В комнате кровать

Три миллиона лет
В комнате ты одна,
Не согревает плед -
То не моя вина.
Я от тебя вдалеке,
Ветром пылят чужие поля.
Вертится на языке -
Милая ты моя.

Три миллиона зим
След твой не замели.
Белый мой лимузин -
Парусник на мели.
Я от тебя вдалеке,
Не для меня светит маяк.
Вертится на языке -
Милая ты моя.

Может быть, это любовь -
Встретиться невзначай,
Чтобы при встрече вновь
Тихо сказать прощай…
Я от тебя вдалеке,
Сердце твоё не для меня.
Вертится на языке -
Милая ты...

Черная вода ночи
медленно заполняла пространство комнаты.
Аромат ладана
оседал облачным призраком
в глазах сна.
Потусторонний свет луны
прорезал окна
тонкими лезвиями серебра.
Тяжелую тишину
разбавлял шелест ветвей
в напряжении ветра…
Здесь играли любовь
в застывшем театре
тени мертвых богов…
Он родился из смерти…
Он пришел из любви к холоду…
Его имя – благословение севера
и проклятие солнца…
Декабрь.

Забившись в самый дальний угол ночи,
Клубочком свёрнутое на софе,
Желанье пряталось в стихах меж строчек
И хрумкало согласными в строфе.

Грассирующе издавало звуки,
Рычало на чужих, вошедших в дом.
Кусался, лаял, не давался в руки
Желания смешной и милый ком.

Он что-то грыз в своём углу Вуглускром,
Едва ж оставшись в комнате пустой -
Скулил, спелёнутый в пространстве узком,
И в бешенстве носился сам не свой.

Он выл, визжал и рвал листы в блокноте,
С тоски себя куда не зная...

Бросая страницы в камин,
Смотрю на веселое пламя.
Теперь я остался один.
Один, только я и страданья.

На столе лишь застывшие свечи,
Бой часов в голове отдается,
В мыслях моих проносится вечность,
Наружу душа моя рвется.

Я думаю только о боли,
Сжигая в камине страницы.
Душа моя рвется на волю,
Без шанса назад возвратиться.

Мою комнату дым застилает,
Расползаясь тяжелым туманом.
Меня мысль лишь одна посещает,
Что все это осталось обманом.

Револьвер свой, сжимая взведенный...

Аарону с Моисеем
Иегова дал наказ:
«Этот месяц всех главнее,
Первым будет он у вас.

Укрепит народ он в вере,
Ускорение придаст.
А язычников потери -
Нам не горе, а балласт.

В этом месяце линяем
За граничную межу.
Дабы вас не ущемляли,
Сам за этим прослежу.

Час отбытья от причала
Передаст с небес гонец,
В нём конец того начала,
Где прервется, наконец,

Цепь египетских страданий...
Страж сведёт вас до земли,
Где вы, пыль стряхнув с сандалий,
Молочка б испить смогли...

Некто из сынов Вениамина,
Имя его Кис, в округе жил.
Знатный человек, имел скотину
Он в достатке и красавца сына.
Вот уж кого Бог не обделил

Ни лицом, сложением, ни ростом.
С ним сравниться – залезай на стул.
Закурить попросит папиросу –
Отдадут всю пачку без вопросов.
Вот таким был Кисин сын Саул.

Как-то раз ослицы у папаши
Загуляли, не вернулись в хлев.
Сына шлёт отец искать пропавших
Тех ослиц, слугу Саулу давши,
Пастухов за ту пропажу взгрев.

И пошёл сын на гору Ефрема...

В строчках песни забытой таилась душа виновато,
Мы готовы к отплытью, стоим на перроне и ждем.
И в минуту прощанье, уносится память куда-то,
В тот заветный наш сквер, где остались вдвоем под дождем.

Дождь шуршал и дарил, нам какие-то, знаю, секреты,
В этой пропасти сфер затаилось чудовище снова,
В строчках песни забытой осталась душа до рассвета,
И отчаянный мальчик, растерян он был и взволнован.

Отчего это вновь вспоминается мне на прощанье,
Прорывается дождь сквозь снежинок и слез...

Я в Е-мейле занимаю
Очередь в Ваш ноутбук,
Через время обнимаю
Вас насколько хватит рук.

В мир высокого искусства
К вам не докричишься, мисс.
И в тоске вздыхаю грустно -
Почему я не горнист?

В звук хочу я воплотиться,
Облетая города,
Перед вашим домом птицей
С криком сесть на провода

И застыть ключом скрипичным,
Появиться у дверей
Вашей комнаты античной
С фортепьяно древним в ней.

Стоит наклониться слишком
К вашим клавишам, мадам,
Получить от пьяно крышкой
Очень можно...

«Мы слишком разные» - диагноз этих дней,
Болезнь эпохи ли? в обличии старухи –
Седой разлучницы с манерами от шлюхи,
Чей облик кажется от горечи светлей.

«Мы слишком разные» - диагноз этих дней,
Всё чаще слышимый заместо оплеухи…
«Мы слишком разные»… и даже потаскухи
Порой нам кажутся чуть, малость, но родней.

«Мы слишком разные» - диагноз наших дней…
Не потому ли мы, не оттого ль мы глухи,
Что в этой комнате всё чаще ходят слухи,
А боль и радость, знаешь, выискать трудней?

Буравит ведра дрель чудная,
Язвочки дырочек в стене,
Я вышел что бы пробудиться,
От пойла спящего во мне.

А дрель рыча не замечает,
Мой пьяный стон и крики нот,
Своих соседей оглушая,
Она им свой песняк поет.

Соседи выключить желают
Ее кнопарик надавить,
О бедные-они не знают,
Дрель автономно может жить.

По комнатам летает дрелька,
Жужжит и весело шалит,
С ней подружился наш Андрейка,
Он также как она рычит.

И их песняк огромный хит,
Гремит по радио...