Жар птица губ

Огромной стихии частица,
Как перышко Феникса птицы,
Жар птицы перо золотое,
Свеча в засыпающем доме...
И счастье, где чудо такое,
Корабль любви и покоя,
Плывет среди пламени свечек,
И путь до земли бесконечен

Мы с тобой не замечали время,
А оно как реченька текло.
Мне уже примеривали стремя,
Ладили походное седло.
Скрылись дни как солнце за горами,
Отсверкал твой перстень на руке.
Что-то поместилось меж горами,
Что-то затерялось вдалеке.
Но для нас всё те же птицы пели,
Наступило позднее тепло.
Стремена давно позаржавели,
Поистёрлось крепкое седло.
Развело нас время, разметало,
Средь житейских будней и тревог.
Никакой жар-птицы,
лишь усталость,
Как неутешительный итог.
1993г.

Никуда не уйти, никуда не уйти, никуда не уйти.
Это снова октябрь, это он у тебя на пути.
Это он приставляет к злачёным церквушкам леса –
будто птицу жар-птицу роняют в поля небеса.
Это он открывает продажной «Матильде» окно –
он один – из двенадцати – копит своё серебро,
даже если оно упадёт на счета в декабре,
пёс его сосчитает, звеня у себя в конуре.
Этот дым над скитом, этот пряный воскуренный дым –
это крейсера выстрел, который не стал холостым.
Это судьбы как притчи, и притчи...

Когда весь мир сойдёт с ума,
И пред глазами растворится,
Тогда, воспрянув ото сна,
Безвременье стряхнув с крыла,
Из мрака воспарит Жар-птица,
Воспев Вселенной имена.

Всё в мире вешнем возродится,
Взойдёт Любовь, придёт Весна,
На это Жизнь обречена…,
И всё как прежде повторится,
Пока лежит на нас вина...,
Пока летит по небу Птица.

Ты в тонкой рубашке не стой на ветру,
На яром ветру, золотистом ветру.
Прошу тебя очень - не стой на ветру,
Простудишься, знаю, - не стой на ветру.

Не стой и не думай, и слёзы не лей,
Себя не жалей и меня не жалей.
Пусть ляжет на душу твою, как елей,
Спокойствие этих весенних полей.

Мне дышится просто, со мною дружны
И корни, и гной, и личинки весны.
Среди сыроватой моей тишины
Мне крики грачей в поднебесье слышны.

И движутся соки по телу берёз,
И сходят снега в ожидании гроз...

Фонарик, проводник, владенья ночи
становятся прозрачными от света.
Прибой ворчит, песок пяту щекочет,
бегу во тьму за осенью от лета.

Безумствует жара, прохладны губы,
вода поет и обнимают тени...
Сирены скрипка моряка погубит,
забыть не сможет сладостного плена.

Море. Сонных волн накат.
Берега пустырь почти заснувший.
Солнце. Догорал закат,
Золотом в лицо твоё плеснувший.

Дрожь. Стылых рук озноб.
Жар от губ с ума меня сводящий.
Тишь. Взгляд о взгляд узлом.
И зрачок луны в упор смотрящий.

Память. Прошлых дней накат…
Берега пустырь как зов манящий.
Жизнь. Полыхал закат…
Давнее смешалось с настоящим.

Ветра Сахары навевают пыль,
Аэропорт закрыт, и губы в ранах.
Привычна к русским: робость позабыв,
Выпрашивает фрукты обезьяна.
Для взлета – грунтовая полоса…
Здесь миной угрожает шаг неловкий,
Здесь с самого утра плюс пятьдесят
И не найти обычной газировки.
У смерти раскаленный пыльный вкус,
А звук – летящих пуль и чьих-то стонов.
Не запрещен законами наш груз,
Но выстрелы не признают законов.
А дома отмечают Новый год
И у дверей снег стряхивают с шапки.
Сынишка мой рисует самолет...

Любви своей...
Не удержать в себе.
Она как птица...
На свободу рвётся.
Чтобы лететь...
Лететь к тебе...
Быть рядом... там...
Где сердце бьётся.
Я обниму тебя глазами...
Я обниму тебя словами...
Губами нежно прикоснусь.
Миг... только ты и я...
Одно дыхание на двоих.
Я сердцем обниму тебя...
И утону в глазах твоих.

Лариса М.

Кто-то спросит однажды меня,
Где же смысл всей жизни таится?
Я отвечу ему тогда,
Что весь смысл в полете птицы.
Смысл жизни в твоих руках,
Я сожму их в своих ладонях.
А в глазах твоих только страх,
А в моих лишь любовь утонет.
Я почувствую это тепло,
Я услышу губ твоих шепот.
Нам с тобою не суждено,
И страданья все - лишь горький опыт.
Я обиды твоей не пойму,
Ты любви моей не увидишь.
Но когда нибудь я смогу,
Я найду в этой жизни финиш.