Улицы

К обеду солнечный всплеск улицы был вымерен циркулем его ног,
Он ждал ее у выхода из метро и часто курил,
Когда в идеальной сфере непроходимого перегара и жалких тревог
На нее обрушился идеально выбритый господин.
Во время падения она считала вслух все ступени.
Упираясь лицом в ее живот, мужчина ругался матом.
Как это и бывает на них даже не посмотрели,
Отдаляясь от лишних проблем быстрым шагом.
Всю юность, она бегала в ванну, когда было больно,
И тихо себе рыдала, под льющийся шум воды...

Нанёс тонкой кистью узоры затейливо:
Звёзды рассыпаны, еловые лапы...
Радугой жизни застыло мгновение...
Автор расцветил творенье закатом!

Алой опушкой подёрнуты крыши.
Чистой водой сверкают брильянты.
Солнце коснулось лучом своим рыжим,
Словно прощаясь с нами до завтра...

Воздух наполнен чудес ожиданием.
Все опустели белые улицы.
Ветер колышет звоны хрустальные.
И почему так сердце волнуется?..

Дыхание
Индифферентнее, безучастнее,
Как русло реки.
Золотые прутья впустят
Глоток неба,
Обезображенного
Зимним дождем.
Ожидание благословения ночи,
Горькой кофейной гущи,
Чтобы уйти за пределы видимости.
Вчувствование в пустоту дороги.


2

Заметает белым шелком, белой сыпью,
Белой резью
Лабиринты, отпечатки, мысли-формы
Прошлогодних сновидений.
Переезды, переезды,
Эпизоды, эпизоды,
Бесполезность
Страхов, боли,
Многоточия и слова,
Только звезды, только звезды...

Серая крыша. Дом под горою.
Там за рекой заливные луга.
Радостно видеть мне снова, не скрою,
Эти родимые сердцу места.

Долго смотрю в эти милые дали,
Памятью годы, отбросив назад.
Все вдруг открылось перед глазами,
Все, что здесь было 60 лет назад.

В дальнем просторе затон, пароходы.
А вдоль реки лес огромный, густой.
Здесь две красавицы слившись в объятия
Всех восхищают своей красотой.

Сверху все видно мне, как на ладони:
Улицы, домики, даже родник.
Вот сельсовет, вот родная...

Бледно-снежный придорожный блюз в растворе окаменевших обочин.
Небо, вздыхающее сырым агатом ноздрей африканского буйвола.
Плющ проводов, гематомы фар – солянка вечернего почерка
Городского движения. Шум, ручьями обветренных губ,
Шум, проникающий в самое сердце желанья немого пространства.
Пластик оконных зрачков слезоточит одомашненным солнцем.
Пружина людского потока разжата. Голодной пастью
реклама съедает тонкую грань вниманья. Ветер бесхозный
лижет подщечной лица, ждущие теплого...

На расстоянии стираются все грани,
На расстоянии стираются отличия.
И забываем мы друзей на расстоянии,
Не пишем, и звоним лишь для приличия.
Мы улицы и города меняли,
Бывало даже страны иногда...
Те нити, что сердца соединяли,
Оборваны, как в бурю провода.
Но "свято место пусто не бывает"-
И появлялись новые друзья.
О старых мы не сразу забывали-
(Хотя бы в этом упрекнуть себя нельзя)
По зову сердца частые звонки
Сменились соблюденьем этикета,
А новогодних елок огоньки
Не...

Свет одинокого фонаря.
На улицы метет пурга.
Дорога, дорога, дорога.
Жизнь не по мерено жестока.

Ещё кругом ночная мгла.
Ещё так рано в мире,
Что звёздам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
Ещё кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрёстка до угла,
И до рассвета и тепла
Ещё тысячелетье.
Ещё земля голым-гола,
И ей ночами не в чём
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит...

Ложился снега холодный пласт
На улицы и дома,
И, как молитву, ты пела: нас
Не остуди зима…
Катились мерно минуты прочь,
Считая чужие сны,
А из окошка глядели в ночь
Двое среди зимы…

Бесилась вьюга, кружа и злясь,
Черней становилась тьма,
А я повторял за тобою: нас
Не остуди зима…
Звезда блеснула, сорвавшись вниз,
Из вечности – в никуда,
Оставив на фото короткий миг:
Двое - в виньетке льда…

Люди верят, как прежде, в Прошлое,
Настоящее упустив естественно!
Вопрошают "Явленья Истории"
О великой их со-причастности:
- «Ты - Спаситель?! Неужто?! Разве ли?
Вот Иисус, - так тот точно был!
Будда был! И Саровский был!..
Ты ж, наглец, для нас - оскорбителен,
Со своею теорией жизненной!
Ты ж - сын плотника, всем известного,
Безымянный бедняк с нашей улицы,
Рос у нас на глазах,
С детворой «гурьбил»
И совсем не похож был на ангела!
В безобразное время данное
Все пропали живые...