Языки

Куда уходит время,
Не скажет нам никто.
Один вопрос мне в темя
Врезается винтом:

«Эй, Жизнь, скажи на милость,
Что завтра меня ждёт?»
Но Жизнь проходит мимо
И на меня плюёт.

И если вновь дотошно
Посмею я спросить,
Жизнь завопит истошно,
А может и побить.

А то, в развратной позе,
Покажет мне язык.
Или швырнёт, вдруг, оземь,
Но я уже привык.

У Жизни моей, братцы,
Характер никуда.
Но с нею обвенчаться
Готов я навсегда.

Февраль 2006 г.

Черный котик – черный хвост,
Ушки, лапки, даже нос…
Отчего такой родился?
Черный котик очень злился…

С мылом, щеткой очень дружен,
Никогда не лазил в лужи,
А по жизни не везло –
Обижали все его…

Кто чертягой обзовет,
Кто под хвост нахально пнет…
И тихонько плачет киска –
Лучше дали б мне сосисок!

Может местная шпана
Краской киску облила?
Иль мурлыка ела мало
Творога или сметаны?

Не найти никак ответа,
Так сложны вопросы эти?!
И напрасно черный кот
Языком все тело...

Закованный в сталь, асфальт и бетон,
Ко мне равнодушный, спит город в ночи.
Собою он занят, собой живёт он,
Меня не услышит — кричи, не кричи.

Здесь крыши домов в чешуе черепицы,
Во сне на другом языке здесь кричат.
А мне ночью домик под шифером снится,
Которую ночь уже снится подряд.

В тиши холодильник, урчит словно кошка,
Горячего чая в стакан я налью.
Луна равнодушно посмотрит в окошко,
Плевать ей на мир и на жизнь мою.

Бежим все куда-то всю жизнь без оглядки,
А город всё...

Здесь сломалась жизнь.
А пустые глазницы домов смотрели
И моргали равнодушно железными рестницами.
И разорванный зёв остановки.
Они все слышали этот звук,
Они видели,что ты погибаешь.
Но не сказали ни слова.
Тебе слишком знакомо равнодушие,
Что бы верить, прямо смотреть в чьи-то распахнутые глаза,
Слишком знакомо для того что бы понять что сочувствие делано.
Если бы ты жила в этих стенах, в них была бы теплота,
Может даже понимание..
Они же стоят веками и наблюдают за такими как ты...

Лет минуло тому, уже несчесть,
Но встречи те мечтают освещенья,
Он приглашал с ним рядышком присесть
И насладиться роскошью общенья!

И люд, что шел и просто отдыхал
Или спешил по площади Афинской,
Свой шаг и пыл на время усмирял,
Присев на мрамор с истиною близкой!

Вы поняли, что это был Сократ,
В кругу учеников и просто граждан,
И вот однажды, книги подтвердят,
К нему философ обратился важный.

«Хочу тебе я новость передать,
Твой лучший друг в ней стал Героем главным!»-
На...

Ты где-то там, в далёком Кишинёве,
Где строят жизнь под европейский вкус,
Где много банков, и цыгане снова,
Меня увидев, кличут: «Эй, урус!..»
Я о России слышал много злости
Об интервенции, о тупике...
Перемывали „этим русским“ кости,
Зато на чистом русском языке.
Но этот край, где сторонятся русских,
Меня к себе не злобой привлекал.
Меня влекло неведомое чувство,
О нем лишь знает греческий Тантал.
Я полюбил прелестную особу
И нежной страстью бурно воспылал,
И думал я, что с ней...

А у нас...
Снова снег.
Покрывалом...
Весь город...
Накрыло.
И берёзки...
Все в белом.
Как невесты...
Стоят.
Пух лебяжий...
Играясь...
Зима подарила.
Как ребёнок...
Язык показала.
Сказав...я шучу...
Я...ещё не ушла.

Лариса М.

Копчу будущность свечой,
колочу лбом в набат,
здравый смысл прессую в ученый балласт.
Ободрав до мяса язык – не сказал ничего,
в сотни миль ноги разбив – не нашел ничего,
а душа то – рукой подать,
а душа то - в тумане глаз запеклась.
Накренившись – упасть не смог,
в слепоте лабиринтов – на ощупь, вновь упираюсь ушибами в дверь,
подавившись – глотаю еще кислород на развес.
Отчего ж бережет несмышленое, гордое, дерзкое бог –
чтоб ее разглядеть средь разбитых окон, сокрушенных петель...

Как в лесу стоит гора,
Под горою той – нора,
В той норе живёт Горыныч.
У Горыныча хандра.

Безнадёжно Змей влюблён:
Третий день в три горла он,
Не закусывая мясом,
Заливает самогон.

На горе стоит дворец,
У дворца – златой торец.
Вдоль торца Горыныч ходит,
Как заправский молодец.

Из окна торчит коса,
Плачет девица-краса.
Плачет горькими слезами,
Трёт накрашены глаза.

Слёзы горьки льёт она
И бранится из окна:
«Уходите, Змей Горыныч,
Вам Кикимора жена!

Вы – жанатый...

Я сегодня умру, но об этом ни чуть не жалею.
Я свой жизненный путь для себя до рожденья избрал.
И поэтому дни как цветы полевые лелею,
Красотой, закрывая от всех судьбоносный оскал.

Мне не снятся года, и что толку в растаявшем снеге.
В череде обьяснений не сыщешь правдивых речей.
Я уставшей души в облаках заблудившийся егерь,
Без пути и прописки, без тела, а значит ничей.

Что стремление вверх это только иллюзия страха,
За истлевшие корни и гибель в подземной тюрьме...