Вход

Всё сложилось хорошо,
хоть не так как я хотела.
Спутал обладанье телом
ты - с владением душой.
Прецедент хочу создать,
знаменательную веху -
я сегодня буду сверху.
И сегодня, и всегда.
Как устал мой poker face
делать радостную мину.
Ты храпишь, когда на спину,
мой роскошный эдельвейс.
Пой лошадка – игого -
голос твой красив и тонок.
Спи, мой пожилой ребёнок,
в чреве ego своего.
Зря качают колыбель
няньки - щука, мышка, кошка.
Занавешено окошко,
только я не снюсь тебе...

Люблю
И сердце раскрываю…
И ненавижу,
Тело отпускаю…

Люблю
Ладони бережно сжимаю…
И ненавижу,
Пальчики ломаю…

Люблю
Весь мир дарить готова…
И ненавижу,
Ты в моих оковах…

Люблю
И дрожь пронзает тело,
И ненавижу,
Садо входит в дело…

Люблю
В глазах тепло надежды…
И ненавижу
Не те, что прежде…

Люблю
Тебя всего без доли..
И ненавижу
За любовь до боли…

Вслушиваюсь в тишину,
в неуловимое колебание ночного воздуха,
в шепот капель воды из под крана.
Стеклянным экраном
холод за окнами просится в дом,
и я приму…
Будь моим гостем
посланец свечи ледяных фонарей,
если ты не один, то зови и ветреный говор.
Просим,
в мою тишину призрачным хором,
места хватит на всех у дверей
моего уютного сна,
В дом мой входят без стука
такие, как вы.
Может немного вина,
или чашку крепкого чая?
Ни звука…
Вслушиваюсь в тишину,
в мимолетную тень бытия...

Стуча и в бубен и в тамтамы,
Плясали мудрые шаманы,
Входя в священный транс луны;
Чтобы низлить небесну манну,
Они выкрикивали странно
Слова в дыму дурман-травы.

Семь духов племени уважить, —
Тут нужно дико войти в раж и
Накапать кровь тельца в огонь.
Звезда им вещее подскажет,
Мерцая сквозь ночную сажу, —
Шайтану как создать заслон.

«Вёрст пятнадцать за Малое Бутово
В лес поехать, чтоб мясо испечь?!
Атавизм кулинарный откудова?» -
Возмущалась японская печь.

Неразумие микроволновое!
Куда денешь ты баб-мужиков,
Что на углях грудинки слоновые
Запекали сто тридцать веков?

Тлеет дуб в костерке, иль орешина,
Меж камней зарумянился кус…
Шкура-штора у входа повешена,
Дым пещёры не горек на вкус.

Круг расселся за Малым за Бутовом:
Мясо, угли, трава молода…
Дома - вилки, варилка с компьютером -
А привычку не деть...

Среди руин прожитых мною лет,
Тоска и грусть оставили развалы,
Печаль воздвиглась, словно обелиск,
Что в поле боя память воскрешала.
Смешением тех лет сменялись Боги,
Там и Морфей с плеядой был во тьме,
Взывала к мощи руки Гиппократа,
А Купидон устлал тропу к тюрьме.
Недолог был поход мой к той темнице,
Где в сырости и мгле томился мой удел,
Удел любви, надежды, синей птицы
И страсти вечной мелькнувший предел.
У скальных стен, топчась и нервно глядя,
Ждала Любовь c глазами дикаря...

Нет ничего - ни истины, ни бездны,
Ни отражений – тени пустоты,
И звуки не плывут подобно песне
Над вечностью, роняющей цветы.

В ещё не проявившемся пространстве
Дыханья нет, движение мертво,
И даже смерть в немыслимом убранстве
Своё не проявляет естество.

И нет зерна, что явится твореньем
В божественном кружении огней,
И нету тьмы тончайших проявлений,
И света, что могуч в любви своей.

Нам просто говорить, но как увидеть,
Как явится неведомое – то,
Что сможет и любить и...

Не считай, что боль твоя больней,
Не считай, что жизнь твоя печальней,
Не считай: любовь твоя сильней,
И не думай, что в ответе – дальний.
Знай одно: все измеряет Бог
И дает Он всем и по заслугам,
План Его и Справедлив и Строг,
Он не может быть врагом иль другом.
Не взирает на земной успех,
На таланты, гениальность, славу,
Его мерка: праведность и грех
И вершит по неземному Плану.
Видит то, что людям не дано,
Знает то, что от людей сокрыто,
Отрешенный, Он пронзает все
И над всем...

Знай: любое страдание к знанию,
Чрез него поднимает Сам Бог,
Но в тот миг – не легко осознание,
Не желаешь себе ты Урок.
Все в душе неприкаянно свалено
И не в силах хоть как разобрать,
А терпенье такое изваяно
И в душе только можешь роптать…
А внутри говорится, хоть стонется:
Жди еще и еще, и еще…
А душа мыслью в лучшее гонится,
Но страданье не все и не все…
Но щемящая боль расслабляется
И в душе появляется штиль,
Но больная душа тихо мается
И стирает в себе бури пыль.
И пускай...

Минералами души
выложен темный грот.
Законсервированное в янтаре
солнце
будет хранить свою тайну вечно.
Восход
и закат
смешались в застывшем огне.
У входа стеклянное небо,
чертою засечной
отмеряет пределы
золотой клетки.
А снаружи живая влага
насыщает любовью
и голодом
потрепанные лоскуты души,
вдыхающей собственным ртом
воздух распутный,
без примесей едких
золота
(что рождено переваренной ртутью
в алхимии социальных пространств
и убранств)