Улица Фомичевой

Жила собака возле дома,
Жила без друга, без заботы.
Она любила всех людей,
Не обходились плохо с ней,
Ни взрослые, ни дети…
Она любила всех на свете!
Но кто-то обошелся плохо,
Выбросив на улицу жестоко,
В щенячьем возрасте, беднягу…
Она простила всех и сразу!
Жила на улице, одна,
Ее все гнали со двора,
А она всех, всех прощав,
Уходила хвост поджав.
В нее кидали все камнями,
Не зная как, тяжело бывает днями,
Переносить обиды и невзгоды,
Переживать капризы сей природы!
Она жила...

Это было той ночью торжественной,
Когда вальс затуманил нам головы
И счастливые до сумасшествия
Мы кружились по сонному городу.

Тихо падали листья осенние
Подчиняясь чуть слышной мелодии
И шептались друг с другом растения
О любви красоте и о Родине.

Всюду флаги на зданиях жестами
Что -то ветру пытались доказывать...
Ты была удивительно женственной,
Ты была необычной и сказочной.

Ты была удивительно солнечной
И пришлось постоянно мне жмуриться.
Может это подарок...

Вы, наверное, улыбнулись:
Не письмо, а словесный город.
Лабиринты чернильных улиц
Появились пред Вашим взором.

Вас прошу совершить прогулку
Я по городу на бумаге.
Погуляйте по переулкам,
Загляните в универмаги.

Ждет Вас Площадь моих мечтаний
Как большую ,большую гостью,
В Парке Нежности вглубь фонтана
Вы монетку на счастье бросьте.

Если будете в настроении,
Побывайте в Театре Шуток.
Все артисты в нем с нетерпением
Ждут Вас круглое время суток.

А теперь основная новость...

Меня попросили повести хороший день
Думать о хорошем и не знать что такое лень
Я так и сделал, встал рано по утру
Сходил поел и решил пойти погулять.
На улице было холодно, но все же я стерпел
Пошел тихонько туда, куда я идти и не хотел
Увидел красивое зрелище там было большое застолье
Прекрасные дамы смеялись и вокруг большое раздолье.
Меня пригласили к их большому столу
Я сел не подумав о том
Что на улице сейчас холодрыга
И загребал еду своим ртом.
Чем больше я кушал тем больше...

Дождь в лицо, холодные капли,
Ртутный столб повышен немного,
Ливень прохожих рубит саблями,
Тучи в огне, в воде дорога,
Молнии бьют по железным прутьям,
И если смотреть с небоскреба, пытаясь,
Люди плывут, как шарики ртути,
То разбегаясь, а то сближаясь,

Еду в машине, стекло открыто,
Высунул руку, ловлю бурю,
То, о чем думал, уже забыто,
Хоть и не хочется, а брови хмурю,
Шины скользят, метаются дети,
Чтобы не сбить, торможу то и дело,
Незнакомая девушка, слышь, приветик,
Давай...

Напившись болью, изувечив себя стыдом,
Вгрызаюсь в человеческое месиво московских улиц.
Круговерть из недобрых, холодных, закрытых лиц
засасывает –
сбивает –
сминает –
растворяет.
Это так страшно – быть
поглощенной,
погребенной,
стертой с лица земли
толпой!
Но я не могу больше прятать свой страх
за толстой кирпичной стеной комфортабельной
квартиры из трех комнат и раздельного
сан-
узла!

Ты ушел, убежал и, боюсь, навсегда
стал частью московских запруженных улиц...

Ветер по улицам скитается один,
Он, как и я, никем не любим.
Он одинок, как и я в этот вечер,
Ветер ну где же ты? Жду ведь я встречи!
Ветер мой друг, мой брат, мой отец,
Ветер приносит страданьям конец.
Ветер ласкает мне волосы нежно,
Что-то мне шепчет… так тихо, небрежно…
Он согревает прохладой мне душу,
В час, когда нужен мне, очень мне нужен!
Он раздувает пламя любви,
И заметает печали следы.
Ангел Хранитель он мой на века!
Ветер, ну где же ты жду я тебя!
Жду, как воды ждёт...

Жила-была злая Собака.
Рычала она и кусалась.
И все разбегались от страха,
Как только она появлялась.

В подвале жила, без окошек.
Внезапно во двор выбегая,
Пугала прохожих и кошек,
Хрипя, от надрывного лая.

С большими бродячими псами
Вступала не раз в перепалку.
И в поисках пищи, часами,
Могла она рыскать по свалкам.

Хозяин ее - слесарь бывший,
Отдавший заводу полвека,
Теперь же, был попросту нищий,
Хромой одинокий калека.

Ходил он с трудом, задыхаясь.
И пил, напивался...

Какие закатывал вторники
батоно Цурцумия Торникэ
под старым тутовым деревом
за кромкой асфальта серого.
Внимала там музыке разной
вся улица Махарадзе.

Зурна, как вдова безутешная,
тоску наводила кромешную,
и сердце сжималось у всякого,
когда она яростно плакала,
ревела ревмя без стесненья -
Божьим благословеньем.

Чонгури, дудуки старинные
в нас чувства будили глубинные.
Те песни, тогда прозвучавшие,
теперь вспоминаю все чаще я -
как властно врывались в квартиры
мелодии...

Кружиться или лопнет ?
Боится или ранит ?
Нет, он не убедился,
Что в этом мире пропасти бывают.

Вот на часах уж безвести когда-то,
Вот солнце превратилось в преисподню,
Вот огненные тучи призывают,
Меня уйти в заснеженные ночи,

Сигнал, крушит мои закрытые ворота,
Аврал мне шлёт помятые штрих-коды,
И где-то там звучит последней песни кода,
И рота умирает у крыльца.

А где-то в тёмно-синей дали,
Поёт баллады грустный рыцарь,
И эпитафии уж врубленны в граниты,
И анаграммы...