Желтой прессе

Яков Есепкин

Палимпсесты

Анне Радклиф

Второй фрагмент

У гиад, мы опять у гиад,
Нощность пьем, восклицая сомрачность,
Где и жало успения, Ад,
Где победа твоя и призрачность.

Нас заждался небесный корвет,
Голубая эскадра взыскует,
Се, кадит на столе горицвет,
Ангел смерти ничем не рискует.

Негой дышит еще бальзамин,
Маков несть иудицам, одно мы
В хорах темных и цветь из емин
Выбирают юродные гномы.

Седьмой фрагмент

Испоили подвальным вином
Фарисеи небесных...

В палитре красок акварельных жили семь цветов - красный, желтый, фиолетовый,
зеленый, голубой и синий.
И оранжевый цвет, лежал посередине.
Оранжевый был главный, в центре всех новостей,
любил всеми командовать, часто ворчал на друзей.
Им рисовали пожары, пламя в чугунной печи,
рыжих лисиц и листья, осень и кирпичи…
Желтый был молчаливый, любил рисовать цветы,
весенние одуванчики, солнца лучи,
золотые мечты.
Фиолетовый мрачно хмурился,
был нелюдимым тюбиком краски,
рисовал...

Большой писатель, всем известный,
совсем уже седой старик.
Как он писал, всем интересно,как написал он столько книг?

Он был любим, он был читаем,
он мудр, серьёзен, знаменит,
он реалист, неподражаем,
но вот, от прессы был он скрыт.

И на вопрос, что в жизни больше
всего запомнилось ему?
Ответит он немного позже,
и я его вполне пойму.

Был у него заветный случай -
- любовь к служанке молодой,
когда на рукописях скучных ….
Тогда он не был с бородой.

Разрывали небо острыми когтями,
Грызли сухари больными зубами,
Роняли мячи в реки из рук,
Умирали без особых и ужасных мук.
Забивали гвозди без молотков,
Рождались на свет без матерей и отцов,
Прощались с жизнью прерывистым дыханием,
Прожили всю жизнь без образования.

Разошлись во все стороны разные мысли,
Воспевали какой-то ритуальный процесс,
Резали небо стальными ножами,
Бросали друзей под пластилиновый пресс.
Летели по небу, летели без воздуха,
Мотали на ус себе...

Мы на войну направили науки,
И лишь глупец нас в чём-то обвинит.
Мы заменяем роботами руки
И гневно точим зубы о гранит.

И нас не остановит Высший Разум.
Он тормозит технический прогресс.
Помеху мы искореняем сразу,
Засунув её голову под пресс.

Мы покорим научные вершины.
Недолго до конца ещё терпеть.
Мы сможем Землю превратить в руины
И вместе с нею гордо умереть.

Пустые будни, трудный хлеб,
Глухой подвал, свою трущобу
Я не сменю на красный серпИ чёрный молот юдофоба.

Я буду знать, что не по мне
Тоскует лагерь или плаха,
Уж лучше быть чужим в стране,
Чем слыть своим и гнить от страха.

И родина моя, как гость,
Ко мне приходит в снах тяжёлых,
Страна, где лживо всё насквозь,
Где королей не видят голых,

Где стыдно быть самим собой,
Где личностью прослыть опасно
И где в загоне цвет любой,
А доминирует лишь красный,

Где благоденствия не...

Я снова в пробке на остановке
В крутой я тачке после прокачки
И все на месте и спойлер в BEST'е
Но я все в пробке на остановке

Я жажду скорости а все стоят
И все раскраски на тачке блестят
Там где то дрифт а где то стрит
Нет против меня не устоит

ПР: Я жажду скорости а все стоят
И взгляды зависти все висят
Все дрифт и стрит или кольцо
На скорости под двести всеравно

2Вот снова стрит и снова вид
На тачку супер все глядит
Вся улица под стрессом
Все стянуто под прессом

И...

Es sheint mir, dass gefallene Soldaten,
Die man sehr lange noch erwarten wird,
Grabstaette nicht im Feld gefunden hatten –
Sie ziehen, als die Kraniche im Wind.
Bis heute noch seit den blutroten tagen
Hoert man von oben irhen shrillun Ruf…
Vielliecht darum kann niemand etwas sagen
Als dieser Zug sich oben langsam ruert…

Ich sah sie abends oft forueberziehen,
Sie schnuerten meine Seele schmerzenvoll…
Dort unter ihnen ist ein Platz geblieben,
Ein kleiner Platz, den ich einnnehmen soll...

Миг для зачатия,
и миг для смерти,
а между ними - жизни мгновение,
и многократно
со скоростью света,
нас уносящая, мысль сотворения.
Пусть миллионы
прошлых столетий
нас упакуют под прессом Галактики,
как по закону,
Мгновения эти,
в миг засияют свечением Арктики.

В карманах краски у меня,
От рождества ещё две свечи,
Штаны в заплатках от огня,
И лямки спрятаны за плечи.
Со скрипкой встал, вокруг взглянул
И, словно, пилигрим в пустыне,
Сыграл, как будто оттолкнул
С лица седую паутину.
А в небе плачут облака,
Под прессом осени могильной,
Звенит струной моя тоска,
И я взмолился: «Боже, силы,
ты, дай допеть и доиграть,
моей судьбы жестокий вечер!»
А там и можно помирать.
Прощайте, все! Зажгите свечи