Аксиология

В аксиологии есть два основных подхода к рассмотрению ценностей. Один из них подразумевает существование ценностей как таковых, т.е. необусловленно, независимо ни от народности, ни от религии и проч., так же, как и от самого человека; т.е. ценности в данном случае представляются как некая данность свыше. Другой подход, напротив, подразумевает ту самую обусловленность ценностей, их динамичность и, в принципе, обсуждаемость. Как видно, два подхода представляют собой две противоположности, как «+» и «-», что уже является трудностью в определении природы ценностей; ведь никто таким путём так никогда и не придёт к абсолютному осознанию этой природы. Пока существует одна точка зрения, будет существовать и другая. Я попытаюсь представить альтернативный подход, основанный на следующем.

Возьмём жизнь человека как абсолютную ценность, что сейчас практически никем не оспаривается. Впрочем, отсюда вытекает и вся остальная парадигма ценностей современного общества: это его (человека) право на свободу слова и самовыражения, точку зрения и так далее и тому подобное. В общем, человек сейчас стоит в центре внимания, и этот антропоцентризм способствует развитию эгоцентризма: если общество сосредоточивает всё внимание на индивидууме, то и сам индивидуум неизбежно замыкается на самом себе. При таком подходе становится очевидным отношение к человеку как вообще движущей силе жизни, ибо он «способен на всё», он «всё может», стоит ему только «захотеть». Но многие ли действительно «захотели» и «смогли»? И многие ли из этих многих действительно хотели именно того, что в итоге получили? Не сыграли ли в большинстве случаев центральную роль просто «нужное время» и «нужное место»? И не стали ли эти же самые место и время преградой на пути тех, кто «хотел», но в итоге так и не «смог»?

Это самый замечательный дар жизни – когда она заставляет нас разочароваться в своей уверенности насчёт чего бы то ни было вообще. Тогда наши глаза на какой-то миг становятся открытыми, и мы чётко видим, насколько зыбка почва у нас под ногами, которую мы так самозабвенно удобряли пустыми надеждами. Эгоцентризм неизбежно предполагает такое положение человека, которое представляет его как бы повисшим над пропастью – ему становится просто не на что опереться, не на чем основываться и негде искать помощи, кроме как у самого себя. А много ли он сам на самом деле может?

Жизнь человека чрезвычайно хрупка, и наши правоохранительные органы прекрасно об этом осведомлены; все игры нашего продвинутого общества зиждутся на этой хрупкости. И здесь, опять же, налицо противоречие: с одной стороны, человек, благодаря этой своей хрупкости, как индивидуум приобретает абсолютную ценность, тем самым, вся система ценностей выстраивается вокруг него и его потребностей; с другой стороны, эта же его хрупкость становится предметом шантажа со стороны общества: либо ты играешь по правилам, либо же оно стирает тебя в порошок, и глазом не моргнув. Однако, что, если отвлечься от данной проблемы, которая непосредственно не является темой этого эссе, и рассмотреть всё в ином ракурсе, выведя на передний план всё ту же хрупкость, а потому ценность человеческой жизни, но только поместив её между двумя совершенно другими противоположностями, а именно: случайности и закономерности?

Для этого нам будет легче всего смоделировать ситуацию, в которой бы человеческая жизнь, при каких бы то ни было обстоятельствах, оказалась под серьёзной угрозой, и выявить, что в данном случае от чьей воли могло зависеть. Допустим, таким «несчастным случаем» будет авария: автомобиль насмерть сбил пешехода. Представление себе подобной ситуации – не самое приятное дело, однако, не менее, надо сказать, приятное, чем ежедневный просмотр новостей. Как уже было предварительно отмечено, рассмотрение данной ситуации предполагается с двух точек зрения: либо произошедшее – действительно «несчастный случай», либо же это – некая закономерность.

Не следует предупредительно неправильно воспринимать эти слова; в данном случае не предлагается рассматривать какое-либо конкретное происшествие, а потому здесь не будет расследования с целью выявления виновного и вынесения приговора, к тому же, это исследование вообще не носит юридического характера, а потому преследует цель совершенно иного порядка. Естественно, что сбивать пешеходов не будет «закономерным» действом; речь идёт о закономерности иного порядка, а именно о характере жизни вообще – случайны ли события, участниками, а порою и жертвами которых мы становимся, или же они происходят потому и всегда потому, что должны произойти. От этого же будет, в свою очередь, зависеть наш взгляд на систему ценностей, в центре которой помещены человек и его эго.

Итак, приступая, мы имеем труп. Что это значит? Конкретно это означает, что только что на наших глазах оборвалась человеческая жизнь, чему мы были свидетелями. Что это значит для нас? Ну, для каждого это может значить своё; кто-то, может, ужаснётся, кто-то перекрестится, кто-то решит, что хорошо, что не его – не важно: мы – лишь зеваки, в принципе, нас это не касается так глубоко, как того, кто лежит там, на дороге. И вот теперь, подходя к главному, можно задать вопрос: была ли это случайность? Допустим, что это была случайность. Жил человек себе, жил, и вдруг – авария. Мы склонны принимать эти вещи, в большинстве своём, именно так. Но, если развернуть это суждение, то, что же оказывается? Произошло непоправимое. И произошло случайно.

Вряд ли этот человек надеялся на жизнь после этой жизни, если учесть, что мы живём в век атеизма, и что он был атеистом (вполне ведь мог, мы же не знаем). Исходя из рассмотренного выше касательно системы ценностей, он был для себя самого центром вселенной, ибо жил для себя; и вдруг – центра не стало, что же происходит тогда со вселенной? Если принимать происшедшее за чистую случайность, то тогда человеческая жизнь вообще не имеет смысла, она сама по себе носит случайный характер. И кем был этот человек, о чём он мечтал, к чему стремился – всё это не имеет абсолютно никакого значения, и не потому, что он умер, но и потому, что он вообще родился случайно. Был ли он вообще, или же он никогда не жил – никакого тогда значения не имеет. И такая хрупкая жизнь – если она случайна – разве может тогда иметь ценность, притом фундаментальную?

Если же ценности она за собой никакой не несёт, тогда убийство не является преступлением, потому что тогда закон становится произволом, ведь он устанавливается человеком, которому не на что опереться, кроме как на свою волю; но ведь его воля случайна, ведь при таком положении вещей любое побуждение несёт за собой произвол, потому что нет способа отличить благую волю от злой. Одним словом, хаос.

Немногие склонны принимать идею судьбы, считая, что они сами являются хозяевами своей жизни. Выше приведён как раз тот случай, когда человек является хозяином. Ибо, воспринимая себя как такового, он может исходить лишь из позиции эгоцентризма; отрицая высшую волю, он отрицает и значимость своей жизни, приписывая ей случайный характер. Соответствующие выводы, каковыми они представляются автору эссе, сделаны. Наверняка некоторые могут допустить, что, являясь хозяином своей жизни, я могу, например, посвятить эту жизнь служению Богу, как вариант, который допускает, что не только эгоцентрик может воспринимать себя таким образом. Однако же, это неверно. Хозяин своей жизни вряд ли доверит свою «служанку» кому-либо, кроме себя, ибо он только себя признаёт её хозяином; когда же он, безусловно, распоряжаясь ею, назначает ей нового хозяина, он, естественно, перестаёт сам таковым являться, и здесь уже требуется рассмотрение с совершенно иных, противоположных позиций. Человек, когда он не является хозяином своей жизни, подчиняется уже не своей воле, а потому не может уже быть эгоцентриком. Если же он им остаётся, с какой стати ему признавать кого-то над собою?

Однако же, если он познаёт радость служения, обусловленную, конечно, отсутствием ответственности, желание быть центром больше не овладевает им, и, таким образом, происходит переоценка всех его ценностей. В центре новой системы оказывается уже не он сам, но некая высшая воля.

Подходя уже с таких позиций к рассмотрению нашего «несчастного случая», мы вновь возвращаемся к трупу. Ситуация, в принципе, не меняется, однако же, приобретает фундаментально новый характер. Что же конкретно меняется в отношении неё? Полностью устраняется её случайный характер; происшествие становится в подчинение некой закономерности. Внезапно оборвавшаяся человеческая жизнь уже не воспринимается как случайная и, в принципе, незначительная потеря, она приобретает значимость, так же, как само происшествие её приобретает; для «жертвы» это становится необходимым этапом на пути, этапом, где, собственно, этот путь приходит не просто к концу, но к закономерному итогу. Его земной путь должен был закончиться, как он должен когда-то закончиться у всех, но, кроме того, он должен был закончиться именно таким образом и только при таких обстоятельствах. Исходя из этого, его жизнь становится чередой необходимых ситуаций, через которые проходит человек и которые лично для него имеют некую особую значимость. Но будет ли и в этом случае виноватый?

Как видно, тяжкой долей владельца автомобиля становится его роль в данном происшествии. Но это его доля, его тяжкий крест, ибо с этих позиций у него не было выбора, он должен был сбить этого человека. Почему? Разбор этого вопроса вышел бы за рамки не только данного эссе, но и вообще компетенции автора, ибо, как говорят в народе, «одному Богу известно», почему.

Вообще, если говорить о Боге, то усилие веры само собой предполагает принятие такой закономерности. Верующий «отдаёт себя в руки Бога», он принимает идею «высшей воли» и, предполагается, что на нём уже не лежит груз ответственности (телеологическое преодоление этического по Кьеркегору), он становится проводником этой воли, а не проповедником своих ценностей. Это не значит, однако, что до того, как он станет верующим, его жизнь будет считаться случайной, точнее, она будет таковой считаться, так как он её такой будет воспринимать, но она не будет такой сама по себе; речь идёт именно о принятии того, что во вселенной есть некая закономерность. Пока же человек этого не принимает, он, тем самым, не то что сопротивляется этой закономерности (внутреннее сопротивление есть, но в действительности, как видно, оно мнимо), но продвигается по жизни с трудом, ибо везде видит препятствия и, кроме того, на него давит груз ответственности, который он сам же на себя наложил. Считая себя ответственным за всё, что его каким-либо образом касается, придавая своим решениям фундаментальный смысл, он вынужден метаться и постоянно быть одолеваемым сомнениями. Это его состояние характеризуется противоречивостью, заложниками которой становятся его ум и сердце; как будто бы в многочисленных частичках, из которых слагается всё его существо, нет сонаправленности, которая конституировала бы его внутреннюю целостность.

Дабы показать, что и в жизни такого человека присутствует закономерность, можно предположить, что он, раздираемый противоречиями или же попросту не видящий смысла в своей жизни (раз она случайна), решает совершить самоубийство. Можно много и долго спорить по поводу того, как характеризует его это желание, главная его характеристика уже обозначена: у него нет внутренней целостности, нет принятия высшей воли. И это всё, что сейчас для нас значимо. Теперь же попробуйте честно ответить себе на вопрос, смогли бы вы пойти на это?

Важно понять одно: такое решение отнюдь не зависит от ценностей, исповедуемых человеком; я склонен считать, что есть люди, для которых самоубийство – единственно приемлемый способ ухода из жизни. Есть люди, тип которых описан, например, у Гессе или Чорана – самоубийцы, скажем, по типу мышления, но которые никогда, скорее всего, не совершат желаемого. И это также их печать. Эти размышления ведут к тому, что только тот, кому это предначертано, действительно сможет совершить самоубийство. С одной точки зрения, а именно той, которая принимает случайный характер жизни, данное действо есть произвол; однако, как уже было рассмотрено выше, с этой позиции всё есть произвол, и тогда, опять же, самоубийство не может считаться и грехом; когда же принимается действие закономерности, тогда тоже не может; человека, который пошёл на это, нельзя осудить, потому что это его печать. Если же это не твой удел, то ты либо не сможешь пойти на это, либо же твоё самоубийство будет «неудачным», то есть, по каким бы то ни было причинам, просто сорвётся. Не ты ведёшь себя на эшафот, но некая «высшая воля» подводит черту твоей жизни, ибо здесь твой путь завершён.

Обычно этика строится на некоторых абстрактных правилах поведения, которые базируются на тех или иных ценностях; т.е. создаётся некий «шаблон», которым предусматриваются возможные способы поведения человека в различных ситуациях. Однако же, мало того, что далеко не все ситуации можно предусмотреть и смоделировать; такой подход вообще в корне неверен, он загоняет человека в узкие рамки, определяя его чем-то извне, в то время как его самоопределение становится для него крайне затруднительным. Так что здесь свои права выдвигает другая, новая этика, этика принятия. Остальные подходы базируются на неприятии, а потому не могут найти прочный фундамент для возведения храма своих ценностей.

Новая же аксиология (если эти определения вообще ещё применимы в данном случае) говорит о ценностях лишь как о том, что человек ценит в своей жизни; эти ценности не являются при этом тем, чем человек мог бы руководствоваться; они точно так же преходящи, как и всё в этой жизни, поэтому на них нельзя опереться как на основу мировоззрения. Это просто те вещи, которые, будучи всё же неслучайными, доставляют человеку отраду на его жизненном пути. Такими вещами могут быть дружба, любовь, как наиболее яркие и понятные примеры; но это может быть так же что-то не столь на первый взгляд выдающееся, что, между тем, так много может значить для конкретного человека, и столь ничтожно мало для всего человечества.

25 – 29 октября 2012 г.