Ангелочек

Наступало новое утро, первое утро после Рождественской ночи, после ночи Светлого Христова Рождества. А Сашка — второй раз за всю свою сознательную жизнь — видел сон, но это не был сон, подобный тому, первому: Сашке снилось, что он, он сам был этим Ангелочком на рождественской ёлке, и его, Сашку, взял с ёлки маленький Человечек, — лица его Сашка не видел, но знал, что он похож на него самого. И в руках этого Человечка Сашка заплакал — возможно, первый раз за всю свою жизнь. Он плакал и плакал, и чувствовал, что становится всё меньше и меньше, а лужа слёз под ним всё больше и больше. Вот уже скрылись под морем слёз Свечниковы, дети, пришедшие на праздник, ёлка, мальчик, держащий Сашу-Ангелочка, и в самый последний момент — в тот момент, когда он вот-вот должен был исчезнуть, превратившись в море слёз, — в самый последний момент он проснулся: проснулся весь в слезах.

Проспал он совсем немножко: это было видно по всё тому же синеватому свету за окном и всё тому же стуку черпака водовоза. Когда же Сашка встал и взглянул на то место, где был Ангелочек — ЕГО Ангелочек, — он увидел лишь лужицу застывшего воска на полу, в которую попался, наконец, назойливый прусак и теперь виднелся из неё, словно доисторическое насекомое — из янтаря.

Глядя невидящими глазами на то, что осталось от Ангелочка — от светлой стороны Сашкиного «я», — мальчик подошёл к лужице воска, упал перед нею на колени, как перед Богом, и вновь зарыдал.

Солнце поднималось над горизонтом, освещая и освящая новый день, новый год, новую жизнь...