Зрачки

Ветер гладит листьев лица.
Звёздный дождь пошёл на спад.
Мне далёкий берег снится -
шум прибоя, треск цикад…

В Подмосковье входит осень,
бабьим летом притворясь.
Мы любовь на сердце носим,
а потом бросаем в грязь.
А потом в коротких письмах
шлём друг другу ночь без сна,
мол - зимою отоспимся,
в бездне снега сон без дна.
Самолёты птичьим клином
мчатся в тёплые края -
с предпоследним, самым длинным
улетаю, таю я.
Таю, как под утро звёзды,
как ночная тьма в зрачках.
Ливней...

Мне крест нести? Тогда уж – Южный Крест,
в зеркальном океанском антураже.
Опять охота к перемене мест
моё воображенье будоражит.
Я этого влечения страшусь
и не хочу ему сопротивляться.
Мне никогда уже не нагуляться
по свету (лишь бы был удобный shoes).
На мониторе фоном для стола
мне служит снимок с борта самолета.
Ловить муссон в лоскут косого грота
судьба мне, к сожаленью, не дала.
Но этот мир попробовать на вкус,
в его зрачках бездонных отразиться,
и шар земной разрезать, как...

Спи. Устал зрачок смотреть,
Уши - слышать, нос - сопеть,
Мысли - в голове блудить,
Руки - трогать, тело - жить.

Надо, надо отдохнуть.
Будь то здохнуть иль вздохнуть.
В бездне мозга твоего
Пусть приснится НИЧЕГО.

Всё устало вечно БЫТЬ,
Унывать, скорбить, ЛЮБИТЬ.
Паутина подземелья
Обовьёт твоё веселье.

После, может, будет РАЙ.
Спи, подруга, баю-бай.

если больно - значит живой
значит дышат лоханки лёгких
не прорежен извечный строй
шлакоблоков скупой эпохи
и фундамент пока что тверд
и изба всё красна углами
лишь на лужах осенний лед
атропинно владеет зрачками
жить не поздно... не рано... сейчас
жить не вопреки а... для
это новый наркоэкстаз
это курс моего корабля

Огни прибрежных кабачков лениво щурятся на море
И ночи бархатный покров, как ризы в Троицком соборе.

Сижу за столиком с тобой, смотрю в глаза – аквамарины,
Дым сигарет над головой – мазки Лотрековской картины.

Дрожит свеча в твоих зрачках, как на волнах наш плот вращая,
Последний солнца луч зачах, лачуги в замки превращая.

Так хорошо нам тет-а-тет, как в лёгком праздничном фиакре,
Вдруг на эстраду влез Поэт, решив сразиться с Пенелягре!

Он был нескладен этот лох, но изливал...

Тебе тоже не спится, любимый.
И ты читаешь
мои странные строчки, пытаясь из них понять -
как живу без тебя и когда, наконец, растает
битых троллем трельяжей осколок внутри меня.
Я пыталась собрать свою «вечность» за гранью смысла.
Вышло - «время». И время вышло в зрачок зеро.
И ущербного месяца жёлтое коромысло,
зацепившись за крышу, рассыпало звёзд ведро.
Их склевали под утро птицы и улетели,
тёплый берег предпочитая безумству вьюг.
Я ж - подбитая птица, в бескрайней своей постели...

Ты видишь отражение себя
В моих глазах открытых, словно небо.
Но не поймешь: там ад, а может рай,
А может то и это.

Ты всматриваешься в мой зрачек
Глазами полными вниманья,
Дыхания почти- что нет,
Все в предвкушении мгновения слиянья.

И вот скачек, рванулся пульс,
Два такта в унисон совпали.
И губы слились в страстный поцелуй
Прорвав сомненья, что терзали.

Из заката Европы смотрю на Восток.
Евразийская блажь на меня накатила.
Там впервые пробился у жизни росток
И последняя будет, похоже, могила.

Обезумев совсем, я на крышу залез,
Чтоб узреть, как у них занимается утро
И представить твоих глаз китайский разрез,
Что совсем после сна, дорогая, не трудно.

Там, представь себе, милая, люди живут
И не бесятся с жиру, как здесь неврастеньши.
Жёлтой расою их европейцы зовут,
Хотя сами желтухой болеют не меньше.

Их от западных орд отделяет...

Мне обида плохой советчик,
А хорошего рядом нет.
По глазам чёрной бьёт картечью,
Хлещет белый до рези свет.

Мирозданья хребет прозрачен
До мельчайших штришков измен,
И ловлю я зрачком незрячим
Разрушающий тот рентген,

Будто тайну ищу какую,
И сподобившись палачу,
Самолюбием плоть бичую,
Душу мокрым бельём кручу.

Натянув тетиву извилин,
Мечусь в яблочко, бью в мишень,
Да куда мне попасть мазиле –
Ускользаешь ты словно тень.

И чем более ты любима,
В чем сознаться мне так...

Расправив крылья за спиной,
Летя чуть слышною походкой,
Дыша, пока настороже
Душа открыла чью-то дверь,
Вновь ускользнув от суеты,
Как будто в гору на пролетке,
Закрыв тайник, где день и ночь
Лежал, притиснувшись, портрет.
Я, коль дозволено теперь,
Здесь спрячусь, запершись надежно.
Я – отражение в зрачках
Лже-мира «Где-то на Земле».