Ведущие

Шуршаньем листьев покрываются дороги,
Осенней пылью покрываются мечты,
И время рассыпает мне под ноги
Шаги, ведущие до завтрашней черты.

Немые слезы возвращаются дождями,
Былое счастье возвращается тоской,
Осенними не ласковыми днями
Молчанье разливается рекой.

И вновь у сердца замедляются удары,
И в переулке замедляются шаги.
Жизнь без любви тогда дается даром,
Когда любовь отнимут за долги…

Простишь ли мне все то, о чем пишу
В порыве чувств несдержанных?
Отныне я буду рядом – как смогу
Хочу и смею – буду рядом.
Пройдет любовь.
С влюбленностью иной
придет другой, - не ты,
и может быть сойдет на «нет»
и жар, пылающий в крови,
при мысли о тебе,
при взгляде на тебя.
Все может быть.
Ну а пока, - ты рядом, здесь.
И все ж далек, как в море огонек
стоящих здесь на рейде кораблей, -
Все мысли о тебе.
Печальные и вздорные,
Ведущие к слезам
И давшие немало
Счастья и...

От рожденья наложено волчьим проклятьем табу –
Ни предать, ни оставить в беде не хочу, не могу, не умею…
Древний стайный инстинкт слепо лепит собачью судьбу,
Он, должно быть, тавром отпечатан на лбу
И, как будто ошейником строгим, царапает шею.

Вожаки наши – боги, ведущие торги с судьбой.
Мы за ними – слепыми кутятами «в мекку» -
На ножи, на клыки, заслоняя от смерти собой…
И не важно, что дал Божий промысел сбой,
Посадив наши души собачьи на цепь к человеку.

Мое сердце – саднящий...

Бежал Давид в пещеру Одолламскую.
Услышали про то его братья
И солидарность проявили братскую -
Присягу, по их мнению, дурацкую
Сменили на свободу бытия.

Пришли к нему туда с детьми и с жёнами,
С собою привели весь дом отца.
Примкнули к ним другие притеснённые
Обиженные властью, забубённые
Еврей, хохол, татарин и кацап,

Все должники, душою огорчённые,
Растратчики и дурни от сохи.
Возникло так властями запрещённое
Формирование вновь испечённое,
С четыре сотни гопников лихих...

Откройся мне
И разбужу тебя плачем священного леса.
Сыграй со мной
Симфонию нот золотых на плитах горного сна.
Вбирай мой покой,
Навеянный черной полночной пьесой.
Я знаю с тобой
Одно лишь слово, поднятое морем со дна –
Любовь.

Веди мою руку
По вечным пристанищам лунных колосьев.
Сжимай мое сердце,
Оно бьется в такт небесной сети дождя.
Я птицей совьюсь.
Я буду с тобой разбивать хрустальные звезды
Под ноги, ведущие
Тропами света, дорогами, что лежат
В наслаждение мира...

Грязноватые словопренья
На «пятёрочке» шли два дня,
Заморочив до… офи-генья
Телек, спорщиков и меня.

Сплошь ведущие, сплошь юристы,
Шоу-мэны и пародисты,
Социологи и слависты -
Не соскучишься от тоски.

Как обдолбанный тамагочи,
В телек пялился я до ночи.
Не скажу, чтоб увлёкся очень,
Но забыл… постирать носки.

…улочки старого Иерусалима, ведущие на Голгофу…
…вечная влюбленность музыки Берлиоза….
…отсыревший уголь ренессанса дождливой ночной плоти….
…обжигающий летней лозой привкус коньячного спирта…
…акустическая импровизация памяти…
…можжевеловое масло на пальцах от деревянных четок, хранящих тайну…
…головня абажура в соседней комнате, как закат солнца над Вечным городом…
…сонная роза, принявшая образ дымки табачного яда…
…дзен, блуждающим нервом застрявший в подкорке сухих ежедневников...

Заслуг былых, как нет...- Опять мы, словно роя,
творим грядущее...- Терпи же, Мать-Земля...-
Я, о стране родной..., доставшейся от Строя,
которая жива ещё..., но где петля
Гагарина — дырой большой, средь карусели...-
А был ли Праздник в Честь его? Уж, всё равно...-
Зачем мотал круги, ты, парень? Были ль цели?
Иль, словно сумасбродный Пётр, опять окно
рубил, попасть желая в Мир иной? - Попали...-
Проторенной дорожкой — с неба до земли...-
Иль Космонавтику мы помнить подустали,
а с тем...

Спи моя радость, от ветра не будет толка.
Он за стеной будет ветви опять качать.
Выгнется небо, а ты повернёшься тихонько,
И улыбнёшься во сне повторяя: "Не буду спать!"
Спи моя радость, за вечер так много вёсен,
Мимо несутся, крича тебе снова: « Постой!»
А у наивности время и много хороших песен,
Чтобы исправить ошибки, ведущие прямо в ад.
Спи моя радость, тебя вспоминаю ночью,
Каждую чёрточку, каждый твой ласковый взгляд.
Я обниму тебя нежностью, лаской, касаясь легонько,
И прошепчу...

Ночная музыка, она же – поэзия,
как вино наполняет сосуд души,
но как много готовых сопротивляться,
и тогда, я топлю в ладонях мартовский снег,
на котором кувшинками прорастает безмолвие,
словно твои слезы, при первой встречи,
после шести лет разлуки;
в их зеркальных осколках – твоя слабость,
бархат зимнего солнцестояния,
твое вешнее дыхание на лепестках розы,
твой голод, твои серебристые сонные волосы на подушке,
и твои истории, ведущие
летоисчисление ночной музыки.