Воздушный змей

Однотонный спектр слабеющего дня –
повторение пройденного –
здесь я, как я,
как пустота начала и конца,
заточенное в камень сердцебиенье.
Мёртвоплывущая ткань земли.
Где твои дети, весна?
Твоя душа, разлившаяся кошачьим “мяу”
у поверхностного натяжения луж
цвета грязного асфальта,
как художник смотрит в абстракцию берёз,
цветущих каплями влаги,
в Мафусаилов век замёрзших в танце звёзд,
в воздушный хлопок переменчивого неба,
в персиковую предвечернюю смоль,
в чёрный гранит...

В воздухе, переизбытком кислорода, весенняя истерия;
россыпью пешеходов ленная мина города –
пейзаж, застревающий в пробках, проулках и перекрёстках;
мираж, проплывающих, скомканных, лютней звенящих
облачных стай; точечный лай по дворам
с утра; отдышкой вздыблено-рыжее солнце над гроздьями
остановок, парковок, витрин, картин сиюминутности;
вперемешку с грубостью нежные вежды невежды дворняги.
Три капли души во фляге – до дна – жажда.
Лишь один бродяга никуда не спешит –
ему, и дня не...

Я вспоминаю первую любовь,
Она цвела в преддверьях чудо- мая,
Так горяча была ,бурлила кровь,
Струилась в венах ,весело играя.
Ты был постарше и на много лет,
А я нежна и красотой сияла,
Летел воздушный поцелуй- привет,
А мне казалось ,так ничтожно мало.
И вот опять стоишь передо мной,
Смахнул с щеки, опять блестит слеза ,
Красив, как прежде и совсем седой ,
Лишь синевою светятся глаза.
Все тот же милый и тревожный взгляд,
Который ,стала забывать с годами,
В белой рубашке...

Зачем нам жить в этой игре?
Зачем сидеть в любви оковах?
Пусть целый мир вижу в тебе,
Терять свободу не готова!
Не отнимай свободу жить,
Свободу - быть самой собою!
Ведь я умею так любить,
Как никогда, всею душою!

О, я прошу тебя, остынь,
И посмотри на это небо.
Там облака строят мосты
И накрывают всю планету
Прозрачной белой пеленой,
Цветами радужных сияний.
Я не могу жить лишь тобой,
Нет никаких таких деяний,
Что остановят этот бег!
Я непокорна, я воздушна,
В своей душе...

Для редактора,
озабоченного передовицей,
он никто, какой-то Джон Мильтон,
затерявшийся на литературной обочине.

Актриса глицериновую слезу
из-за него не проливала ни разу.

О нем хранит молчание
радио и телевещание.

Нет ни досье, ни файлов секретных.
Нет псевдонимов народу известных.

Никому не интересно
узнать его настоящее имя.

Жив ли он, мертв ли он,
не проверяет никто.

Возможно в чулане
детективы найдут его труп
с разбитым лицом,
с открытыми глазами...

Ты нужен мне как водоем в пустыне,
Но не измерить путь к тебе шагами,
И километрами воздушных линий,
А только лишь – бессонными ночами.

Когда душа, как в клетке, бьется в теле
И хочет вырваться к тебе навстречу,
Промчавшись сквозь астральные метели,
В еще не наступивший летний вечер.

Где дозревают грозди винограда,
Лоза с лозой навеки обручилась,
И лишь рукою прикоснуться надо
К тому, что в небесах уже случилось….

Там мелиссой и мятой чай заварен,
И нервно бьется кровь в...

Среди пестреющих ирисов,
Сверкая каплями росы,
В тени ветвей древесных фризов
В послерассветные часы,

Попав в воздушные объятья –
Новорожденная в цвету,
Надев рубиновое платье
Провозглашает красоту.

И имени не зная Розы,
Но очарованы красой
С окрестных вод летят стрекозы
К ногам красавицы босой

- Мне говорят, что я красива, -
Сказала сверстнице она,
- Что в красоте сокрыта сила,
Так для чего я рождена?

Мне небо посылает капли,
А солнце – летнее тепло.
Они – отец и...

Между молотом и наковальней
Шарик воздушный свистит:
"Что за плоские шутки!"

Одновременно
Лопнул презерватив и
Закончились воздушные шарики

расплывчатый оттиск стального сосца фонаря
в перламутре бензиновой лужи,
словно большое красное пятно Юпитера;
словно отверзшиеся уста дьявола
однородно расширяющейся вселенной,
всё вещество, которой, когда-то,
вмещалось в пространстве, меньше ногтя младенца –
там были и эти слова;
расплывчатый оттиск стального сосца фонаря
в перламутре бензиновой лужи,
словно миллион световых лет одиночества
в дрожащей капле мутного света;
словно безумие-безмолвие
изъеденного морщинами мудреца...