Запретные яблоки с древа

Облака наливаются
клюквенно-золотым соком
вечернего пламени.

Вдохновенна печаль солнца.

Непреклонна богиня ночи
в придыхании леса.

Легенды забытого богом
края
оживают
в речных червоточинах.

Порезами
скользит первых звезд
пробужденье.

Колоннады теней
затмевают пороком глаза.

Нас уже ждут образа
расстеленных рощ.

Ночь,
как хозяйка
запретной любви
жаждет вести прием.

Мы проводили
горячие ветры степей,
пойдем.

И каков он, оргазм одиночества?
Как вам? Дрочится? Или не дрочится
Над забитыми венами творчества?
Иль чего-то запретного хочется?...
Все слова в узелки переверчены.
Пересолены и переперчены
В строчках смятых... страдают мертвечиной,
Недоижицей, недонемечиной...
Не грустите - ведь жЫзнь-быстротечина
Проcвистит как лихая картечина,
Прошмыгнет как гнилая картошина,
Недостишина, недоистошина...
Поскрипит вам гитарными риффами,
Узловатыми странными рифмами.
И помашет как фигаро фигою...

Несовпаденье веры бывает так жестоко,
Два путника любви через границы мук,
Он выберет любовь и пусть с клеймом порока,
Но вознеся свой крест из стен венчальных пут.
Разлуку осветить и не считать преступной,
Губами след искать запретную любовь,
И слиться с ней до боли… доверчиво-глубокой,
Молясь закату солнца… своей заре без слов…
Преступники земли, но дети поднебесья,
Случайно навлекли на связь свою поток
Табу сплошного «нет», и лишь спасает песня,-
Через огонь и грязь любовь их...

Не всегда что желаем ,имеем.
Не всегда что имеем хотим.
Недоступное манит сильнее.
За запретное ж всё отдадим.

Что имеем не ценим мы часто.
Ищем где то ,о чём то мечтаем.
И что это всё было напрасно.
Мы своё потеряв, понимаем.

Понимаем что счастливы были.
И горюем тогда лишь о том.
Что мы счастье своё не ценили.
Отодвинув средь дел на потом.

И не видели - счастье ведь рядом.
Счастье в тех кто нас любит и ждёт.
В тех кто просто ,не ради награды.
В жизни весь нам себя отдаёт.

Не расчитывай, что с первым поцелуем,
С первым сердца трепетным биеньем,
Вдруг на крыльях счастья полечу я
В неизвестные любви владенья.

Детских чувств давно минули сроки,
И наивностью мечта моя не дышит.
Через все запретные пороги
Я ищу, что каждый в жизни ищет.

Обвиняешь за холодность взгляда,
За совсем бесчувственные руки...
Мне не ласк и поцелуев надо,-
Ведь они фальшивы, так, от скуки!

А игра в любовь, как побирушка,
Что сбирает крохи после пира.
И шепчу я собственной...

Ты ликуешь от счастья, бывает,
Но в безбожии счастье - лишь тлен,
Оно много всегда обещает,
Но берет независимость в плен.
Будешь видеть чужое желанье
Посягательством в счастье своем,
В счастье будешь нести ты страданье,
Станет счастье запретным плодом,
Счастье в корысть в тебе разовьется,
Будешь счастье, как мебель, стяжать,
С эгоизмом в тебе уживется
И заставит другого рыдать.
Оно будет в тебе однобоко,
Оно будет тобой управлять,
Невозможно всем счастье без Бога,
Где безбожье...

Я не прикоснусь тебя, наивно
Думать, что любовью одержим,
Стану я безумным. Мой Гольфстрим
В ласке своей негой, вдруг, коснётся,
Тела твоего, мир кувыркнётся,
И уснёт на вечно, да Бог с ним!

Сладкий плод так бродит духом винным,
Губы и слова - душистый мёд,
Выпьем, а потом - автопилот
В чувствах и молитвах для друг-друга,
Будем плакать под скрипичность вьюги,
Мы для духа - грех, запретный плод.

Портьера не колышется, сижу в тиши один,
Потока чувств возвышенных надменный господин.
Моей мечты материя вся в стразиках, блестит.
Мне волшебства феерия мечтанья оживит.

И все преображается как в сказочных балах!...
Узором отражается в волшебных зеркалах...
Весь в предвкушеньях, радостно - я слышу трубача.
От устремлений сладостных дымит моя свеча.

И мощной чистой думою, как прежде, вновь и вновь
Себе, как деву юную, я сотворю Любовь.
Я мадригалы с одами ей раньше посвящал.
Она...

Которой присвоена необъективно глобальность,
Которой уж нет на земле, но жива о ней слава,
Опутала мир паутина – универсальность,
Ведь имя запретно, и лишь прошепчу анаграмму.

И каждый из нас попадет в тот сад Гефсиманский,
В надежде будет молить об искупленье,
На идише, хинди, славянском, ликийском, романском,
Но только дитя обретет святое спасенье.

Не всем дано в жизни входить тесными вратами,
Но каждый их ищет, находят всегда единицы
А той, кто ноги Его умастил благоговейно...

Хулиганил октябрь
в позабытой лесной деревушке,
Свежим ветром вокруг
оголяя вершины дубрав.
Но забыты мы не были:
Запад российской старушке,
Старику на лежанке
желал человеческих прав.

Уезжали евреи,
а власть их за полы держала -
"Не пушшу!" - упиралась
и - радио било в набат.
И, треща, на "Свободу"
"глушилка" с боков наезжала.
Но она и сквозь шум
за евреев "режим" не прощала:
За каких бы то ни было
сирых кинжал обнажала -
Ведь, понятно, еврей
был "Свободе" ни...