В стихокнижье меж страниц

Может жизнь дана в награду...
Может... в наказание.
За грехи давно не жду...
С неба... оправдания.

Может быть я мысль чья-то…
Может чьё-то прошлое.
Может я рисунок жизни...
Кем-то... лишь набросанный.

Может Я... совсем не Я...
Жизнь мне только снится.
Вся реальность бытия...
На клочках... страницы.

Может искорка души...
В Свет давно ушедших.
Песней слышится в тиши...
Рифмой... бесконечной.

Не ищу я оправданий...
Как случилось... так живу.
Видно... кто-то так рисует...

Стынет осень над тундрой
холодных полярных широт,
И всё чаще сливаются
с ночью бескрайние дали.
Знать, в ближайшее время
вернуться удастся едва ли,
Извини, но такой
уж мы здесь беспокойный народ.


Незаметно затих
гомон стай улетающих птиц,
Уже скованы льдом
все тропинки от наших маршрутов.
И дыханье зимы
приближается с каждой минутой,
Ещё раз пролистнув
книгу жизни из наших страниц.


Мы в тяжёлую жизнь
без сомнений вошли навсегда,
И другая судьба
вряд ли может кому-то...

Ликует буйный Рим…
Лермонтов М.Ю.

Не выдумывай, милая, сказки про лето –
это всё не сбывается. Редко когда,
разрывая пространство скупого рассвета,
поползут к горизонту от нас города.

Мы придавлены здесь хаотичною массой
к пирамидам домов в наслоениях крыш.
И мечту над асфальтною, латаной трассой
сотню раз зачеркнёт недогадливый стриж.

Так раскрой же тетрадь дармового поэта, –
эти крылья страниц, – мы с тобой полетим
над подлунной очерченностью трафарета,
где ликует и пьёт...

Пусть между нами не останется надежд
Найти друг друга в тихих разговорах,
Иль в страстных спорах о природе бед –
Сотрем друг друга в мысленных просторах.

Буквально вычеркнем друг друга со страниц
Того романа, что не напишем вместе.
И пусть былое станет частью небылиц,
Что подают глупцам с бокалом едкой лести.

Пусть между нами не останется тревог,
И в безразличии пусть тонут наши мысли,
Что бы никто из нас почувствовать не смог
Реальность мрачных наваждений жизни.

Пусть все...

Избу', заляпанную снегом,
я узнаю издалека,
струилась рядом с ней река,
пугая пескарей набегом
зубастой щуки...
Белый сон.
И только прорубей глазницы,
как многоточье на странице,
и солнце - медным колесом.
Мой путь не близок, не далёк
от бесприданницы "маршрутки"
сквозь тощий сад, сорочьи шутки
туда, где тлеет фитилёк
трубы печной на низкой крыше.
Как измельчало всё вокруг!
Калитка тонко льстит:" Ах, друг,
ты стал значительней и выше".
Я улыбнусь, не помня зла –
её препон моим...

Закрадётся чуть слышно
печально ко мне на подушку
Непокорная, грустная,
честная память моя.
Тихо станет шептать
и советы давать, как подружка,
И мы с ней унесёмся
опять в дорогие края.

В те края, где в саду,
на скамейке уставшая мама,
Где над полем летит
переливистый голос отца.
…Это жизни кусочек,
из детства, несбыточный самый.
И моим возвращеньям,
наверно, не будет конца.

А когда я к утру
пролистну снова эту страницу,
Моя память, вздохнув,
мне помашет незримой...

Листая жизнь, смотрю на наши лица:
Как освещал их ясный небосвод...

В ней есть бесцветная альбомная страница
И девяносто чёрно-белый год,
Но оттого, что в мире чёрно-белом
Порой так трудно верить небесам
В их синеву над грязью, беспределом...
Свой цвет вне фото каждый выбрал сам.

Эти жёлтые листы,
эти жёлтые страницы...
Воплощаются пласты,
мыслей разных вереницы...

Расцарапанные в кровь,
перечёркнутые строки...
Перемолотые вновь,
жизни пройденной уроки.

Стерпит всё, что напишу,
типографская бумага...
В муках творческих рожу,
слово сказочного мага...

Не меняются листьев краски,
Как хотелось бы в эту осень.
В школе я не любил подсказки,
И мечтать до сих пор не бросил.
И когда по ночам не спится,
Погостить ко мне ходят звёзды,
Почему же твои ресницы
Так глядят на меня серьёзно?

Утро вечера мудренее,
Только кто же поверит в это?
Если ночь с каждым днём длиннее,
Значит вновь за порогом лето.
Ключевой бы воды напиться,
И смотреть, как шумят берёзы.
Почему же твои ресницы
Так глядят на меня серьёзно?

Моё сердце как поезд...

Самоцветы весеннего ветра
в усталых окнах.
Переворачивая
страницы вечера,
находишь заветную строчку –
глоток кофе
и мягкий табачный дым,
играющий
чешуёй дракона
в ручейках
приглушённого света.
Ночь,
проникая сном
под чёрные кровли,
превращается в ангела
полной луны.
До рассвета
листая
нотную грамоту звёзд,
слушаешь
северный блюз,
пока у порога
курит апрель,
и в приоткрытую дверь
вливается тень,
отброшенная
прозрачным узором берёз…