как струнка и втянуть живот, чтобы легче перенести это нудное и бестолковое стояние в строю. И через некоторое время к тебе от безысходности приходит мысль: «Ну, раз меня тут держат в строю - я пока буду тренировать свою осанку, чтобы быть таким же, как те молодые лейтенанты - время хоть в чём-то не пропадёт зря»…
Вспоминаешь молодых лейтенантов на том вечере, их безупречную военную осанку, и вдруг неожиданная разгадка приходит к тебе: «Они также бесконечно долго и бесцельно стояли в строю и старались все эти четыре года выпрямить свою изнывающую от напряжения спину - вот откуда и появилась у них такая осанка!»
* * *
- Руби ты опять сел на мою табуретку?
- Ты что прикалываешься? Где на ней написано, что она твоя? Или она стала твоей, потому что ты на ней вчера сидел?
- Смотри, не поставишь её на место - опять погон пришьёшь криво и будешь думать: почему так получилось.
- Если ты не будешь стоять над душой и каркать, то погон криво у меня никак не получится!
Сегодня мы готовимся к переходу на зимнюю форму. Пришиваем погоны и петельки на ПШ, а потом и на толстую шинель - всё надо обшить. Операция вроде простая, но правый погон, который ты пришиваешь вторым, обычно оказывается чуть-чуть завален назад. Чуть-чуть - это на один миллиметр. Но в военном училище даже миллиметр - это настоящая катастрофа! Там конечно никто не измеряет линейкой, но строгий сержант различит эту разницу своим зорким взглядом, даже если будет стоять в другом конце ротного коридора! Начинается зимний сезон, и это хорошо - холодно уже ходить в летних гимнастёрках. Но начинается он, конечно же, со строевого смотра. И ты с волнением надеваешь на себя китель от ПШ и идёшь к зеркалу. Затем расстроенный, вздыхаешь и в очередной раз срезаешь погон. А весь секрет в том, что пришивая его, ты ориентируешься по шву на плече. Но по мере того как стяжки прочно притягивают его к кителю, сам погон наглухо закрывает этот шов - поэтому пришить его идеально ровно по шву крайне затруднительно. А именно этого и требуют командиры.
И ты снова вначале раз десять примеряешь его ко шву, а затем сильно прижимаешь его пальцами, чтобы он не сместился относительно шва, пока ты с трудом протыкаешь ПШ и толстую основу погона. И иногда, вдруг с неожиданной лёгкостью вылезая с другого конца, игла с удовольствием впивается в твой палец. Игла, которая чуть раньше до этого притворялась совсем тупой и никак не хотела протыкать основу. Но ты терпишь эту очередную выходку, потому как завтра ты должен предстать на смотре в своём лучшем и образцовом виде. Поэтому ты не отпускаешь от поверхности свой пострадавший палец, чтобы погон опять не сместился относительно шва. И где то раза с четвёртого ты, наконец, пришиваешь всё ровно, с нетерпением бежишь к зеркалу - и-и-и-и!.. Вот незадача! Теперь всё ровно... но нижний край погона поднялся от рукава... чуть выше, чем положено! Чуть-чуть. На миллиметр. Опять этот чёртов миллиметр! И ты со злой решимостью берёшься вновь за озорную иглу и беспристрастные ножницы в твёрдой уверенности, что будешь биться с погоном столько, сколько это будет необходимо - до самого победного конца! Потому что по-другому у военных и не бывает - такова их суровая необходимость!
* * *
Сегодня кросс - 3 километра. Как всегда перед стартом небольшое предательское волнение. Никогда не получается догадаться: откуда оно берётся, ведь бывал же в переделках и поопаснее, чем обычный кросс! Мои товарищи настроены очень серьёзно - бежать из последних сил, лишь бы быть в числе первых трёх лидеров. Потому что лидерство - это большая ценность, это уважение в коллективе.
Команда: "Старт!", и - понеслось! Сапоги забухали по асфальтовой дорожке. Словно отпущенные пружины, курсанты устремились вперёд. Ноги энергично отталкиваются от земли. Но тяжесть сапог быстро даёт о себе знать. Ноги становятся тяжелее и тяжелее. Время постепенно растягивается и замедляет свой ход. Дыхание становится прерывистым и очень затруднённым - тяжело дышать. Но ты знаешь, что тебе надо продолжать перебирать этими внезапно отяжелевшими ногами и раздувать лёгкие - тогда, как это обычно говорят опытные кросс-мэны, откроется второе дыхание и бежать станет легче.
Кажется что земля, от которой ты отталкиваешься своими ногами сдвигается всё тяжелее и тяжелее, а время растянулось до такой степени, что уже почти остановилось.. А ведь ты пробежал всего только треть дистанции.. И спасительное второе дыхание никак не появляется..
И ты неодобрительно думаешь про сапоги, которые конечно отличаются от кроссовок, гасят шаг и в которых так тяжело оттолкнуться от асфальта. И ещё конечно очень нехорошо думаешь о старшине, который заставил тебя бежать и о своём командире отделения, который мчится в числе первых – как настоящая придурковатая лошадь с раздувающимися ноздрями.
Ну вот поток воздуха, который ты с трудом втягиваешь в лёгкие, уже обжигает бронхи и становится горячо вверху груди. Во рту накапливается слюна, которую надо бы как то умудриться сплюнуть. Но ты этого не можешь, чтобы не прервать с каким-то болезненным хрипом и жалобным свистом втягивающийся в лёгкие глоток драгоценного воздуха.
Но всё это значит, что пройдено уже половина дистанции. Ты держишься в первой десятке, завидуешь первым бегунам: настоящие лошади - невозможно угнаться! И сочувствуешь тем кто снова сзади: Э-э-э-х!.. слабаки.
И вот сапоги становятся уже невыносимо тяжёлые. И уже с большим трудом передвигаешь ноги, потому как они еле отрываются от земли. Обычно думаешь в такие моменты: наверно, со стороны я сейчас почти стою на месте! Но как бы тебе не было тяжело - ты всё равно добежишь, и прибежишь лидером, даже не в середняках. Огорчённый тем, что обещанное второе дыхание так и не открывается - ободряешь себя: Не дрейфь! Осталось всего там какая-то третья часть!
Но мысль о том, что всё-таки сейчас умрёшь, пока ещё не покидает тебя. Но потом ты думаешь: ну всё таки я не могу же бежать вместе с этими слабаками, которые сзади тебя! Если я буду правильно дышать, то должно уже открыться второе дыхание и мне будет легче.
И твоё ритмичный вдох и выдох заглушает всё вокруг - но второе дыхание не приходит.
И вот в глазах уже начинает темнеть, это значит, что ты уже у самого финиша. И теперь ты не веришь свалившемуся на тебя счастью - ты финишировал и вроде как остался жив! ...условно. Потому как тело твоё ещё при смерти. Ты сплёвываешь накопившуюся слюну, и стараешься отдышаться и выйти из того коматозного состояния в котором ты прибежал до финиша. А краем глаза наблюдаешь за первыми лидерами которые ходят кругами рядом с финишем как и ты, и теми из отставших, кто ещё только прибегает с квадратными глазами на заветную линию. И, наконец, ты обнаруживаешь, что 2-е дыхание так и не открылось – но теперь оно тебе уже и без надобности!
Но самый приятный момент в кроссе - это когда мы с чувством выполненного долга шествовали с дистанции уже обратно, в роту. Мы снова маршируем все вместе, и это уже стало для нас привычным. Но только в этот раз мы уносим с собой ещё одну победу! Мы справились с ещё одним значительным испытанием на нашей дистанции к офицерскому званию и к золотым лейтенантским погонам.
Конечно, был у нас и ещё один момент, связанный с этим, или даже с ещё более грандиозным, чем кросс - событием, аналогичным событием. На следующий день в конце уже ставшей обыденной для нас физзарядки мы наблюдали за возвращением с марш-броска соседнего с нашим батальоном. Марш-бросок шесть километров! В два раза больше чем дистанция нашего кросса! В полной боевой выкладке, с автоматом и с полным боекомплектом помимо обычных тяжеленных сапог! В это трудно поверить и трудно себе даже представить! Старшекурсники - настоящие герои, возвращающиеся со штурма в лучах восходящего солнца! Атлетические фигуры как у Давида работы Микелянджело! Уставшие, еле волочащие свои ноги, автоматы, сапёрские лопаты и подсумки с запасными магазинами болтающиеся на зажатом в руке ремне, но счастливые за эту свою очередную победу! Зато теперь я знаю, откуда берутся эти атлетические фигуры!
* * *
И вот на плацу мы все стоим в строю, в сине-бирюзовой, парадной, офицерской форме. Накрахмаленные рубашки и чёрные галстучки. Вместо тяжёлых сапогов - офицерские ботиночки. Я с восхищением оглядываю своих товарищей: точеные атлетические фигуры, безупречная офицерская осанка, красивая форма, каждая пуговка словно припаяна - точно на своём месте. Остроконечные звёздочки на золотых лейтенантских погонах - предел наших грёз и мечтаний все эти долгие четыре года.
Сегодня начальник училища читает приказ о присвоении нам первого офицерского звания. Стройные шеренги выпускников. Полная тишина. Справа у трибуны застыл в безмолвии оркестр. Голос начальника одну за другой читает наши фамилии. Конечно, не все сразу. И их не одна сотня. Но время не кажется тягучим и растянувшимся. Все слушают с упоением каждый звук! И не ноют от напряжения натренированные спины. Выпускники впитывают в себя каждую торжественную минуту! И вот теперь мы лейтенанты! Грянул оркестр, шеренги замаршировали...
Сейчас пройдём по плацу мы в последний раз! Я вспомнил, как делали мы это в последней тренировке: мы все в восторге диком по плацу лупим сапогами! ещё чуть-чуть - бетон не выдержит и треснет, настолько дружный, четкий, сильный у нас шаг!
Сегодня город наводнён молодыми лейтенантами. Красавчики, все как на подбор - один лучше другого! И я среди них! Я в городе! Снова на свободе! В золотых лейтенантских погонах! Вот она - моя свобода! Моя свобода несёт в себе оттенки счастья. Вот он какой - вкус свободы!
Ловлю на себе дамские взгляды. Ах, какие офицеры! Ах! «Белая кость»!
И самому не верится, что я выдержал... Как я выдержал? Целых четыре года! Утренний подъём и физзарядка! Всё время - стоя в строю, а в перерывах - строевая или чистка оружия. Кроссы и марш-броски... Наряды, караул и кухня. Нелёгких четыре года. А выдержал я потому... Потому...
И вспомнил вдруг школу. Урок по философии. Это в школе то - философия? Так и осталось загадкой - чья это была затея. Но сегодня у нас за столом - настоящий философ:
- Здравствуйте, дети! Все считают, что философия это очень сложный предмет!
- Но все сложное потому таким кажется, что непонятным является!
- А философия - очень простая наука, потому что изучает она самые общие законы жизни. Общие, это потому что одни и те же законы лежат в основе множества самых разных явлений!
- Ну, например, ребята, как вы думаете, что для человека самым дорогим является?
Ваня Балбескин - безнадёжный двоечник и матёрый хулиган, сразу крикнул с галёрки:
- Свобода!
- Очень замечательно! Свобода! Что же для нас такое свобода?
У-у-у! Просто всколыхнулся лес рук:
- Свобода, это когда не заставляют ходить в школу!
- И это когда родители тебя не поучают!
- Это когда тебе родители купили крутой мотоцикл!
- Или у тебя под боком классная тачка!
- А на соседнем сиденье - крутая телка!
- Хорошо, хорошо! Пока достаточно! Возьмём для начала: «когда не надо ходить в школу!» А как это возможно, чтобы не надо было ходить в школу?
- Ну, надо самому выучить все уроки.
- Необходимо сдать все экзамены экстерном!
- Надо продолжать учиться и закончить 10 класс!
- Видите, дорогие дети: каждый из вас сказал разные вещи, но у всех прозвучало – «надо» или «необходимо»! И вы про это говорите, значит, вы это осознаёте!
- Кроме того, на проверку окажется, что среди вас есть такие, которые этим сейчас и занимаются. Фактически, вы это и делаете!
- Ха-ха-ха-ха!
- Вот и получается, что свобода - это осознанная необходимость!
Вот так я этих военные четыре года и продержался! Теперь, из опыта прожитых лет, хотел бы к этой истине и ещё добавить:
«Свобода - есть осознанная необходимость.
И обладают ею те, кто успевает понять это ещё до того, как необходимость эта превратится в необходимость вынужденную… и в несвободу!»
* * *
Ух ты, боже, - смотрю я вокруг - как много военных: на Красной площади - маршируют военные, в Китае - очень много военных, в Казахстане на Байкануре - военные, в Сирии и Ливии - одни военные, в персидском заливе просто валом военных - плавают там на больших кораблях. Вообщем, это и понятно. Возможно, так и должно быть, ведь они - стражи свободы и демократии! У нас это - стражи нашей свободы, а у них - стражи их свободы! Правда, никак не пойму я: как это может иметь свобода своих стражей?
Да, единственный минус всей этой истории - много сейчас военных. Очень стало это банально, и никого ты этим не удивишь. А я ещё заметил, что: насколько стало больше военных - ровно настолько меньше хороших писателей. Писатели получаются сегодня в дефиците. Очень много военных, и очень мало хороших писателей!
И вот теперь я решил для себя достичь новой свободы: стать хорошим писателем. Чтобы люди получали удовольствие и радость, читая мои короткие рассказы. Вот это - по мне!
А ещё - иметь много-много читателей. А ещё – помочь им стать чуть свободнее! И теперь мне часто приходится сидеть допоздна за компьютером. Часто ноет поясница и наваливается какая-то тяжесть... А в глазах иногда начинают кружиться какие-то "мошки". Или всё вокруг начинает светиться так, что уже больше невозможно смотреть на экран! Но я не отступаю и не сдаюсь! У меня теперь есть новая осознанная необходимость! В наше время золотые кирпичи не падают с неба, и свобода не даётся даром: Чтобы получить что-то, уж если ты этого захотел, необходимо кое-что предпринять и сделать для этого.
Так вот, теперь, из опыта прожитых лет, истина от философа представляется мне усечённой, и хотел бы я к этой истине кое-что добавить и ещё: «Свобода есть осознанная необходимость, но сама эта необходимость не приведёт к свободе. Этому миру надо что-то дать, чтобы он отблагодарил тебя новой свободой».
Владимир СНЕГ.
Обсуждения Белая кость - короткие рассказы про свободу