Этот разговор между актером и его продюсером, состоялся приблизительно в 30 годы двадцатого столетия.
Но что такое время для Кино.
Актер:
- Я так больше не могу! Я не могу ТАК играть! Я чувствую себя полным ничтожеством.
Но что такое время для Кино.
Актер:
- Я так больше не могу! Я не могу ТАК играть! Я чувствую себя полным ничтожеством.
Продюсер:
- Подожди. Давай по порядку. Что случилось?
Актер:
- Понимаешь, я спекся, сдулся, как пузырь. И сам это хорошо понимаю. Это катастрофа, они смеются и радуются глядя на «Это» – болваны. Мне стыдно за свою работу. Понимаешь, мне очень стыдно. Это не работа, это обман, сплошное кривляние.
П.
- Кино и есть обман. Сладкие грезы для уставшей, после работы, толпы. Поверь мне, они заслужили небольшой душевный отдых. Кино это же не театр.
А.
-Вот именно!
Утром возле моего дома собралась целая толпа женщин. Это ужасно! Люди стоят и ждут какого-то проходимца. Как им объяснить, что я не играю, как должно, а кривляюсь, как обезьяна. Меня надо забрасывать помидорами, а они хотят мой автограф.
П.
- Ну-ну, дружище успокойся! У тебя завышенная самокритика или просто больная совесть. Мне конечно импонирует твоя требовательность к работе, но это уже перебор.
А.
- Боже мой! И этот меня не слышит. Ты понимаешь, что мы развращаем народ, так же, как колонизаторы спаивали и развращали аборигенов. Мы прикармливаем людей низким, с позволения сказать, искусством. А это называется - гнусность. И я играю в ЭТО, и они довольны. Они смотрят, смеются, плачут и аплодируют?! Почему-то очень хочется выпить.
П.
- Вот именно – выпей и послушай меня. Ты должен понять, что это кино, а не театр! Ну и веди себя, пожалуйста, соответственно. Между прочим ты за ЭТУ свою работу получаешь деньги и немалые. И, будь любезен, прекратить истерику. Еще не хватало, чтобы ты своей демагогией заразил других старых артистов.
А.
- Понимаешь! У меня есть школа. Меня учили не играть, не лицемерить, а жить на сцене, полностью перевоплощаясь в роли. Это как рождение или как смерть. Когда ты входишь в роль, то и роль входит в тебя. Возникает такая невероятная волна вдохновения, и она несет тебя. И люди чувствуют ее. После окончания сцены – зал мочит в упоении. Это называется – «ангел пролетел». И только потом -овации
Подвыпивший актер, закатив глаза, замолчал.
П.
Гладит его нежно по плечам.
- Ты хочешь добиться идеала, но пойми - идеал недостижим. Ты прекрасно играешь, тебя любит зритель, все совсем неплохо.
А.
- Да, я знаю, идеал не достижим. Но нельзя же сознательно опускаться вниз. Это гнусно. Ведь кто не устремляется вверх, неприменно будет опускаться.
П.
- Сколько раз тебе объяснять - людям в кинотеатре не надо идеала. Они не за этим сюда пришли, едят, хрустят чипсами и требуют зрелищ. И я даю им эти зрелища за их деньги. Я поставлю этот фильм, так или иначе, с тобой или без тебя. Решай сам. Мне надоела вытирать тебе сопли!
Продюсер хлопнул ладонью о стол, как бы завершая диалог, и оставил актера одного.
- Подожди. Давай по порядку. Что случилось?
Актер:
- Понимаешь, я спекся, сдулся, как пузырь. И сам это хорошо понимаю. Это катастрофа, они смеются и радуются глядя на «Это» – болваны. Мне стыдно за свою работу. Понимаешь, мне очень стыдно. Это не работа, это обман, сплошное кривляние.
П.
- Кино и есть обман. Сладкие грезы для уставшей, после работы, толпы. Поверь мне, они заслужили небольшой душевный отдых. Кино это же не театр.
А.
-Вот именно!
Утром возле моего дома собралась целая толпа женщин. Это ужасно! Люди стоят и ждут какого-то проходимца. Как им объяснить, что я не играю, как должно, а кривляюсь, как обезьяна. Меня надо забрасывать помидорами, а они хотят мой автограф.
П.
- Ну-ну, дружище успокойся! У тебя завышенная самокритика или просто больная совесть. Мне конечно импонирует твоя требовательность к работе, но это уже перебор.
А.
- Боже мой! И этот меня не слышит. Ты понимаешь, что мы развращаем народ, так же, как колонизаторы спаивали и развращали аборигенов. Мы прикармливаем людей низким, с позволения сказать, искусством. А это называется - гнусность. И я играю в ЭТО, и они довольны. Они смотрят, смеются, плачут и аплодируют?! Почему-то очень хочется выпить.
П.
- Вот именно – выпей и послушай меня. Ты должен понять, что это кино, а не театр! Ну и веди себя, пожалуйста, соответственно. Между прочим ты за ЭТУ свою работу получаешь деньги и немалые. И, будь любезен, прекратить истерику. Еще не хватало, чтобы ты своей демагогией заразил других старых артистов.
А.
- Понимаешь! У меня есть школа. Меня учили не играть, не лицемерить, а жить на сцене, полностью перевоплощаясь в роли. Это как рождение или как смерть. Когда ты входишь в роль, то и роль входит в тебя. Возникает такая невероятная волна вдохновения, и она несет тебя. И люди чувствуют ее. После окончания сцены – зал мочит в упоении. Это называется – «ангел пролетел». И только потом -овации
Подвыпивший актер, закатив глаза, замолчал.
П.
Гладит его нежно по плечам.
- Ты хочешь добиться идеала, но пойми - идеал недостижим. Ты прекрасно играешь, тебя любит зритель, все совсем неплохо.
А.
- Да, я знаю, идеал не достижим. Но нельзя же сознательно опускаться вниз. Это гнусно. Ведь кто не устремляется вверх, неприменно будет опускаться.
П.
- Сколько раз тебе объяснять - людям в кинотеатре не надо идеала. Они не за этим сюда пришли, едят, хрустят чипсами и требуют зрелищ. И я даю им эти зрелища за их деньги. Я поставлю этот фильм, так или иначе, с тобой или без тебя. Решай сам. Мне надоела вытирать тебе сопли!
Продюсер хлопнул ладонью о стол, как бы завершая диалог, и оставил актера одного.
Обсуждения Актер старого кино