Алька!

- Дедушка? У тебя в детстве было что-то такое, что оставило след на всю жизнь?

- Да у меня каждый день оставляет «след»
- Ты, что, меня не понял? Я хотела услышать рассказ интересный, из твоей жизни, когда ты был таким как я?
Алька!
- А, вон оно что? Что же тебе рассказать тогда…. Давай расскажу про своего друга дельфина?

- Ты дружил с дельфинами? Это же так интересно? Расскажи дедушка, пожалуйста?

- Было это после войны. Жили люди бедно в совхозе. Налоги государство снимало со всего. Куры есть? Сдавай яйца! Свиней держишь сколько? Столько должен шкур сдать на сапоги. У нас корова была, а молока «цельного» я никогда не пил. Утром мама доила, объединяла с надоем вечерним, и я молоко относил приёмщику. Он сливал в бидоны, вёз в станицу Запорожскую, а после обеда привозил обрат и я забирал. Это было моей как бы обязанностью, ибо мама с утра до ночи, была в поле.

Налоги были также на деревья фруктовые. Но, а так как, яблони например, плодоносили через год, а налог на каждый год, то народ деревья вырубал. В станицах, на Кубани, деревья росли только те, которые налогом не облагались. Поэтому добрую память оставили о себе такие деревья, как маслина, акация. Если акация нам дарила свои гроздья летом, то маслиной объедались в основном тогда, когда приходили морозы.

Мы, мальчишки, чтобы насытить свой желудок, сразу шли в Парк и там кушали калачики, казелики, но, а потом шли к Таманскому заливу. Залив для нас был чем-то живым и добрым. Доброта его заключалась в том, что на его берегах мы никогда не скучали, всегда были сыты. Обычно брали дома коробок спичек и отправлялись «смотреть и слушать», что в этот раз залив подарит, или расскажет.

Во время войны сражения были ужасающие. Залив был весь изранен. Воронки, от авиационных бомб к этому времени были занесены песком частично, и на этом песке растительность не росла. Но, а остальное дно залива растительностью изобиловало. Там же, где росла трава, грунт был уплотнен корневой системой. Бычки разность плотности грунта использовали для строительства своего жилья. Строили они свои квартиры так, чтобы было два выхода. Вот мы подходили к ямам, а затем, идя по краю, искали норку. Найдя, прикрывали ступнёй ноги. Далее не сходя с места, в траве искали вторую норку. Увидев вторую норку, выпускали воздух из лёгких и ныряли. Руки запускали в отверстие и определяли, сколько бычков в норке. Если больше двух, двоих брали, а отверстия вновь прикрывали ступнями ног. Одного бычка заворачивали в трусы, перекрутив резинку, а второго одевали на кукан. Затем на кукан нанизывали и второго.

Удачная была «рыбалка» во время шторма. Волны выбрасывали на берег рыбины различных размеров. Мы ходили по берегу и, подбирая рыбу, смотрели на жабры. Если розовые, годится. Если жабры белые, то эту рыбу не трогали.

Однажды увидел выброшенного на берег детёныша дельфина. Его чёрный цвет сливался с камкой, морской травой, которая годами гнила на берегу залива. У меня сердце готово было выскочить из груди от жалости, что этот малыш, не смог справиться с волнующим морем. Решил послушать его сердце. Но шум прибоя всё заглушал. Переворачивая его на брюшко, показалось, что рот его слегка приоткрылся. Схватив дельфина, я зашел с ним в воду. Волны были настолько сильны, что если бы не моя худоба, они зарыли бы меня также в камку. Так подставляя попу волнам, стал приводить в чувства дельфина. Жизнь входила в него медленно. Но когда я увидел открывшие его глаза, то заревел от счастья. Ещё долго я его оттаскивал на глубину, а волны его выбрасывали обратно.

Тогда меня как кто-то надоумил, что во время шторма, нет волнения на солёном озере мыса Рубаного. Вот я его туда и затащил. Озеро было не глубокое, но ветер на нём разгуляться не успевал, и на воде была только рябь. Обычно во время шторма, волны залива объединившись с черноморскими волнами, промывали канал и наполняли озеро водой. Когда волны стихали, они запечатывали канал, и в озере размножалась кефаль, самое лучшее лакомство дельфинов.

Начинало темнеть. Я решил дельфина оставить в озере, а на следующий день прийти и освободить его из заточения. Но ветер не стихал. Ночью произошла трагедия. Обычно рыбаки, промышлявшие в Атлантике, во время возвращения домой, бросали якорь у берега нашего посёлка, Гаркуша. Родители срочно нас снабжали провиантом и мы рыбакам несли хлеб, сало, яйца варённые, но самое ценное для рыбаков, было вино. За это они нам накладывали в вёдра камсы, с которой вперемешку была Барабулька.

Вероятно на радостях, рыбаки выпили лишку, и не заметили, как сейнер был сорван с якоря, и волны, перевернув его, выбросили на берег. Два рыбака погибли.

В каждой семье был деревянный бочонок до 5 ведер, который заполнялся дарами рыбаков. У меня до сей поры ощущается вкус этого лакомства. Зимой отваривала мама картошку в мундирах, и вот с картошечкой камса, барабулька переправлялись в желудок.

Когда мама из казана чугунного высыпала картошку на стол в миску. Я старался первый ухватить. Но она настолько была горячая, что я ей вначале жонглировал, подбрасывая в воздух, а потом со слезами на глазах очищал кожуру, которая под ногти передавала весь жар. Сестра снимала кожуру иначе? Она картошку разламывала. Пальцами надавливала на кожуру, картошка ей летела в рот, а кожура оставалась на пальцах. Уже во рту она понижала температуру картошки, самой лучшей тюлькой*, пережёвывая с явным удовольствием. Пока я справлялся с одной картошкой, сестра проглатывала пять, а если мелкая картошка, то и все десять. Осознав рационализацию, вскоре уже лучшая тюлька-барабулька спешила в мой рот.

К дельфину я спешил, ибо понимал, что ему в озере и страшно одному и скучно. Он встретил меня, как мне показалось с радостью. Радость эту я видел в его глазах, когда он, подплыв к берегу и уткнувшись носом в ил, весёлыми глазками разглядывал меня. Ветер завывал, но завывание было прерывистое, что давало надежду, что и ветер подустал и вскоре стихнет. И хотя к темноте порывы ветра стали тише, на волнах это не отразилось.

Вновь я не решился вытаскивать малыша, и так как домой надо было идти более 3км, ушёл, пообещав завтра прийти пораньше.

Утром проснувшись, увидел, что воды залива не шелохнутся. Взяв кусок хлеба, отправился, сохраняя втайне от друзей, куда и зачем иду. «Алька», так почему-то решил я назвать своего друга, встретил меня здоровёхонький, показывая своими пируэтами, что полон сил. У берега пролива резвились несколько особей взрослых, как я понял, что родственники Альки. С их стороны неслось не то свист, не то щелчки, Алька в ответ также им отвечал. Мне ничего не оставалось делать, как перетащить Альку к родне. Радость их встречи невозможно передать. Как Алька, так и дельфины взрослые, тёрлись друг о друга и тёрлись мордочками, показывая белоснежные зубы в улыбке. Я был не меньше рад от их встречи, но когда они, играя стали удаляться, стало обидно, что Алька так быстро забыл своего товарища.

Так обиженный на весь белый свет я отправился домой. При встрече с другом Гавричко Виктором, рассказал о своей обиде. Тот в свою очередь обиделся на меня, что не рассказал про Альку раньше и посоветовал бежать на Рубаново, где Алька точно ждёт меня. Я согласился и мы побежали…

У берега мы увидели мужчину, это был Коваленко дед Павел, наш сосед по бараку. Он сидел на берегу Керченского пролива раздетый по пояс и босой. Когда я увидел что рядом с ним лежит дельфин, то оцепенел! Мы знали, что дед был охотник и представили как ещё глупая Алька, не ведая, какие люди бывают жестокие, подплыл к берегу и получил картечь в голову. Отверстие зияло недалеко от его глаза.

Я начал задыхаться, а потом орать, как это делают бабы у тела покойника. Дед сразу с улыбкой, а затем с презрением стал ругать меня, мол, что как девчонка визжишь. Виктор рассказал деду кого он убил, и тот только смог ответить, что если бы знал…

Я не помнил, как добрался домой, но после этого сильно заболел. Меня всего трясло, образовалась сыпь на губах и теле. Соседка бабушка Дулиха, успокаивала, объясняя, что всё в руках Божьих. Альке предначерталось умереть. В ответ ей, я ответил, что мне же тоже «предначерталось», но меня спасли и я живу, так бы жил и Алька. На что в ответ бабушка заявила, что и я могу умереть, если буду так страдать?

Вероятно холодные воды Таманского залива, печаль о друге внесли в моё тело болезнь, плеврит лёгких. Это когда в лёгких скапливается жидкость. Я пролежал в больнице всё лето.

Впоследствии, внучка, я понял, что не судьба нам в жизни путь прокладывает, а всё от любви зависит? Чем меньше любви, в твоём сердце, тем больше совершается подобных дел, рядом с тобой, которые обозначены в народе, как Богу не угодных.

*Хамса, камса, тюлька – это, одна и та же рыбка.
×

Опубликовать сон

Гадать онлайн

Пройти тесты