Яростный

Мы все впервые когда-то были на этом яростном, ярком свете,
Когда впустую теряли силы, ищя во штиле попутный ветер,
Когда ловили дожди в ладони, когда пытались читать меж строчек,
Когда смеялись над словом "помнить", когда любили не ставить точек.

Мы каждый день проживаем первым, последней каждую полночь видя,
И верим - счастье бывает верным, а жить нельзя лишь на месте сидя...

А может быть мы совсем неправы. А может сами себя обманем.
И может зря не искали славы, что слишком многих...

В лужицах дробились
Звонкие дождинки,
По небу искрились
Молний паутинки.

Мокрые колечки
В свете тротуара.
Где-то там у речки
Лязгала гитара.

Сорванной листвою
Ветер бился оземь.
Яростной грозою
Их венчала осень.

Губы багровели
Трепетом тревожным,
Руки каменели
Холодом подкожным.

Жгли по телу волны
Страстного пожара.
Где-то тихой болью
Маялась гитара.

Тучи отступали,
Небо поредело…
Разными путями
Тронулись несмело.

Так уходят с поля,
Не закончив битвы...

Написать о любви не --- возможно. Как бред,
Благоухающий Кристиан Диором,
Как выпрыгнуть из-под колес несуществующих карет
Или запеть одному - хором.

Есть чуть давящий спазм посредине груди.
Эта опухоль - жизнь изнутри, как лисенок наружу,
Проедает меня, оставляя меня позади.
Я стою опустевший,
Выпустив душу, -
А она, словно тень у романтиков,
Выбирает свои пути.


***


Уходишь. Провожаю.
Раздерну шторы. Пять утра.
Мне тебя жалко.
А ты одежду, как ноты с пюпитра.

Да...

Дерзко нарушая все уставы
Стража прикорнула в стороне
От твоих дверей,
Она устала -
Столько лет
А я всё на войне.
Я в боях, в побегах и набегах,
В битвах и походах без конца.
Занесло годами, словно снегом,
Двери,
Окна
Твоего дворца,
Где ты спишь,
Где в ожиданье принцев,
На хрустальном ледяном столе
Ты лежишь, и солнечные спицы
Вязнут в сумерках,
Соткав за столько лет
Полог из прочнейших в мире нитей
Над тобой, преградою для всех.
Я спешил,
Но тысячи открытий
Заменяли...

Тонула келья в полумраке,
И в легком,от свечи, чаду
Перо скользило по бумаге
У звезд в окошке на виду.

Перо скользило по бумаге,
И появлялись вдруг в ночи
Стихи веселою ватагой
И грелись около свечи.

Посмеивались друг над другом
И спорили наперебой,
И голова от них шла кругом,
И затихала в сердце боль!

И чуть ли не горя от страсти,
Душа дымилась ,как вулкан,
И слезы яростного счастья
Катились по его щекам...

Но приближалось к дому утро
В пунцовом галстуке зари,
И на...

Иногда наступает голод,
Сумасшедший звериный голод,
Но не голод к обычной пище -
Голод к женской горячей ласке,
Или женскому просто телу.
И встаешь ты рывком с дивана
И бросаешься в пропасть ночи,
Ищешь ту, что ослабит голод,
Сумасшедший звериный голод.
Это может быть дискотека,
Если ты и красив и молод.
Это может быть проститутка,
Если ты безнадежно стар.

Но другой существует голод,
Сумасшедший звериный голод
Но не голод к обычной пище:
Голод к яростному писанью
На листке...

Ради женщины,безмерно милой,
Ставшей путеводною звездой,
Сжег он крылья, редкостные крылья,
Что его вздымали над землей.

Ставшим безъязыким, словно аист,
Потерявший небо навсегда,
Он идет к ней,как больной, шатаясь
От необъяснимого стыда.

Но она мужчину успокоит.
Ей подскажет женское чутье
Как внушить,что горевать не стоит
О ночных полетах без нее.

Он привыкнет ездить в электричке,
Собственной машине станет рад,
Он забудет ,что имел привычку
Облаком, как мячиком,играть...

Чистопрудный - лебеди,
Лодочки у берега,
Тополь, пух роняющий,
Ароматы лип.
Все скамейки заняты,
Свет и тень поделены.
И в дрожащем мареве
Яркий солнца нимб.
И жара, убитая
Кондиционерами,
Распалясь, безумствует
В скверах и садах.
Город задыхается -
Май шагает яростно,
Отдаваясь грохотом
В наших головах.

Свирепствует пьеса морская,
На бреге взрываясь волной,
Бежит непроглядная стая
Посыльных стены дождевой.
Сверкают разряды огнива
Небесного, лязгает гром,
По всхолмленным яростным ливнем
Обширностям матовых волн.
Гудят ураганы и с ревом,
Крушат своды мачт кораблей,
Громят паруса под напором
Неистовства, сотней чертей
Спускаются к палубам суден,
В приплясе погибельных бурь,
И дьявольским выдохом будят
Штормов скалозубую хмурь.
Мчат черным наездником тучи
Над гневной материей...

Какие закатывал вторники
батоно Цурцумия Торникэ
под старым тутовым деревом
за кромкой асфальта серого.
Внимала там музыке разной
вся улица Махарадзе.

Зурна, как вдова безутешная,
тоску наводила кромешную,
и сердце сжималось у всякого,
когда она яростно плакала,
ревела ревмя без стесненья -
Божьим благословеньем.

Чонгури, дудуки старинные
в нас чувства будили глубинные.
Те песни, тогда прозвучавшие,
теперь вспоминаю все чаще я -
как властно врывались в квартиры
мелодии...