Улицы

Серые мысли и серые кошки бегут по пути.
Серые люди с глупыми лицами морщатся.
Им по серой дороге в пустоту полумрака идти.
Их зонты, как грибы по дождю, топорщатся.
Скучные улицы. Серый кирпич и бетон.
Веками испорченный времени капает ход
На кривые эмоции и черепа серый картон.
Ползёт, словно серая тень по углу пешеход.
Все люди во тьме – лишь тень без движенья.
Рассыплются за день и за ночь в прах.
И как исказилось моё отраженье
В бездумных глазах их – кривых зеркалах.
Так...

вселенная
размером с пиксель
переменила цвет


* * *
на плачущей скрипке
лопнули все струны
кроме последней

и ее черед
настанет


ОДИН К БЕСКОНЕЧНОСТИ

я – нечто.
и поэтому – ничто.
ибо пропорция соотношения
со вселенной =
один к бесконечности.


* * *
амбарная мышь
забралась в мешок с крупой
эх жить-поживать!


TOP SECRET

старательно скрываю ото всех
свое маленькое пугливое «я»
ведь это оно во всем виновато


* * *
смотрюсь
в лист бумаги
как в бездну...

Когда улицы становятся чёрными реками,
А дома короблями пиратскими
Я закрою глаза усталыми веками,
Чтоб не видеть пейзажи адские.
И накрывшись тяжёлым таким и жарким
Одеялом, что душит меня
Я пойму какой мир одинокий и жалкий,
Ведь с пиратского и я корабля.
И на адских пейзажах страшных,
Не струится где крови подобно свет
Я увижу как мир одинокий и жалкий,
Чуть размытый сой силуэт.

Январь, разряженные елки.
Как расфуфыренные снегири
игрушки на иголках колких,
аляповат на дед-морозе грим,
снегурочка с косой из ниток,
шубейка – блекло-выцветший эпонж,
осколки от бутылок битых –
на них танцует полупьяный бомж.
Угомонившись на рассвете,
спит площадь, улицы, бездомный кот,
спят ждущие подарков дети,
дождь моросит… Ну, здравствуй, новый год!

Весна наступит скоро,
Дождями покроет улицы города.
Я к тебе на коленях склоняюсь,
Но все равно держу голову гордо.
Я не знаю что мне делать,
Словно нож держу у горла.
Только надо ли жертвовать,
Отдаваться всему Голоду....

Пускай небо плачет холодным дождём,
Пускай вспоминает почаще о нём,
Пускай оно плачет, как плачет весна,
Пускай умерает...., но только не я...

Пускай эти листья, в холодном огне,
Протянут мне руку - согреют во сне,
Но сон мне нарушить не смогут они,
Они - это призрак, они так черствы...

И руки, и кожа, и мысли, стихи - всё стало иначе,
Другие статьи...
Другие бульвары, и улицы эти,
И люди иначе бегут в эстафете...

А я не бегу - я уже прибежал,
И в сердце моём тот печальный...

Никакой романтики в Петербурге уже не осталось…
Серое небо, серые люди, разочарование, сплин и усталость.
Все продано, пропито, выжжено, завешано воплем рекламы.
И город прячет глаза воровато в подъезды, в помойки, в подвалы.

Очищены мэрией улицы от музыкантов, художников, нищих.
Но стало ли лучше прогуливаться? Что ни шаг – плати, дружок, тыщу.
А люди спешат раздраженные, толкутся в вагонах метро.
И давят прохожих водители – цинично, как глупых ворон.

Бездарность построек окраин...

Вечер распахнулся веером сиреневым,
сумерки навеяв на Москву осеннюю.
Суматошный город тихо засыпает:
улицы пустеют, звуки замирают.

Шепчутся чуть слышно на деревьях листья.
Им бы поскорее с сумерками слиться,
чтоб от глаз нескромных, городских укрыться,
чтобы до рассвета чутким сном забыться
и не слышать визга тормозов машинных,
выкриков клаксонов бешеных, звериных,
топота прохожих, грохота трамваев…

Листья засыпают, листья опадают.

Не страшен Канала лук,
А улицы тетива
Звенит в поцелуе двух...
И не нужны слова...

Пускай на короткий миг,
Но вместе мы - Я и Вы...
И колокол не звонит...
И улыбаются львы!...

Пустынны улицы, по ним гуляет ветер.
Он одинок, наверно, как и я.
И ищет он пристанище на свете,
Не может средь дорог найти себя.

Цепляясь крыльями своими, он за ветви,
Пытается взлететь так высоко.
Он хочет докоснуться к небу
И улететь с земли же далеко.

Дышать мешают боль и ожиданье
Того, чего ты не увидишь никогда,
Но бесконечность одиночества – страданье
И с ним земные горести останутся всегда.

В отчаянье он в окна бьет, разбрасывая слезы,
От этого на стеклах капельки...