Второй шанс

Три секретарши встретились в кафе,
Где разговор заводят про работу.
Уж две из них немного под шафе,
А третью без причин мутит с чего-то.

Все начинают шефа обсуждать,
Какой он негодяй и бабник жуткий..
Ну, разве можно женщин осуждать,
Когда их месть толкает на поступки?

"Я вылила мерзавцу прямо в стол
Чернила" - говорит одна, что старше.
- "А я иголкой сделала прокол
В презервативе - вторит секретарша

Вторая - я нашла его в столе
И думала, с чего он так заляпан"...
Тут третья...

-- Взгляни с Небес на жизнь свою,
(Но я – не Повелитель.
Его, как ты, благодарю,
Что был лишь -- твой Хранитель).
И угляди свои следы,
Оставленные в жизни…
Как знать, быть может, где-то ты
Предашь их укоризне!

-- Следы вторые там... со мной…
Откуда?.. Кто?.. И… как же?
Не видно тех следов порой…
И часто… не однажды…
Что странно это, сам пойми...
Окинь лишь только взглядом…

-- Следы, что видишь ты – мои…
Я был с тобою рядом!

-- Так, стало быть, в тяжёлый час –
И знает...

Воздух серый и сырой,
Настроению под стать.
,,Я» поссорился со мной,
Любит он меня ругать.

Этот ,,Я» второй зануда,
Плохо всё ему во мне.
Он всегда со мной повсюду,
Наяву и в сладком сне.

Отвяжись! - скажу тихонько,
Тошно мне и так совсем.
Всегда рвётся там где тонко,
И хватает мне проблем.

Знаю сам я, что я грешный,
Знаю, что святым не стать.
Что всё взвесить должен прежде,
И потом уже решать.

Воздух серый и сырой,
Настроению под стать.
Всё же прав мой ,,Я» второй,
От...

Жизни биография — вся в одной странице,
Жизни биография — срок меж двумя датами.
Первая — когда, на Земле родился,
О второй не думаю — с ней всё непонятно мне.

Дата та вторая — для нас всех загадка.
То ли окончание, то ли дверь к Нему.
Иль за нею сон всего и уснём мы сладко?!:
Тайна неподвластна та, в мире никому.

Жизни биография — даты в ней как вехи,
Жизнь они меняли круто мне всегда.
Подарив в ней новым, горе иль успехи,
Остаются в памяти этим навсегда.

Между теми датами...

Он глаза открыл, не веря,
И подумал: «Это сон».
Вспоминал: он запер двери?
Был вчера «хороший он».

Вновь открыл, и вопль истошный
Вдруг сорвался из груди.
В это верить невозможно,
Это в жизни не найти.
Там у ног его сидело
Существо, не описать!
Очень тоненькое тело,
Руки, ноги, пальцев пять.

А лицом, почти что рыба,
С кожей гладкой голова…
Даже брови встали дыбом, -
Воздух выдохнул едва.

Тело всё в чешуйках, в блеске,
Вроде, как комбинезон.
Аргумент искал он веский...

И стихи надоели, и песни скучны,
Овцы целы и волки, казалось бы, сыты,
То ли дух от безделья стал слишком ручным,
То ли разум свихнулся под натиском быта.

Ритуал во спасение, первая часть –
Мерлезонский балет – кавалеры и дамы…
Рубануть бы секирой по чувствам с плеча,
Полоснуть бы мышление бритвой Оккама…

Но, боюсь, что придётся опять наблюдать –
Акт за актом – пажи, лотарингцы, дворяне…
Сколько глупости в книгах – песок и вода,
Сколько в мире, допущенной Господом, дряни...

Он был жалок, убог, печален.

Часто кашлял и шмыгал носом.

"Дурачок" — ему вслед шептали

Все подряд, и глядели косо.

Делал вид, что не обижался,

Был приветлив, учтив, радушен.

Притворялся, и улыбался,

Пропуская смешки сквозь уши.

"Смейтесь! — мыслил. — Смотрите сверху!

Я вас выше! Уж я-то знаю!

Ваш удел — мерить вашей меркой!

И за это я вас прощаю!"

Он бродил, незаметной мышкой,

В переулках, где меньше шума,

Спрятан в серенькое пальтишко,

Весь утоплен...

Надеюсь, я уже созрел
писать роман. Мой друг-читатель
(да, я на "ты" - ты мой приятель!),
бросай рутину глупых дел!
Садись-ка в кресло поудобней…
Я поведу рассказ о том,
чем я и сам грешил тайком
(кто с правдой - тот и благородней!),
когда и молод был, и глуп.
И верил, что Земли я пуп!

Роман, конечно, о любви.
Пусть рвутся новые поэты
изобретать велосипеды,
а наше дело - c'est la vie!*–
сбирать цветы ночных мечтаний
в букет красноречивых слов
о тонкостях проблем полов,
о...

Автобан… Автобан…
Ты мой вечный оракул.
Мне бы слушать тебя… и рулить без забот…

Дальним светом опять мне весь лоб покарябал
проскочивший по краю
шальной идиот…


Да я зла не держу. Мне бы в ночь прислониться…
Не к постели:
к шоферской звезде дармовой!…

Путеводную песню поет мне сынишка,
целый месяц агукая
в сотовый
мой…


И бессвязною речью той — я с миром связан.
И дороги не в Рим все ведут. А в семью.

И редуктор второй день гудит… вот, зараза…
Не гуди...

Вечность пульсирует тихо секундною стрелкою,
Вторят энергии сердца вселенской абстракции,
Кажутся мысли шальные дешёвой подделкою,
Будто нуждаются срочно в небесной редакции…

Их перебрать, вылить чашу, наполнить всё заново
Свежестью ветра, листвой яркой болдинской осени,
Толикой счастья, простого, земного, желанного,
Что в сложном паззле небес именуется просинью.

Всё это в сердце впустить и оставить надолго там
Каждый момент, что дарил мне любви ощущения,
Чтобы в час зимний...