Я болен тобой безнадёжно

Жуль послушай, пишу тебе вирши.
Нескладушки, слова потеряшки
Говорят орфографией болен,
чтоб нести это в серые массы.
Ну так вот, поясняю причину для чего мной исписанны строки,
Что бы утром тебя будоражить
Красотой смысла стихо высоким.
Разбудить тебя сонную прелесть,
Только ты есть мое наслажденье.
И слова твои Мусь ты прекрасен!
Есть награда для стихотворенья!

Пытаются, труп коммунизма оживить,
Тоталитарный, красный строй облагородить
И жертв репрессий память осквернить,
Кровь революции и преступленья оправдать.

Зачем же надо Сталинградом вновь
Назвать Царицын, ныне Волгоград!
Советский Союз распался, кому-то вновь
Хочется Россию до основания разрушить, град,

Этот предал Сталин, населению не разрешил
Покинуть город, часть населения, «каких-то»
Тысяч сто в Германию враг вывезет, лишил
Оставшихся, голод, бомбёжки жизни...

Моя реальность такова,
Что я могу любить… Любить до боли в сердце.
Но только вот моя любовь
Уже нахер не нужна никому на свете.

Да, согласен, звучит безнадёжно грубо
И отвратно несёт пессимизмом.
Но, чёрт возьми!!! Всевышний Бог!
Я так устал… и это так уже привычно…
Для кого Ты меня бережёшь?
Кто он?! Мда…
От этих мыслей хочется вдребезги напиться…

*********************************

Я вижу тысячи лиц своей непобедимой Армии –
Тысячи лиц меня самого.
Мы вместе прошли, наверное...

Контужен, мил и не опасен, а вася в колпаке
ужасен, он скоморох, он шут, чудак, всем ул-
ыбался и смотрел, в глаза заглядывал, и пел,
был весел, счастлив, пальцу рад, ну что грус-
тишь ты паря, гад, запарил роллтон, доширак,
«кнуря», добавил? и майонезом всё заправил,
ты одинок, охотлив, цел, твоё сознанье, в чём
удел, здоров, иль болен, опечален, за что на
веке удручён, ты беден, иль зажжен лампадой,
а шарфа не носи, не надо, державу, скипетр и
корону и нимб, и крылья и метлу и...

Он не любил весны. Весною был он болен...
Вот так и нынче: уж конец её,
Но я, признаться, ею не доволен...
На небе пасмурно, на улице грязно.

Уж три недели дождь не прекращает:
То моросит, то ливнем ниспадет.
Всё время настроенье пропадает,
И жду, что день мне новый принесет.
______________________ 11.05.1993

Точками глаз опущенных,
строчки шагов пропитаны;
дай же мне хлеба насущного,
слова, до боли избитого.
Звон суеты безнадёжный,
иней весенний на лицах;
ты приложи подорожник
к сердца иссохшей кринице.
Ты приложи безмолвье
кисломолочным туманом;
каплей весенней крови
сердце залижет раны.
Дай же сладости – смертность,
дай же мудрости – горечь;
там, где жизнь безответна –
слабость придёт на помощь.
Слабость смиренно впуская,
камень подточит вода;
смерть прошепчет, лаская –
жизнь...

Простого неба власяница
На плечи козьим пухом ляжет.
Ты свет вбираешь по крупицам,
Я след теряю тьмой овражной.

Многоэтажной тенью горной
Уляжется подол вечерний.
Святое небо, свет бездомный,
Сухие губы отреченья.

В травы душисто-сочный всполох
Опустится безмолвный холод.
Сквозняк в дверях, подъездный воздух,
И солнце падает щеколдой.

Рассвет вобьет каблук апреля,
В лазури, склянки звёзд заглохнут;
Здесь безнадёжно – только время.
На завтра – крепкий сон и кофе.

Прохожие. Шаги. Зашел в кафе погреться
Бокал глинтвейна пуст, израненное сердце
Чуть руки обогрев и носом шмыгнув малость
Прочь из кафе побрел, в душе чуть-чуть усталость.
Листвою гонит путь, прокладывая в лужах
Не болен он совсем и вовсе не простужен
Не поняли его. Забыли. Отпустили.
Военных сердца мук, его разоружили.
Он вынул белый флаг, на всех фронтах победа,
Он больше не герой, в шагах ведёт беседу.
Но время лечит все, герои не забыты
И пусть бывает так, что все фронта разбиты...

Дождь шевелит крыльями,
будто сама душа смеётся.
Громоздкие водостоки,
иерихонскими трубами,
тянутся-льются
к размытому вешнему устью,
где одинокий взгляд
заточен во времени
трёхмерной проекцией света.
Заплывший апрель
переминается
полураздетым
сумраком,
расщепляясь на ветер
и ветреность тротуаров.
Пространство, тающим облаком,
падает
в стекловидные лужи –
тихо, тихо,
будто шепчет в игольное ушко сам Бог;
и дождь, повсеместно,
резонирует
расстроенной арфой...

Провожая в себя взгляды одинокосердных, покидая места приюта, уводя бесконечные звенья в их бесполезную бесконечность, наблюдая за тем, как кто-то ещё выбивается из сил, стараясь понять, на что ему тратить силы, растягивая натруженные сухожилия поколебленной веры, перебирая перетянутые струны улыбок, боясь задеть себя самого за потерянное живое, заискиваешь у собственного сердца, а сердце молчит, затаившись, и, задерживая дыхание, как будто в мимолётном испуге, хватаешься за него — проверить — и...