Великий город

И в час Великого Суда,
Миг-вспышка заберёт меня.
Я здесь исчезну без следа,
В сиянье чудного огня.

Там то, что здесь необъяснимо,
Чему, нет толкований слов.
И в том, сгниём или сгорим мы,
По воле Неба и Богов.

Всех ждёт зари своей исход,
Или в рассвет, или в закат,
Он души наши уведёт,
И нет, им в тел путей назад.

А жизнь то праздник, то юдоль,
То высь, то скорбная долина.
В ней с наслажденьем рядом боль,
И не у всех чувств есть причина.

Что ж, тело душам лишь сосуд...

Силы великие, силы могучие,
Вы помогите доброму случаю.
Беды вселенские, прочь отгоните,
Им не позвольте, рвать жизни нити.

Пламени времени злого не дайте,
Выжечь селения, на Земли карте.
Правому смелости, грешным прозрения,
Дайте в борьбе их, за счастья мгновение.

Силы, в себе победить приступ слабости,
Дайте тому, кто поник в миг усталости.
Вспыльчивым, разума глас укрепите,
Гневу не дав в них, стать злобой событий.

В светом живущих, огня жар умерьте,
Чтобы не стал он...

Мир велик и в то же время тесен,
И толпа, со всех сторон сожмёт.
Будний день, весь наперёд известен,
Скукою обыденных забот.

Песне птицы о весне поверил,
И морозом мир ошеломил.
И в души, распахнутые двери,
Он дохнув, её мир остудил.

И во мне, всё сжавшись, сердце стало,
Твёрдым, словно камень, куском льда.
И структура чёткая кристала,
В нём и я, изведал холода.

Не дойдя немного до вершины,
Подскользнулся и внизу опять.
Не судьба и жителем долины,
Должен я, забыв вершины...

Сила привычки — великая сила,
На автомате — опять день живём.
И тело вроде бы было и жило,
А души не было в будичном, в нём.

Мы привыкаем, во тьме и во свете,
Время по жизни сквозь сутки идти.
Мы привыкаем к всему на планете,
Ну не совсем ко всему, но — почти.

Даже к тому, что приятно не очень,
Мы привыкаем, за данность признав.
Даже когда, душа: - «Нет!» - сказать хочет,
Нужность приняв, ум смиряет наш нрав.

Мы привыкаем, устроены так вот,
Наши живые умы и тела.
И жизнь...

Праздник великий, Небес торжество,
Вновь наступает…
Грядет Рождество.
Время и вечность, в 'яслях Христос –
Дар во спасение Бог преподнёс.
.
Совести голос утрачен, иссяк:
Грех не смертелен, привычен – пустяк?
Десять законов не можем не знать,
Только желания нет исполнять.
В душах, в жилищах, на улицах – грязь.
С ангелом, с Богом потеряна связь.
Прежде всех век нарожденный родился,
Чтобы мой грех навсегда искупился.
Вечности, истины, духа врата
Снова распахнуты в мир. Темнота
Будет...

Как это было у казаков в старину…
На нашем Батюшке Тихом Дону!
Отмечали дружно Троицу всегда…
Три дня праздновали казаки тогда.

Чтоб отдохнуть перед сенокосом,
Перед великим степным покосом!
Кто в середине июня сено косил…
Знать сено было, лечебный эликсир.

С такого сена не болела, животина…
Зимой корова его пережевывала как
машина!
С данного сена не болела корова
И давала хозяину молока парного…

Вот и росли на Тихом Дону богатыри!
Устали не знали они, от зори до зари...

во глубине степей канзасских
обкурен хмур и нелюдим
наследник всех сирот казанских
жил на отшибе чёрт один
звался не хитро джоном смитом
ни кузнецом ни палачём
а был он фермером забитым
и по округе слыл бичём

Мне светят яркие витрины
и длинношеие столбы,
как динозавры, спрятав спины,
пригнув сверкающие лбы.

Машина шинами щекочет
асфальт политых мостовых,
мотор кузнечиком стрекочет.
Как хорошо без постовых!

Люблю Москву весенней ночью,
когда все улицы пусты,
она ребёнком непорочным,
спит, без забот, без суеты.

И лишь трамвай, стуча по рельсам,
нарушил сон Москвы большой,
и покатился по Подбельской
без пассажиров за душой.

Во глубине степей канзасских
Обкурен хмур и нелюдин,
Наследник всех сирот казанских,
Жил на отшибе чёрт один .

Звался не хтро- Джоном Смитом.
Ни кузнецом ни палачём ,
А был он фермером забитым
И по округе слыл бичём.

Его жилище представляло
Собой не царский павильон,
А весь плакатами секс пистолз
Обклеянный тепляк вагон.

Жена его ,Смит тоже Анна ,
Чтоб не гласил сухой закон
Всегда была как сука пьяна
В ход даже шёл одеколон.

Дочурка Элли с малых лет
Играла в покер и...

«И в этой сутолке всемирной,
Один на целый миp вокруг,
Брезгливо поднял бровь ампирный
Гранитный барин Петербург!»

Николай Агнивцев

В огнях парижские бульвары
Сияют. Позабыв про сон,
Фланируют в обнимку пары.
Etes-vous marie? * Как жаль! Pardon! **

А в Лондоне опять туман
И дождь. Под зонтиками в такт
Спешит прохожих караван,
Как стрелки часиков: тик-так!

Но в Петербурге холода,
Мороз. Торопится народ.
Принарядившись в лёд Нева,
Замедлила свой быстрый ход.

На Брайтон...