Запах мяты

На тень оконного стекла
скатились звёзды мелким крапом.
В изломах тёмного угла
повисла память мятым драпом.

Карманы старого пальто
- хранят следы табачной крошки
(привет из жизни холостой),
- чужую пуговку без ножки,
- позеленевшую монету
на телефонный разговор,
- и два автобусных билета.

Короче, бесполезный вздор.

И смысла нет, и пыл остыл,
и возрастная неохота.

И как зовут, давно забыл…

Но, чёрт возьми, ведь было что-то:
- и переполненный «ЛиАЗ»,
- и тонкий...

Шёл я лесом, а за мной,
Где-то сзади – за спиной,
То ли леший разгильдяй,
То ли ёкарный бабай,
Шелестел, кряхтел, шуршал,
Ухал, охал и бурчал.

В общем – жуткая жизня,
В оборот берёт меня.
Но и я не лыком шит,
Мят и клят, и даже бит.
Пуган я и на испуг,
Не возмёт ни враг, ни друг.

То, что сзади – докряхтело,
Подошло и ошалело,
Словно я разбойник злой,
Глядит взгляда глубиной,
Оно чудище лесное,
С виду – вроде бы не злое.

- «Ты» - оно мне говорит,
- «Уж не жри меня бандит...

Возьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного мёда,
К нам прилетели пчёлы Персефоны.

Не отвязать неприкреплённой лодки,
Не услыхать в меха обутой тени,
Не превозмочь в дремучей жизни страха.

Нам остаются только поцелуи,
Мохнатые, как маленькие пчёлы,
Что умирают, вылетев из улья.

Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,
Их родина - дремучий лес Тайгета,
Их пища - врем, медуница, мята.

Возьми ж на радость дикий мой подарок,
Невзрачное сухое ожерелье
Из мёртвых пчёл...

Не за меня, в церквушке старой,
Свечу во здравие зажгли.
Не за меня, главой кудрявой,
В поклоне гнутся до земли.

Я далеко в стране заморской,
Там православных нет церквей.
Ушёл туда, пути полоской,
По доброй воле я, своей.

Ушёл от дней лихих скрываясь,
За солнцем вслед, в его закат.
Там сыт-обут и сердцем маясь,
Живу как все, не мят, не клят.

В довольстве тело, а покоя,
Нет на душе, здесь тесно ей.
В ней грусть, как ветер волком воя,
Зовёт в простор родных степей.

Но не...

Скажи мне, ночь,
Как ты можешь быть такой красивой?
Голубая грусть посаженных по сторонам дороги цветов –
Экстаз чувственности.
Кроткое серебро чуть задевает пустоту,
В переулках мятых листьев плетеные фигуры
Пленены.
Обожженные серафимы слов
Бесполо, невесомо, безъязыко обнажают тесноту.

Ноты раздеты пальцами...
Я сыграю время в этом гласном звуке...
Где листва шепотом вышита,
Где метафора форзиции в латыни падающих звезд
Расцветает дважды, прорастая в вечность.
Два голоса...

Бабушка у окна. Дожди. 
Художник: 
Валентин Сидоров. 1953 
.
.
Сумерки   в  окошко.

Осень  на  дворе.

Мартовская  мятая

Газета  на  столе.

Полгода  миновало,

А  сыночка  нет.

Выплакано  горе.

Гаснет  жизни  свет.

Пятдесят  восьмая

Горькая  статья...

Не  попал  в   амнистию;

Не  дождусь  тебя...

Лучше  бы  снял  крестик,

В  церковь  не  ходил;

Да  чего  там...   поздно...

Нет  теперь  и   сил.

Голая   дорога,

Косогор,   река,

Покосился...

Небушко синее, солнышко ясное,
В мире под вами, по жизни иду.
Верить пытаюсь, что в ней не напрасно я,
Должен и счастье прожить, и беду.

Мир переменчив, шумит и волнуется,
Вновь беспокойные, в нём времена.
И перемен неизменная спутница,
В точках горячих, бушует война.

А я пытаюсь, жить верою в лучшее,
В то, что оно, нам случиться должно.
Что к нам придёт, время доброго случая,
Что в жизни счастье, нам всем суждено.

В бедах своих, не ищу виноватых,
Больше сил наших, не даст Бог...

Не раздавлен, не изломан,
Выжат досуха.
Выжжен мыслями и словом,
Огнём всполоха.

Грусть-тревога, дрожь-трясучка,
Руки слабые.
В сердце боль, игла-колючка,
Вырвать надо бы.

Лицом мятым, хмуро смотрит,
Утром зеркало.
В грустном взгляде жизни опыт,
Тела мелкого.

Дышит в форточку ознобом,
Осень серым днём.
На разрыв я выжил пробу,
Выжжен был огнём.

Выжжен мыслями и словом,
Выжат досуха.
В горле вдох, шершавым комом,
И нет воздуха...
Марковцев Ю.

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц в истечном кармине

Четырнадцатый фрагмент

Именины, Урания, пой
Звездочетов, к балам оглашенных,
Им дарит ли великий слепой
Одиссею и жен совершенных.

Ах, фиады, лелейте шелка
Сребровласых небесных гризеток,
Хмель пусть бродит, какая тоска
Истемнит млечный холод розеток.

Пусть юдицы, хотя захмелясь,
Огнь жасминовый видят и свечи
Именитств, и беленой мелясь,
Чернь лиют в белорозные течи.

Девятнадцатый фрагмент...

ЮРИЙ ЛЕВИТАНСКИЙ

Я, побывавший там, где вы не бывали,
я, повидавший то, чего вы не видали,
я, уже т а м стоявший одной ногою,
я говорю вам — жизнь все равно прекрасна.

Да, говорю я, жизнь все равно прекрасна,
даже когда трудна и когда опасна,
даже когда несносна, почти ужасна —
жизнь, говорю я, жизнь все равно прекрасна.

Вот оглянусь назад — далека дорога.
Вот погляжу вперед — впереди немного.
Что же там позади? Города и страны.
Женщины были — Жанны, Марии, Анны.
Дружба была и...