Вопрос и вере

Я не верил тогда,
В крепкость пут и оков.
Что закрыть навсегда,
Могут дверь силой слов.

Я не верил что верх,
Одержав над добром.
Может зло знать успех,
И стать главным во всём.

Был я юн и тогда,
Верил что даже Бог,
Не указ мне, куда,
Идти нитью дорог.

Но иллюзий очки,
С меня мир быстро снял.
Он событий тиски,
Крепко сжав, душу смял.

Но признав я умом,
Судьбы власть надо мной.
Мыслью дерзкою в нём,
Жил своею мечтой...
Марковцев Ю.

Ты не верь, обо мне плохой вести,
Нездоров я, но всё же живой.
И с тобой, мы не раз ещё вместе,
В жизни встретим, день новый земной.

Смерть опять, в меня лишь поглядела,
Но не стала, в себя забирать.
И живу я, и чувствую тело,
И как прежде, умею дышать.

А молва, всё опять переврала,
Превратив, снова муху в слона.
Не моё, мне опять приписала,
Ты не верь ей, врёт часто она.

Мы с тобой, будем жить долго-долго,
И как в сказке, в один день помрём.
Но лишь телом — душой в Чертог...

Вы мне не верите, всё верно,
Кто я такой, кто я такой.
Вам моё имя неизвестно,
Я вам чужой, я вам чужой.

И безразличен абсолютно,
Я вам во всём, я вам во всём.
Ваш взгляд скользнёт – ах вроде будто,
Я вам знаком, я вам знаком.

Знаком лишь шапочно, неважен,
Не сват, не брат — не сват, не брат.
Таких — вокруг второй здесь каждый,
В толпе шумят, в толпе шумят.

И вам мне верить нет резона,
Но и не верить его нет.
И равнодушно, дыша ровно,
Кивнёте вы на мой привет.

Всё верно...

Нам ли в лунную полночь лежать у ольхи?
Может просто до чёртиков диких напиться?..
Иногда чтоб любить, мы читаем стихи,
Иногда пишем стих, чтоб в кого-то влюбиться.

Не гляди на слова, отодвинься от строк,
Всё, что спето вчера, хороню на бумаге.
А в груди, как и раньше, беснуется рок
И безумное сердце земного бродяги.

Расскажу тебе тайны далёких былин,
Обласкаю твоё ненасытное тело…
Но по лунным дорогам гуляю один,
Чтобы лучше писалось да ярче горело.

Ты погладишь ладонью тату...

Седой парикмахер, безбожник и циник
Епископа взялся пред Пасхой постричь,
Чей взгляд поражал глубиною и синью,
Сумевшего тайны святые постичь.

Он веки прикрыв, отдыхал от молений
И праздника ждал воскрешенья Христа,
Лицом был похож на погибшего Меня,
Стезя за плечами, увы, не проста.

Вином подогретый иль бесом ведомый
Цирюльник внезапно вскричал: «Бога нет!
Достаточно выйти на площадь из дома,
Больных и голодных печален буклет.

И сколько же в мире сей горькой...

До сей поры я не приду
В себя никак,
Ну это ж надо -
Быть такому ЧУДУ!!!

Китайцев - с х.ем миллиард,
А всё ж пустяк,
Евреев меньше в тыщу раз -
Они ПОВСЮДУ.

рыцарь вернулся из Святой Земли
и встретил уже взрослого сына
- А если Чаша Грааля скажи?
деревянною ли чаша была?

Отец, перекрестившись и выдохнул:
- Есть!
- Так, где же она, скажи мене!?
отец усмехнулся
и сказал: - Здесь!
в груди, всегда она была

взор разгорался и Рыцарь встал
вокруг пространство гудело
сын взглянул в Небо
и вдруг закричал
в нем Чаша Грааля запела

Уходят льды, вскрываясь...
Спокойно, не спеша
Течёт тихонько Кама,
Окрепшая душа.

И, словом, по старинке,
Стихи слагая вновь,
Нашла таки тропинки
К себе самой Любовь.

И, тонким, покрывало
Снимая на века,
Дарила себе право
Уверенного Я.

Злодей пусть и исправится,
От злодеяний он, однако ж, не избавится –
Всё наше прошлое поодаль
За нами терпеливо продвигается.
Большая свита
к концу жизни
собирается.
Не ведаем цены своих деяний,
Две лепты лишь важны на Небесах,
По Божьей Милости добро нам отпускается,
У Божьей Милости злодейство на весах.

Сильнее став ветра надежды,
Наполнят паруса мечты.
Фантазий яркие одежды,
Мираж сошьёт из пустоты.

Накину их на будней серость,
Скрыв неприглядность бытия.
И мир изменит жизни мерность,
Вернув всё на круги своя.

И берег высохших желаний,
Накроет новых дел прилив.
Проклятья тёмных заклинаний,
Волною света с него смыв.

И сердце вновь быстрей забьётся,
И взгляд вновь станет молодым.
И вновь поэт во мне проснётся,
Бродяга, странник, пилигрим.

Блажен, надежд своих безумством...