Журавлиной стае

Ругаешь Господа за то, что попускает?
Что вмешиваться в жизни не спешит?
Что безнаказанно вольны шакальи стаи?
Что каждому дозволено грешить?

Ты гневно спрашиваешь, где же справедливость?
Взываешь к Божьей каре и суду?
Иль вопрошаешь, где заслуженная милость?
Где отклик на слезливую мольбу?

Остановись, уймись, послушай голос сердца.
Решись хоть раз ты в душу заглянуть.
В неё лишь для тебя всегда открыта дверца.
За ней твой истинный и верный путь.

Не молви в спешке...

Лунный окрик в тишину, глаз ночных по ветру течь,
И огня уж не зажечь, хоть и тьмы предел найдется.

Все глухая степь да вой, все лукавит и смеется,
Только ты не тронь угля, что на сердце смог сберечь,
Смог, как красное пятно на закатном побережье,
Смог, как чистую звезду над окном из хрусталя.

Все проходит, все сойдет песней ночи, шумом дня,
Только ты запомни нить, что связал слепой надеждой,
И отмерил коей путь в пелену, как в светлый праздник,
И на плаху, как на свадьбу зорьки...

Мы сбились с пути,
И сошли оба с ума.
Ощути - молчанье, как стена.
С этих пор другим не позволим мы слишком.
Вечность - пустышка.

Нас мучает страх,
Но кому здесь пожалеть
О детских мечтах.
Там жил ангелок, чьим угольком и пунктиром
На нас ты сходила - радуга мира.

Вечность - пуста. Куда ушли цвета?
Куда сбежали чувства и хмельной рассвет?
Вечность - пуста. Считай уже до ста,
Ночных своих и смятых в пачке сигарет.
Вечность - пуста.

Мы с виду живём
В суете жалких дел,
Свой...

На границе вод полярных, средь гигантских светлых теней,
Где в горах, среди гранита, гаснут призраки растений,
Реют стаи птиц бессонных; улетают, прилетают,
То наполнят воздух свистом, то вдали беззвучно тают,.
Им в пустыне нет подобных ярким блеском оперенье;
Дикой нервности полёта нет средь птиц иных сравненья,
А они живут без пищи, никогда гнезда не строя;
И пустыня их волнует грозной вечностью покоя.
Если льдины раздвигает киль полярного фрегата -
Стаи бережно проводят и напутствуют...

Как ел скотный двор, так и ест из корыта,
И гадкий утёнок слывёт за урода,
И щёлкают пасти при слове «элита»,
Не вписанном в листик «простого народа».

Но только элита – позвольте ремарку! –
Умеет держаться от стада подальше,
Не путать яичницу с божьим подарком
И честно кривиться от позы и фальши,

И серость не звать «приблизительно белым»,
И с совестью быть почестней и построже,
И не продаваться – частями и в целом,
Пусть даже не купят и рукопись тоже.

Элита живёт...

Вот дерево – в нём соки солнца, подземные ключи,
шёлк ветра, стойкость ста зимовок, ста перерождений –
теперь оно – листок бумаги
с отрыжкою чернильной у свечи
в подвале неизвестного поэта –
преемственность – когда поэт вдохнёт,
вернёт, нарежет
одну другую сотню слов ветвистых на плоскости молочной,
тогда природы память, труд и красота найдут
за этим всем, в какой-нибудь душе, очередное воплощенье,
дымясь листвой осенней, обретут они,
как часто происходит, в горне смерти...

Раздел I. Без лишнего.

Благодарю тебя, мой лес,
За тихие твои уроки.
За то, что жизнь возможна без
Дел суетных и слов жестоких.
И встреча капли и лучей
Есть главное моё богатство,
И лишь на дне души моей
Мои сокровища хранятся.
Как сосны, истина проста,
Как луч, зажёгшийся мгновенно.
Жизнь Духа - это нищета,
Та самая, что так блаженна.

* * *
Отрешиться, отрешиться -
Ото всех мирских забот.
Тихо тенькает синица
И зовёт, зовёт, зовёт...
Всё, что было важным, - небыль.
Все...

Сердце!
Скажешь ли?
Где?
В какой дали?
Отцвели деньки не видать ни зги.

Затуманил мрак Русь цветущую
Чёрный враг прополз - в кровь поющую

Постамент гробниц,- даль зловещих лет
Оправляется в траур чёрных лент

От узнанных, не угнанных, не забытых, не слепых
Просыпается награда грозных дел твоих святых

- 1 -

От монгольских злых оскалов, дым костров от коих вился
На равнинах тучных пастбищ ворон, смерти – жизни, объявился

Вообразил себя владыкой, этот, узких глаз...

1
А к празднику ( Чтоб «оторваться»! ),
кой, накануне, должен быть,
уж гости начали съезжаться
( Об оной дате - да забыть?! ),
и кое-кто в господском доме
( по факту: жаждая в истоме )
привал нашли - в «святых местах»,
а кто-то жил - во флигелях,
ну, а другие, рангом ниже,
к приказчику ( Уж снизошли! ),
а третьи, с податью пришли,
к священнику, впустил чтоб, иже…,
а вот четвёртых, балаган,
жил у зажиточных крестьян…
2
Конюшни были ( Да сверх меры! )
полны дорожных лошадей,
где...

Придатком стали мы машин,
Мы служим им, мы служим им.
Гудок фабричный кричит нам:
Вперёд к станкам, вперёд к станкам.

Нам выбирать дано судьбой,
Вид рабства свой, вид рабства свой.
Тем обманувшись, верим мы:
Мы — не рабы, мы — не рабы.

Но день придёт и вдруг поймём:
Себе мы врём, себе мы врём.
И сердце боль нам от тоски,
Сожмёт в тиски, сожмёт в тиски.

И обезумев мы от боли,
Познаем горе, познаем горе.
И слабый тем, что пить начнёт,
Себя убьёт, себя убьёт.

Придатком став...