В космосе становится вдруг тесно

Когда в груди вдруг станет тесно,
Душе тревожно и светло,
Мы понимаем, жизнь – чудесна
И чувство новое пришло.

Из сердца звонкого, наружу,
Вперед себя толкая кровь,
Презрев палящий зной и стужу,
Живая вырвалась любовь.

Необъяснима, неподвластна,
Неугомонна, горяча,
Нас заставляет ежечасно
Рубить признания сплеча

Скупец становится транжирой,
Трус превратится в храбреца,
Невероятно, но способна,
Порой, исправить подлеца.

Мы, превращаясь в сумасшедших,
Не побоимся высоты...

Я - хозяйка в тесном доме,
Но живу впотьмах,
Пахарь-Свет зерно уронит
На моих полях

В дальних рощах пусто, голо,
Мокнет лист на пне,
Зимний гость, седой Никола
На пути ко мне.

Стукнув ставнем, вровень станет
Страстотерпный лик,
И приветливо заглянет
лубяной старик,

вдруг пахнет коровьим летом
из земных хором,
и зальется белым светом
потеплевший дом…


Обмелели норы рачьи,
Камушки на дне,
Рыбий царь, кряжистый Лаче
Машет гривой мне,

"Дочерей моих и деток,
Парень, не...

Однажды, в размышленье погруженный
я испытал желанье закурить,
и видел я: во мраке подсознанья
ехидный глаз зажегся, голова
змеиная из мрака проступила,
дразня меня раздвоем языка,
но размахнувшись, мощно я ударил
в прищурый глаз, и тут же, отделившись
от телесов, глава преобразилась
в подобье жабы
и ушла в глубины,
и вместе с тем желание исчезло….

Однажды, в размышленье погруженный,
почувствовал я в сердце чистоту,
и видел я: душа моя сидела
на каменной ступени; белым светом...

Не жду, не верю, не надеюсь
И зубы сжав пожму плечами.
Быть может, позже отогреюсь
Стеной дождей и звезд лучами.

Не обвиняю, не пророчу
И мстить по глупому не стану.
Суд справедливости отсрочу,
Но помнить, нет, не перестану.

Стихами боль свою укрою,
Не буду прошлого бояться.
Я душу космосу открою,
Ведь он не может притворяться.

Чего-то ждал, во что-то верил,
Где похоронены надежды?
Мне ангелы дадут у двери
Примерить белые одежды.

Рассеять мрак, нет в мире средства,
Все...

В жестокий зной укрылся Авраам
И медитировал среди дубрав тенистых:
Быть иль не быть обрезанным Богам?
Он спорил сам с собой за атеиста:

«Что обрезается - всего лишь плоть,
Какая б ни была она при этом.
Бескрайнен, бестелесен наш Господь,
Обряд сей - знак священного завета».

Сам Авраам обрезан был уже
И потому совсем не удивился,
Когда в сопровожденье двух мужей
Бог племенной внезапно появился.

Отвесил Авраам земной поклон
И за назойливость просил прощенье,
Обхаживал гостей...

Но едва Судья сняла
Мантию по смерти
И спокойно умерла -
Расшалились дети.

Стали в мерзкое играть
Вновь Израильтяне
И такое вытворять –
Лет на семь потянет.

Осерчал тогда Старик
На сынов в законе
И вкатил им семерик
Строгача на зоне.

Самым главным стал пахан
Из Мадианитов.
Предал Бог еврейский клан
В руки тех бандитов.

(По закону, господа,
Если не живётся,
По понятиям тогда
Париться придётся.)

Тяжела рука была
Новых оккупантов.
Вмиг исчезли со стола
Куры и купаты...

Мадианитяне, за что уж не ведаю
Так взъелся на вас, за какие дела
Господь племенной, что такого вы сделали,
Раз кровь в нём вскипела (когда бы была).

«Отмсти - Моисею сказал тёмной ночью Он -
За всех Израиля любимых сынов,
С дороги истории сбрось на обочину
Тех, кто не читает основы основ -

Талмуд и Галаху, Святое писание,
Кого покрывает Фигор-Вельзевул,
Тот самый, который абортом, сжиганием
На деторожденья процесс посягнул.

Достанут они, когда станут арабами,
Хасидов-сынов...

На каменных улицах – весна…
Кто-то чертит каблуками линии жизни,
На прохожих почти не смотрят дома,
Только равнодушие из окон сочится,
Дети лепят из снега последнего
крепость,
Столько б рвения взрослым лепить
счастье,
Покидают холоднее ветры город,
Что им
бетон,
кирпичи
и асфальты?
Солнце – не греет,
А фонарь без тени,
Звёзды – не видно почти,
И не нужно,
Чем незаметнее вечерняя прелесть,
Тем спокойнее
И без романтики лучше,
Чёрствое сердце, спросите?
Нежность...

Так мало мыслей нежных о тебе,
лишь иногда в туман проникнет чувство,
платком пуховым обернёт и мне
становится в своём пространстве грустно.

Куда-то жизнь ссыпается по дням.
В минутах счастья стрелкам стало тесно.
Я перестала плакать по ночам.
Ты согласись, наверно было б честно

совсем не помнить ни тебе, ни мне
кто чей был муж, и чья была невеста.
И как случилось, что в чужой судьбе
для нас с тобой вдруг оказалось место.

Уходит небо облаками прочь,
прочь в бесконечность от...

Уже на носу сорок первый,
Осталось каких-то семь дней,
А каждый ноябрь - будто первый
В унылой цепочке ночей.

И мыслям становится тесно
В седеющей вдруг голове.
Всё чаще к себе манит кресло
И тихий уют, без гостей.

Вся жизнь: вот она, на ладони,
Промчалась, что ключ журавлей.
Осталось о ней только помнить
И на ноги ставить детей.

А я ни о чём не жалею,
И так прожила бы опять.
Что Бога гневить, не болею,
Способна любить и страдать.

Одно бы всего изменила...