Уходящие дни

Опять свет дня притушит вечер,
Уже не свет, ещё не тьма.
И Путь не видно ещё Млечный,
Но светят окнами дома.

Зари заката алость гуще,
Став, багровеет полосой.
Ночь потихоньку её тушит,
Вползая в мир наш темнотой.

Душе приятные мгновенья,
Дня уходящего шлёт час.
Труда в нём было напряженье,
И отдых ждёт теперь всех нас.

И зной дня летнего прохладой,
Уж скоро сменится ночной.
За труд дневной нас ждёт наградой,
Сна долгожданного покой.

Опять свет дня притушит вечер,
Ещё не...

Жаль... уходящее мне лето...
Мне жаль... отцветшие сады.
И этот запах на рассвете...
От свежевскошенной травы.

Вновь птицы в стаи соберутся...
Чтоб снова улететь на Юг.
Но по весне они вернутся...
На крыльях лето принесут.

Уж скоро осень на пороге...
Кидаться листьями начнёт.
Устроит карнавал в природе...
И королевой к нам войдёт.

Ах осень... осень... ты прекрасна...
Но сколько грусти раздаёшь.
В своих осенних... ярких красках...
Печаль ушедшего несёшь.

Однажды... птицы...

Осень. Воскресный вечер.
Луна покрывается хромистым льдом.
Сумрак глаз отзывается
самым глубоким молчанием.
Венецианским стеклом
играют свежие лужи,
вдыхая фонарный дым,
и бледное
заиндевевшее облако
напоминает огарок свечи,
оставшейся
от нашей последней встречи.
Я подношу чашку чая к губам,
словно беглый глоток
уходящего лета.
Настольная лампа
отсвечивает
желтизной опустевших аллей.
Камушком, брошенным в озеро,
в молчащее сердце летит
осколок луны,
и рана становится...

Рвет листву с досады вольный ветер:
знает, что придется на рассвете
улететь туда, в лесные чащи,
вслед за темной ночкой, уходящей;
знает, что пора ему прощаться
с кружевом ночных иллюминаций,
с городским навязчивым уютом,
с суетою улиц многолюдных;
знает и досадует на это,
и часы считает до рассвета,
и с досады рвет листву с деревьев.
Надоели вечные кочевья!

Сквозь сутолоку праздных дней
Год уходящий провожаем,
Средь неродных календарей
«Мартышкин» трон мы привечаем...

А где по символам, своё,
Где сердцу близкое поверье?
Все под экзотики «враньё»
Перед чужой склонились дверью…

Перун, Индрик, Единорог* ,
Не чужеземные скотины…
У нас есть свой, славянский Бог -
Своя концепция доктрины!

Владимир Зайченко
================


*Перун, Индрик, Единорог (24 декабря – 20 января)
Бог Перун - самый старый и величественный в пантеоне...

Жил маленький мальчик на свете.
Он слеп от рождения был.
Играть, как ровесники-дети,
Во всякие игры любил.

Конечно, не всё удавалось,
(Слепой, не сыграет в футбол)
От доли, которой досталась,
Наш мальчик, отнюдь, не был зол…

И не по годам слыл он мудрым…
Вот, как-то, был случай такой --
Гулял по базару он с другом.
А друг -- мальчуган озорной.

Чего на базаре им надо?
Об этом любой бы спросил.
Огромную ветвь винограда,
Мальцам, кто-то вдруг подарил.

Делить, меж собою...

Любимый образ лишь иногда во сне я вижу,
Но сон – полночный бред и призрачный туман,
Который, уходя в огонь рассвета, свечой растает
И исчезнет в никуда, как с неба павшая звезда.

С уходящим сном в лучах рассвета
Растворится и Любимый образ,
Оставив в памяти осадок горький,
Осколком в сердце затаится…

Осенним хмурым и дождливым утром
Я вновь проснусь поломано-разбитым
И будто бы глухим от несбыточной мечты.
И снова буду сутки коротать в ожидании снов.

Горит огонь вечернего заката,
А синий вечер входит в золото ночи.
Угрюмый лес окутан дымкой,
Что разлилась густым туманом.

Вдали шумит пенным течением река
И заливаются соловьи полночной трелью,
Мелодию тоски и грусти напевая,
Которые навеяны уходящею любовью.

Из глубины истерзанной души
Тревожно боль стучит по сердцу,
Напоминая о тебе, пока еще любимой,
Но уже далекой и чужой и, к сожаленью, не моей.

На голой осенней равнине
средь разнокалиберных пней
стою по колено в дернине
в сплетении крепких корней.

Залётные стаи поплыли.

Снопами набухло жнивьё.

Опавшие листья открыли
корявое тело моё.

Вечерние ветры играют
в моих узловатых ветвях.

Рубином закат догорает
в кристально-укромных ручьях.

Холодные тучи коробят
лучи уходящего дня…

А дятлы всё дОлбят и дОлбят
в дубовый затылок меня.

27 – 01 – 16

В уходящем сумраке фиолетовой ночи
Зальется легкой позолотой алая заря.
Загорятся светлячки в кустах зеленым янтарем,
А теплый ветер закружится в шорохе листвы.

А ты играешь в полутемном зале на рояле
Горькую мелодию любви, что кроткою была.
А грусть мелодии любви в печальной осени
Споет про боль щемящую ушедших чувств.