Журчащему ручью

И ветром,и снегом,и светом,
Быть может,ещё с января
Стоит,как на свадьбу одета,
Под солнцем весенним горя...

Блестят ледяные узоры,
Дрожат на ветру кружева...
Но вот уже встретились взоры,
И кругом идёт голова.

Под жарко журчащие речи
Снег тает,стекает вода.
-Не троньте пушистые плечи,
Не дайте пропасть от стыда.

Но что-то зовет,увлекая
На счастье,на стыд,на беду...
То ветки,то руки ломая,
Всё кружится в белом бреду.

...Рассеются чары и грёзы,
Воспрянешь и ты ото сна...

Растрепались тучки и исчезли где-то...
Верится--весны к нам близятся шаги.
Пусть еще немного день прибавит света--
Кинет сверху солнце жаркие лучи.

Встрепенется ветром Он желая снова
Ласковой и нежной, трепетной любви.
Будут в сердце мучить три заветных слова,
Три заветных слова--страстью по крови.

А Она, как птаха, после зим суровых
Перышки почистив, спрячет коготки,
И взовьется в небо жаворонком снова,
Восторгаясь--жизни,радости, Любви.

И Апрели в сердце--встретившись однажды...

День солнечный, сияюще-весенний,
Журчащий первым робким ручейком,
Тягучим вкусом скорби и смятений
Врезался в память сломанным цветком.

На мартовском снегу иглисто-колком
Венки лежали свежие, в смоле…
Он уходил доверчивым ребенком:
Ведь все мы – только дети на Земле.

Что нам делить, поэты? –
Любовь народных масс,
Воздушные штиблеты
Для взлёта на Парнас,
Дуэль, костёр, верёвку,
Безвестность и позор,
И рифмы-полукровки
Гарцующий задор…

Нам поделить, быть может,
Удачную строфу,
Слезливых всхлипов: "Боже!..",
Критическое: «Фу!»,
Сомнение и веру,
Гранит на саркофаг,
Тщеславие без меры
И без причины страх.

И как делить, поэты? –
Любимых и врагов,
Интимные секреты
В ночи журчащих слов;
Опалу и коварство,
Иронию и смех,
Пусть скажут...

Какая зима необычная,
То ветер, то дождь срывается
Наверное это личное,
Что снегу кружить не случается.

Февраль не спешит нас баловать
Сугробами, вьюгами снежными,
Весну свою ждёт, отчаянный,
Срываясь дождливо надеждами…

Февраль, ты скажи, кто Весна твоя?
Что так скороспело врывается
В твой зимний сезон дождинками
И солнца лучами играется.

Влюбился Февраль наш, видимо,
В весну, капелью журчащую
Не хочет морозить нас холодом,
А хочет Любовь настоящую...

Я вижу сны наяву, я не верю в скуку и пустоту шагов.
Где-то здесь, за ширмой сценария, должен быть белый кролик Алисы,
Только б схватить примету, шепчущих гор гранит, сердце поющих снегов.
Как неистовый викинг ищет священную смерть в бою,
Как монгол разрезает косыми глазами пыльную степь,
Я держусь за лоснящийся пульс реки и теченьем бросаюсь вниз,
С крутояра, с карниза, туда, где поют
Снега, туда, где шепчет горный гранит и теряется след
Белого кролика девочки Кэрролла, где кристаллы...

Фарфор зимы разбит в болотный сумрак весенних трав с оливковых дорог.
Во мне метель скучает белым полем, во мне граненый иней рвется в блеск,
и теплый шум оживших парков режет слух. Как же далек
от глаз подснежник солнца (расплавленный в окрестности
журчащих переулков), и, как кристальный север
свеж звездой пустынной. Мне не хватает грозового сна
холмов хрустящих в ледяном восходе, следов химеры
снежной на стекле. Фарфор зимы впитала, лишь луна,
и ей мои молитвенные ласки, и ей, ночной...

Он рядом с океаном жил,
Прибоя шумом напитав
Безвестья золотые годы.

Пером поэзии служил,
Сердечный мёд лия в стихах,
На лоне солнечной природы.

Сквозь шелест изумрудных волн,
В гудках далёких, в крике чаек
Он слышал дивный шепот Музы, —

Плывущий в теплом ветре сон,
Счастливый и необычайный,
Упавший в мозг его, как в лузу.

И Муза пела о любви...
Дыхание иных пространств
В журчащем голосе её, —

Из глубины ли, издали...
Открыв в душе бездонный пласт,
Он пил стихи, словно...

Под звёздами вдохновения
Отсутствует ложь напряжения,
Где мир и душа в единении
Спокойна и радость творения.

Прозрачного сердца журчащий родник -
Сияющий светом во тьме проводник,
Органная фуга пространства стремления,
К вершинам себя притяжение.

Где птицы из света мрак освещают
И боги твоими устами вещают,
Зажжённое чистого сердца горением
Крылатых идей откровение.

На правом берегу Днестра…
Где гряды скал раскинули объятия,
ласкает ветер изумрудные луга,
витая вольно в нежном аромате.

Чуть дальше, у подножья дивных гор,
угрюмый лес стоит зеленою стеною,
тут от малины алой пробудился бор,
и стаи птиц галдят веселою гурьбою.

Рябой закат стер красок наваждение,
умолкли птицы, тишиной окрашен цвет,
но вот раздался шорох и лесной тропинкой,
из чащи вышел сгорбленный годами дед.

На нем пиджак потертый, брюки в дырах,
и сапогам кирзовым...