Высохшим в прах чабрецом

Я буду падать, падать, падать
На иглы высохшей травы
Холодным телом снегопада,
Пером подстреленной совы.

Безмолвие рождает звуки,
А в красках выцветших картин
Сокрыто всё. Подставлю руки -
Трава простит. И ты прости.

29. 10. 2009

Запечатав сургучами,
И в посылку уложив,
Богу сердце люди слали,
Указать--зачем?--забыв..

Для чего дарили Богу--
Для награды и похвал?
В поле-- высохшей дороги
Мало кто и замечал.

К небу поднятые очи,
Сердце где-то в небесах...
И себе дорогу в ночи
Чем же путник освещал...

Бог приняв Любви подарок,
Шлёт назад его--возьми,
Осветил и будет жарок
Сердца пламень.Береги!

Непонятливы мы люди,
Сердце снова--сургучом,
Очи в небо,тело блЮдим...
Жизнь такая ж--калачом...

Я живу в ожидании,
ветер ли стукнет в окно,
скрипнет ли рама в страдании,
высохшая давно.

В опасении, в смирении,
закованный в кандалы,
к дерзкому побегу – в сомнении,
пламень – внутри золы.

Лаской кинжал изнеженный,
час терпеливо ждёт,
конь воровской, объезженный,
чубом к траве прядёт.

Вспыхнут алмазы, золото,
белое серебро.
Жажда – страшнее голода,
хрустнет во тьме стекло.

Вскрик – и уже отмечены,
чёрная месть и бег,
словно крестом очерчены,
брошены в алый снег.

На огромной клумбе у вокзала,
Ветром наклонённая к земле,
Поздняя ромашка замерзала,
Трепеща на высохшем стебле.
Выгибала тоненькое тело
И сопротивлялась, как могла.
Словно до последнего хотела
Быть хоть каплей летнего тепла!..
Поезда вдали гудели встречным.
Люди шли, от ветра наклонясь.
И ромашка чем-то бесконечным
Показалась каждому из нас:
Чистой веткой молодой берёзки.
Тополиным пухом по весне.
Первым снегом. Брызгами извёстки
На ещё не крашенной стене...
Не одно, наверно...

Иссяк и высох ручеёк,
Что звонко так журчал весной.
Лишь след остался где он тёк,
След скоро зарастёт травой.

А в русле высохшем измятый,
Бумажный, маленький комок.
Он был корабликом когда-то,
Он до мечты доплыть не смог.

Засыпит мир его листвою,
Земля проглотит без следа.
О встрече со своей мечтою,
Забыть он должен навсегда.

В ручьях весною полноводных,
В Мечту кораблики плывут.
Не зная о камнях подводных,
Они доплыть им не дадут.

Иссяк и высох ручеёк,
И след его зарос...

Зачеркну я строчку — не лежит душа,
Нет во мне сейчас музыки стихов.
Словно черви плод, мысли не спеша,
Меня изнутри, жрут лишая снов.

Знать моё прошло, время песни петь,
Выжал этот мир досуха меня.
И теперь сухой буду лишь скрипеть,
Пустота внутри, высохшего пня.

Мрачное опять, в тучах небо смотрит,
Грязная листва, тускло-жёлтый бред.
В небо я сломал, хрупкий собой мостик,
Время как песок, мой проглотит след.

Слаб глазами стал, вижу мир в тумане,
А мир что во мне, меньше с...

Поздняя осень, дожди холодны.
Поздняя осень, опала листва.
Поздняя осень, начало зимы.
Поздняя осень, пожухла трава.

Поздняя осень, стеклом в луже лёд.
Поздняя осень и ночью мороз.
Поздняя осень, туман в ней живёт,
Бродит в лесу средь озябших берёз.

Поздняя осень и всё длинней ночи.
Долгие ночи, короткие сны.
Поздняя осень, вмёрз в лужу листочек.
Высохший он, дни его сочтены.

Поздняя осень, как песня о прошлом.
Грусть в ней о лете, что быстро прошло,
Времени том, что вернуть...

Иисуса между тем к Пилату
Поутру в узах привели,
Поскольку смертную расплату
Исполнить сами не могли.

К тому жена сказать послала,
Когда он сел судить Его:
"Во сне я много пострадала
За Арестанта твоего.

Толпы не слушай оголтелой,
Внемли прошенью моему:
Худого ничего не делай
Правдоучителю Тому".

Тогда Пилат сказал Иисусу:
"Так что ж, Ты Иудейский царь?
Мне не нужна сия обуза:
Когда б Ты просто был главарь

Бандитской шайки, я имел бы,
Что в деле этом применить,
Но...

Море отступит,
Высохший пирс обнажит
Гроздья ракушек

Слезами мокнёт небо наших щёк,
Как крылья птицы выцветший платок,
А что там в складках у него шуршит?
То соль от нашей высохшей души.

Платок ты этот можешь простирнуть,
Прервётся в поднебесье птицы путь,
Дождём обид прольётся на фаянс
Что раньше отболело внутри нас.

Все тучи уплывут за горизонт,
И крылья птицы сложат точно зонт,
А то, как плачет небо наших щёк,
Расскажет только выцветший платок.