Зрачек

Твой сон, как расплавленный солнечный мед.
Я буду смотреть на твое, отлитое невесомостью, тело,
До розовой дымки полей в стеклянном зрачке каменной кладки.
Легкость небесных вод
Качнет твоей рукой, снежной уляжется пеной
В ногах, в сосредоточенье
Судорог шелковых нитей рассветной рубахи.
А когда нежный мрак упадет с твоих век,
Глаза наполнятся жаждой цветущего дня,
И вспыхнет герань на окне
Ароматом садов, возведенных летним дождливым сияньем,
Я смахну с твоих плеч ночной пепел и свет...

Город в зрачках прохожих и редких лужах,
Повод: мы так похожи и ты мне нужен,
Голос родной и близкий, мой лучик света,
Полос трамвайных много, в них мало лета…

Странно, как жалко тех, кто услышит море,
Рано потухнет солнце, как быть с мечтою?
Знаешь, у нас с тобою лишь пара крыльев,
Даришь цветную сказку вне строчки были.

Грустно.. аккорд гитарный слух растревожил,
Пусто на нашей лавке и в нашем прошлом,
Пахнет ванильным кофе и чуть духами,
Нас нет в открытках детских, и временами...

В городе-
В первобытном холоде
Зимнего нежилого дня-
Короток
Миг рассвета полного-
Был ли он-не могу понять...

Долетит
До земли и врежется-
Хищно сузив её зрачки-
Свет погиб
От коварной нежности-
О любови не узнав почти...

Пожалей
Все его страдания-
Там поминок похоже нет-
Прежние-
При изящных талиях
Звёздочки у своих планет!

Он чужой
И для нашей линии
Приручённых давно светил-
Хорошо
Эти змеи длинные
Заползают в любой изгиб!

В улицах
Мода так и вертится-
Только...

Он прижимался к ее снежной щеке
и чувствовал,
как плавится жизнью в груди июльская роза,
как воскресает подснежником через эфир занавесок
остывшая плоть луны,
как тонкие струйки ночного трепета
блюзом стекают с волос и, вскользь,
обдает черные ясли зрачков духом
сиренево-пепельных рощ.
Беспросветные гнезда любви –
магия огненного цветка,
спелая рожь взорвавшихся звезд –
там бродила моя красота,
моя черноглазая тень…

Бледно-снежный придорожный блюз в растворе окаменевших обочин.
Небо, вздыхающее сырым агатом ноздрей африканского буйвола.
Плющ проводов, гематомы фар – солянка вечернего почерка
Городского движения. Шум, ручьями обветренных губ,
Шум, проникающий в самое сердце желанья немого пространства.
Пластик оконных зрачков слезоточит одомашненным солнцем.
Пружина людского потока разжата. Голодной пастью
реклама съедает тонкую грань вниманья. Ветер бесхозный
лижет подщечной лица, ждущие теплого...

И в зеркале старинном в этот миг
вдруг отразится мир совсем иной,
Он был прекрасен, он из грез возник.
Склонился дед в поклоне предо мной.
Во мне он видино, бабушку узнал.
Застыла на лету и не дышу,
И на мазурку снова приглашал.
Забыв свой век, на бал опять спешу.
Там Александр Первый иль Второй?
Там странный мир забот, забыт наш мрак.
И Демон страсти снова предо мной.
Он отражен в старинных зеркалах..

№№№№№№№№№

Женщины печальной силуэт,
У окна, распахнутого в ночь.
И...

ночь прекрасна
в зрачках отпечатались шрамы
пунцовой луны

в плеске ручья
отразится эхом
голос любимой

вспыхнет агатом
ночная тропа
ее глаз

звезд ожерелье
взойдет над ее
головой

ночь прекрасна
в память запала
мягкость постели лесной

Светлая грусть из печали осенней
Вылилась в строчки разбуженной ленью.
Память настойчиво в прошлое манит.
С неба посыпалась белая манна.

Ветер бросает шрапнелью навстречу,
Будто икру Рыбы прошлого мечут.
Бьются мальки в скорлупе от жестянок.
Паюсный шик под бренчание склянок.

Зябко и сыро, промокли ботинки.
Зонтик закроет волос паутину.
Свет бьёт в зрачки, освещает дорогу.
Я просыпаюсь (весна), понемногу.

Невнятный звук ресниц моих коснулся,
Проник в зрачок и замер резким пульсом,
Втекая в миг расплавленным квадратом,
В пунцовой розе отражённым, кратно

Кристаллам света в волосе котёнка,
В улыбке смерти жизни не рождённой,
В ногте убийцы, содранном о камень.
И улыбнулся, филантропно, Гамель.

Заныл синяк в оранжевой косынке.
Хлопок ничей сорвал с пупа пылинки.
Мой палец плыл, сияя изумрудом.
А дзен-буддист чинил коню подпруги.

Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.

А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.

Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать свою смерть.