Жажду утолить

Любовной жаждою томим
Юродивый сидел у церкви.
Бывало, склонишься над ним,
И он уж рад до самой смерти.

Меня всегда дивил такой
Естественный любви порядок.
"Наш мир, увы, совсем другой" -
Являет мозг ярмо догадок.

Для жаждущих всё золото – песок,
Все бриллианты – щебень на пути…
Глоток воды я спрятал между строк,
И если жаждешь – выпей его ты…

Не хочешь – вылей… Чёрная земля
Впитает влагу и найдёт росток,
Которому нужна эта вода,
Чтоб вырос из него любви цветок.

Иль солнце просто испарит его;
Твой мир останется таким, как был…
Глоток воды, что спрятан между слов,
Быть может, был лишь каплею чернил…

А если жажды нет, не пей сейчас;
Верблюды пьют лишь воду про запас…

Я живу в ожидании,
ветер ли стукнет в окно,
скрипнет ли рама в страдании,
высохшая давно.

В опасении, в смирении,
закованный в кандалы,
к дерзкому побегу – в сомнении,
пламень – внутри золы.

Лаской кинжал изнеженный,
час терпеливо ждёт,
конь воровской, объезженный,
чубом к траве прядёт.

Вспыхнут алмазы, золото,
белое серебро.
Жажда – страшнее голода,
хрустнет во тьме стекло.

Вскрик – и уже отмечены,
чёрная месть и бег,
словно крестом очерчены,
брошены в алый снег.

Я хочу быть твоею милой.
Я хочу быть твоею силой,
свежим ветром,
насущным хлебом,
над тобою летящим небом.

Если ты собьешься с дороги,
брошусь тропкой тебе под ноги
без оглядки иди по ней.

Если ты устанешь от жажды,
я ручьем обернусь однажды,—
подойди, наклонись, испей.

Если ты отдохнуть захочешь
посредине кромешной ночи,
все равно —
в горах ли, в лесах ли,—
встану дымом над кровлей сакли,
вспыхну теплым цветком огня,
чтобы ты увидал меня.

Всем, что любо тебе на...

Не бросайтесь словами пустыми, подарите им мудрость и смысл,
Брёл с семьёй Человек по пустыне, солнце жгло их, и путь был уныл.
День на третий, от жажды страдая, детям выдал последний запас,
Вдруг колодец жена молодая увидала, пустилася в пляс.
Глас не слушал - настойчивый, низкий, что отрава в студёной воде,
Напоил Человек своих близких, обернулся, лежат в борозде.
Их предсмертные корчи пытают, ужаснулся, взмолился отец:
«О, Господь, ты заблудших спасаешь! Неужели любимым конец...

Поэзия – это струйки ночного костра в шелках музыкального леса;
это застывшее пламя крови на дамасском клинке вечернего неба;
это душа молодого любовника, заключенная в плеске
пульсара;
это смерть слова, получившего новую степень свободы в пространстве и времени
чьей-то опытной линии.
Поэзия – это все, что хочешь, если есть глубокая рана
на плоти весенней жажды,
если есть капля инея на янтаре прожженной пустыни,
которую чувствуют кончиком языка,
те, кто родился дважды –
первый раз...

Песнь забытая, странник усталый
По пустыне уныло бредёт.
До колодца ещё путь не малый,
Но нет сил, и сейчас упадёт.

Жажда мучает, губы засохли.
Влаги нужен холодный глоток.
Но святые все будто оглохли.
Только зной, неба синь и песок.

Вдруг наполнился парус мечтаний.
По барханам, как пава, плывёт
Чудо-женщина томных желаний,
И бурдюк по ноге её бьёт.

- Несравненная, дай мне напиться.
Пусть уста мои к влаге прильнут.
- Не получишь ты, милый, водицы.
В таком месте и то...

Я пью тебя…

И вновь молю:

Кувшин Любви –

Не оскудей однажды!

Я пью тебя…

Чем больше пью,

Тем больше я

Испытываю жажду

Есть ли смысл нам спорить о воде
В том Источнике, где ты воды не пил,
С познанья жаждой не купался где,
Чтоб ощутить особенность тех Сил...

Я не шучу – я не играю – впредь
Готов уже к любому из решений,
Дела свои, слова пересмотреть,
Что попусту блестят, как ожеледь
На проводах, в холодный день осенний.
И, вроде жив, но где-то рядом смерть…

В надёжном месте – траурный платок,
По случаю прикупленный однажды…
Но в это утро маленький глоток
Любви Небесной смерть мою обжёг
Причастием, в период сильной жажды,
А ночью и надеяться не мог.
2011