Жадный

Знаешь, где живет Поэт?
В узелке живет у Бога
За спиной, у них дорога
На двоих всегда одна,
В тишине ему звезда,
Что дарована судьбою
Освещает жизни век
И так бережно и тихо
Бог хранит его от бед…
Но однажды мудрый Бог
Вдруг развяжет узелок,
Отдохнуть присев у края
Звездной россыпи пути
И поэт ему читает
Вслух творения свои,
Но заснет усталый Бог,
А поэт со всех силенок
Прочь бежит и, как ребенок,
Что добрался до конфет,
В мире жадною душою
Все старается познать,
Все...

…В Начале Зари, Косые Лучики Бледного (едва проглядывавшего сквозь Предрассветную Мглу) Восходящего Солнца, Казались лишь Робкими Бликами, которые то Прятались, то Метались по Небосводу как Игривые Озорные Дети, Временно оставшиеся без Родительского Глаза и Предоставленные Самим Себе в Это Прекрасное и Свежее Розовеющее Утро…

…Но Вскоре…, Лучики-Дети… Вдоволь Натешившись и Наигравшись… Осушили Слезы Ночи, Впитав в Себя Ее Силу и Скрытый Смысл…

…Жадно Выпив Утреннюю Росу Они превратились в...

Как просто быть счастливым и успешным,
Как просто жить красиво и неспешно,
Без лишних слов, сомнений и упреков,
Без суеты и без давленья рока,
Не бедно, не страшась, не одиноко.
Но, Бог мой, как порой убого
Себе рисуем в мыслях вексель-чек...
К оплате предъявляем: «Человек»…
Кусает в кровь обветренные губы,
Себя безжалостно и слепо губит,
Давясь гордыней, ревностью и злостью,
Застрявшей в горле жадной рыбьей костью.
Заматывая в саван скуки день,
Душой дряхлеет, словно...

Ты придешь, негаданно, внезапно.
И забуду все слова, что мог тебе сказать
Обниму тебя я крепко, страстно, жадно,
Чтобы больше никогда не потерять.

там где воды зеленые
плещут о зелень
песчаную пляжей
под лазоревым солнцем
загорали зеленые человечки
и зеленое небо
плескалось в их взглядах
и зеленые мальчики
играли с зелеными девочками

в изумрудных домах
в колыбелях зеленых
изумрудные крошки
жадно сосали
молоко изумрудное
из зеленых бутылок
и зеленые няньки
им потешки задорно читали

в их зеленой вселенной
все так буднично нежно
и трава голубая
и звезды немые
когда я потеряюсь сама
и растеряю веру
то туда...

В голове сплошной туман...
Твоя любовь-самообман;
Пару месяцев спустя
Позабудешь ты меня...
С наступлением зари,
Как погаснут фонари,
Навсегда исчезну я,
Ведь остаться мне нельзя...
Я уйду очень тихонько,
Поцеловав тебя легонько,
Чтоб твой сон не потревожить,
Долгое прощание боль лишь преумножит...
Так горячо мною любим,
Уже не будешь ты моим.
Не предадимся снова страсти
У пламени любви во власти,
Не будем поцелуем сладким уповаться
И рассветом жадно любоваться...
Судьба порой...

Полулюбовь-полупривычка,
Как мало.
Полулюбовь-полупривычка,
Как много.
И уже догорает спичка,
Так вяло.
И я закрываю двери ,
Устало.
И хочу прильнуть губами,
К губам жадно.
Не хочу отпускать,
Жалко.
И хочу любить тебя,
Крепко.
Но я словно,
Сломанная ветка.
И так хочется воды-
Напиться.
И ночами меня мучает-
Жажда.
И любовь от меня уходит,
Быстро.
Полулюбовь-полупривычка
Так часто.

Преодолев крутой подъём,
Стоим на сахарной вершине,
Пьянящий воздух жадно пьём,
Себе мы кажемся большими.

И видим с нашего поста
Мольберт, поставленный так мудро,
Где край небесного холста
Зарёй раскрашивает утро.

Там жёлтым шаром надувным
Стремится гордое светило
Подняться вновь над всем земным,
Как много раз уже всходило.

Нам выше некуда уже –
Предел для нас вершина эта.
Отсюда можно лишь душе
Взлететь, не ведая запрета.

Но всё же смотрим свысока
На землю...

Напишу я вам стишок,

Про малиновый мешок,

Барахлом он весь набит,

А хозяин его жид –

Старый, бородатый дед,

Возрастом три тыщи лет,

Атлантиды древний житель,

Утопив свою обитель,

Он шифруется в снегах,

От людишек он в бегах.

Но на дедову беду,

Он обязан раз в году,

Со своим мешком успеть

Мир за сутки облететь,

Что б подарки всем дарить,

Радость людям приносить.

Такова его судьба,

От Богов ему дана.



Дед когда-то был добряк,

Вовсе...

Воспевая сладость женских линий,
Я становлюсь бесконечной прямой
В геометрии хрупкого мира
Созерцательной тайны.
Если ты видел
Жадных до взора,
То знаешь и страсть,
Ее сила
В бессилии очарованья.
Моя плоть потрясает смиренье души,
Вожделение неба, обрушившись в ноги,
Замирает.
Все дороги,
Давно уж не в Рим,
Все дороги,
К тем немногим,
Что так хороши, правом нимф,
Порожденных в чувственном слоге.