Я полон собою

Воет вьюга, как волк голодная.
В бубен кожаный бьёт шаман.
Сжаты губы его, холодные.
Дымкой серой плывёт дурман.
Череп белый –
глазницы чёрные –
скалит зубы.
Трещит огонь.
Пляшут тени по чуму, дёргают
нервы жутью.
Всех взял в полон,
душ касается культ обрядовый.
Чудь глядит через дымоход.
Пламя дымное. Пота градины.
Чудь стекает вниз. Жертву ждёт.

Ужалит, обожжёт крапивой,
И лес вскрик боли, эхом исказит.
А я любуюсь бабочкой красивой,
Ну а укус крапивы не вредит.

Шумит о чём-то лес листвою.
Щебечут птицы, воздух свеж и чист.
Сольюсь я с речкой, с травушкой душою!
А на ладонь, кружась упал берёзки лист.

Она — девица в сарафане листьев.
Со мной кокетничая, ими шелестит.
И не могу в неё я не влюбиться,
Меня за это, милая простит.

Мне силу даст Земля, она нам мать!
Лес душу мне согрел и оживил.
И я опять могу во сне...

Все началось гораздо раньше,
Чем всякий думает сейчас.
Все началось с той самой фальши,
Что исказила Неба Глас.

Тогда гонимый по Египту
Народ нес тяжкое ярмо,
И жрец один по манускрипту
Был предназначен для него.

Он был достойным человеком
В храме близ древних пирамид,
И с детства мыслил о великом,
О том, что вечность охранит.

Им суждено было сойтися
С тем, чтоб людей расшевелить,
С тем, чтобы кровью обагрился
Наш свет, что нужно обновить.

Он был тогда довольно молод,
Но...

Бездарный день,
наполненный без - умьем.
Интриг плетень,
От страхов нудный зуммер.

Из дней, ночей -
пустые годы жизни.
Стих соловей –
не нужен он на тризнах

надежд и роз,
забытых вдохновеньем.
Рутины воз
скрипит с остервененьем.

И вдруг зрачки
расширит изумленье.
Проблем сморчки –
смахнуты в заточенье.

А воробьи
синеют на сугробах.
Журчат ручьи
речей. И снова пробы

пера в стихах –
романсы в стиле ретро.
Слеза в глазах,
как водится, – от ветра.

Луна в ночи...

Набрякли, посерели облака,
Закрыли голубые дали.
Втянули облака печали,
Печали мира, боли и стыда.

И нам пришла, пришла пора,
Собрать те камни, что бросали,
Любя принять удар печали,
В душе отмыть родные зеркала.

Очистит нас энергии волна.
Душ из дождя не помешает…
Вот дождь стучит и отмывает,
Напластования веков сполна:

Побед, потерь узор и вязь времён…
Душа вздохнула облегчённо,
Ведь человек взглянул влюблёно…
Распутан узел, дух освобождён!

Волной творящей...

Лапки у моего кота, как у барсука
Шкурка у моего кота, чудо как хороша
Добрая улыбка у моего кота, шире, чем по весне река
Хвостик у моего кота, пушистей, чем на клёне листва
А еще у моего кота есть усы и борода,
Мягкий живот и острых зубов полон рот,
Ими он рыбу и мясо дерёт,
Чужих, злых детей он просто убьёт!

Свет зари - подарит дню улыбки...
Внуки - радость светлую в годах...
Может,где-то были и ошибки,
Но они останутся в сердцах .

В нежной песни,тихой колыбели,
На лице улыбок полон дом ,
Не разбудят дождика капели :
Ты продлись здоровый,детский сон.

А на утро с вами мы на речку,
Где купает солнышко лучи .
С голубых лугов,кудрявую овечку,
Уведем в прохладости реки .

И купая в свежести рукою ,
Ничего о прошлом не скорбя...
Улыбнусь я ласкова в былое :
Не напрасно льет лучи заря...

Синим пламенем--коня
Растрепалась грива,
Жаром вечного огня
Полон конь строптивый.

Бьёт копытом,но стоит-
Ждёт ответом вести.
И летит, уже летит
Ястребом наместник.

Сел по отдаль от коня,
Гляул глаз пытливо--
Ты, дружок, не жди меня,
Вон какой ретивый!

Раз отбросил ты уздцы,
Стойло отвергая,
Так лети! Пускай версты
Жизни догоняют.

Гриву пламенем огня
Ветер развевает.
Ястреб ангелом коня
Вслед за ним--взмывает....

Пришло в наш город "бабье лето",
его покрасив в свой черёд:
сияет солнечным приветом
лазурный яркий небосвод.

Под перистыми облаками
летят, курлычат журавли.
Зачем им оставаться с нами?
Они спешат на юг земли.

Весь город в праздничном убранстве
и полон красочных чудес,
за городом в осеннем трансе
блистает позолотой лес.

А ночь звенящей тишиною
и звёзд далёких красотой
с какой-то силой неземною
одаривает мир мечтой.

В безмятежном дыхании волн
освещается сердца ночная гавань.
Приходи к тишине, приходи на поклон
к бронзе песка, там, где о главном

может сказать, лишь остывшее тело луны,
где ты полон пустого пространства поэзии
сновидений, пусть развяжут они,
то, что скрыла дневная жара, то, что, бездонное,

спит в глубинных пещерах
памяти. Эта память струится янтарным вином
молчания
паломников веры,
и их вера жива лишь на том,
что звезды всегда одиноко печальны.